Реформа и прогноз

Реформа и прогноз

Очевидно, идеалом должна быть такая реформа, которая, с одной стороны, обеспечивала бы реализацию назревших в обществе целей, сложившихся потребностей, а с другой стороны, могла бы в силу своей обоснованности быть положена в основу прогноза. Промежуточный характер ситуации, в которую попала страна, означает, что в основе реформы не может и не должна лежать альтернатива инверсионного типа, исключающая всякие полутени: либо рынок, либо административная система. Инверсионный подход хорош в логике, где он дает общеметодологическую основу для последующего конкретного анализа социокультурных процессов, но не как непосредственная модель решения реальных сложных проблем. Каждое общество имеет свой рынок, отличный от всех других. Более того, динамика любого общества включает и изменение места и значимости рынка в обществе. Реальная экономическая реформа может иметь шансы на успех, если пойдет по пути поиска меры между логическими крайностями. Господство в обществе дорыночных, натуральных отношений не исключает возможности ограниченной сферы рыночных отношений. Они могут быть ограничены запретом на изменения исторически сложившихся отношений (например, патриархальных, дружеских, трудовых), которые могут быть вызваны ростом торговли, потребностями в новых видах производства и т. д. [28]

Необходима разработка маршрута изменения рыночных отношений, включающего возможность маневра, отступления, учета исторически сложившихся циклов, альтернатив. Это методологическое условие предотвращения опасности быстрого или медленного превращения реформы в контрреформу. Поиск меры, по сути, есть поиск альтернатив. Постоянная работа над альтернативными вариантами на случай провалов и неудач реформы является жизненной необходимостью.

Эта мера должна воплотиться в тонкую и сложную политику, чтобы пройти между Сциллой и Харибдой двух грозных опасностей: между деградацией от подавления инициативы и ростом массового дискомфортного состояния в результате укрепления элитарного рынка, тесно связанного с удушающим наступлением монополий.

Эта мера должна пролегать на грани умеренного и развитого утилитаризма, на грани поддержки имеющихся в обществе реальных рыночных сил, частной инициативы и соответствующих ограничений монополии на дефицит.

Проблема эффективной реформы не сводится к построению некоего хитроумного плана в рамках сложившихся представлений, до комбинации которых наконец додумалась какая–то умная голова. Проблема упирается в необходимость коренных сдвигов в самом подходе к способу решения проблем, в конечном итоге, качественных сдвигов менталитета. Необходимо прежде всего мышление, нацеленное на преодоление хромающих решений. Необходимо мышление, которое преодолевало бы представление, что человек в обществе имеет дело с простыми процессами. Необходимо развивать методику разрешения проблем крайне сложных объектов. Например, проблем развития больших городов как систем большой сложности [29].

Большой город — частный случай ситуации, в которой находится наше общество в целом. Неразвитая система принятия решений неизбежно приводит к социальной патологии в возрастающих масштабах. Очевидно, необходимо хорошо знать запреты, налагаемые спецификой системы, так как их нарушение вызывает нарастающую дезорганизацию общества. В качестве примера таких запретов можно указать на невозможность существования общества, обеспечивающего массовую потребность в росте потребления благ и одновременно отстающего в своих потребностях в росте соответствующего производства, на невозможность существования общества, стремящегося к росту и развитию на основе дорыночного хозяйства, на несовместимость господства системы хромающих решений и механизмов прогрессивного развития общества и т. д. Без исследований в этой области невозможно понять, что с нами происходит.

Важнейшим, достаточно простым, даже элементарным требованием к реформе должна быть ее обоснованность историческим опытом, превращение его в предмет исследования и критики. Например, невозможно реформировать сельское хозяйство, если не знать, что в Московской Руси правительству часто приходилось прибегать к принудительному распределению хлеба: «Чтобы всяких чинов люд изо всех Понизовых и Украинских городов всякий хлеб везли к Москве и на Москве продавали мерного ценою не из больших прибытков». Не исключалась и конфискация. Например, в одном указе говорилось: «И мы, Великий Государь, указали и бояре наши приговорили: для нынешние хлебные торговли и для прокормления служилых и всяких скудных людей… взять стрелецкий хлеб и из того сборного хлеба дать… наше годовое хлебное жалование» [30]. Вся последующая история изживала эти механизмы, чтобы через хромающие решения вновь к ним вернуться. Налицо застарелый раскол между городом и деревней, и сегодня представляющий собой осевую проблему. Исследования показывают, что «почти по всем позициям горожане и селяне противостоят друг другу. Особенно выразительными становятся различия, когда речь заходит о поисках путей выхода из кризиса» [31]. Сельское хозяйство выступает как система естественных монополий на дефицит, пытающихся усилить свою монополию в борьбе с другими монополиями.

Попытка свести реформу к некоторому конструктивному решению, нацеленному на наведение порядка в той форме, как эта задача представляется в сегодняшней повседневности, в отрыве от накопленного исторического опыта невозможна. Замысел реформы начинается с критики повседневности (например, нехватки продуктов, повсеместных очередей, несправедливости и т. д.). Однако реально реформа является не только и не столько критикой этой повседневности, но и критикой накопленного исторического опыта. История всегда с нами. Она существует в программе наших повседневных действий, которые мы можем не рефлектировать. Но тем не менее инерция исторического опыта диктует нам поступки, действия, пока мы не согласились изменить программу поведения, воспроизводства.

Трудность реформы в России объясняется расколотостью исторического опыта между традиционализмом, усеченным либерализмом и утилитаризмом, между их воспроизводственными программами. Специфика России в том, что ни одна из этих программ не смогла стать основой для выхода из кризиса, и это вновь и вновь создавало неопределенность дальнейшей динамики страны.

Если государство стремится бросить всю силу своей власти и авторитета на усиление значимости движения к либеральной цивилизации, то, следовательно, оно должно облечь свои решения в правовую форму. Вместе с тем невозможно надеяться на то, что систему господства монополии на дефицит можно единовременно уничтожить путем законодательного запрета. Невозможно также рассчитывать, что, обеспечив этим монополиям свободу, стихийная самоорганизация в обществе установит хозяйственный порядок. В борьбе с монополией на дефицит государство должно облечь свои действия в юридическую форму, т. е. создать систему законодательства, которую общество способно реально воплощать в жизнь, направляя ее прежде всего на поддержку массовой частной инициативы, мелких предпринимателей, ремесленников, кустарей, фермеров, их объединений. Возможности государства обеспечивать воплощение своих законов не безграничны. Поэтому в каждый момент времени государство должно стремиться не к абсолютной победе, например, к полному и единовременному уничтожению монополий на дефицит, но к установлению определенных рамок для них, соразмерных со своей способностью реально держать монополии в этих рамках. При этом никогда нельзя забывать, что успехи в борьбе против монополий на дефицит в конечном итоге определяются не самой административной властью, но способностью общества заместить функции монополии на дефицит иными механизмами, т. е. рынком, конкуренцией. В противном случае борьба государства с монополиями, которые растут из каждой клеточки общества, бесперспективна. В этом случае неизбежно, независимо от намерений людей борьба против монополии на дефицит фактически будет борьбой между собой ее разных форм и уровней.

Поиск меры между полюсами при проектировании и воплощении реформы должен выступать в разных формах. В попытках найти меру между развитием рынка и сохранением исторически сложившихся монополий на дефицит необходимо, очевидно, фокусировать внимание на развитии тех форм рынка, которые в сложных и хаотических условиях современной разрухи оказываются менее задействованы в сложной системе хозяйственных отношений. Это прежде всего торговля, добыча сырья, сельское хозяйство. Это мелкий бизнес, малые предприятия. Необходимо всеми силами избегать того пути развития промышленности, который начался задолго до конца первого периода, до 1917 года, — развития монополистического производства, подавляющего кустарей, ремесленников, мелкое производство, т. е. массовую почвенную инициативу, что, без сомнения, сыграло роковую роль в хозяйственном развитии страны.

Абстрактный подход к реформам порождает глобальные инверсионные тенденции. Реальные возможности, однако, лежат в другой плоскости, хотя они и не отвечают массовым экспектациям очередного чуда. Государство не может одним ударом уничтожить монополию на дефицит, так как сила исторической инерции несоизмеримо велика по сравнению с силами чиновников. Государство в поддержке мелкого бизнеса стоит перед трудной задачей несоизмеримости политического давления на власть мелкого бизнеса и монополии на дефицит. Сегодня рост малых предприятий явно замедлился, так как, наряду с другими причинами, возросла необходимая сумма первоначального капитала. Это крайне неблагоприятный симптом, который стимулирует прогноз последующей динамики прежде всего как битвы монополий при слабом росте рыночных сил.

Важнейшая проблема реформы заключается в том, что в реальности российского хозяйства переплетены, перепутаны два взаимоисключающих принципа, связанные с двумя цивилизациями. Реформа практически мыслится как очищение общества от одного из цивилизационных компонентов и развитие другого. Между тем формирование всей социокультурной жизни общества на протяжении всей истории происходило под постоянным воздействием раскола. Значит, одними абстрактными методами (например, воздействием финансовой системы) разделение этих элементов немыслимо, так как эти принципы заглублены в повседневную деятельность. Существует точка зрения, что необходимо избрать метод рыночной реорганизации. Государство само должно было «конструировать» национальный рынок, преобразуя планово–распределительные структуры управления во вспомогательные структуры конкурентного рынка [32].

Гибкое лавирование — трудный путь. Оно лишено тупой прямолинейности и однозначности. Оно не обещает чуда и требует от власти сложных решений, способных не только прямолинейно вести к цели (возможно, утопической), но и манипулировать вариантами, искать обходные пути и т. д. Это путь медиации. Это очень трудно в обществе, где от реформы требуют простоты, быстрого спасения и последовательности. Быстрота в сочетании с якобы простотой победы утопизма над реальными возможностями общества лежала в основе торжества большевизма. Последовательность же в расколотом обществе, где любое значимое решение немедленно вызывает активизацию противоположных стремлений, — трудно достижимый идеал. Общество может отойти от края пропасти лишь через способность принимать решения, которые по своей сложности и глубине подымаются до уровня сложности самого общества, его проблем.

Удача реформы означала бы успех в движении к либеральной суперцивилизации, формирование ее важных элементов. Неудача реформы означала бы сохранение общества в состоянии промежуточности, неспособности выхода за ее рамки, еще одно проявление слабой способности общества формировать перспективную альтернативу.

Как это ни странно, но сегодня, быть может, важнее не то, какие именно меры предлагают и пытаются реализовать реформаторы (так как каждая из них в условиях господства хромающих решений рискует превратиться в свою противоположность), но изменение метода подхода к реформе. Пока еще не выявилось достаточно явных элементов, свидетельствующих о том, что реформаторская деятельность привела или приведет в ближайшее время к значимому развитию рынка. Элементы рынка в стране и сегодня воплощены в толпе перекупщиков, заполонивших тротуары около метро и магазинов, перепродавая все, что им удалось достать раньше других. Возможно, эти толкучки — необходимый элемент развития рынка, и здесь формируются будущие бизнесмены. Но сегодня невозможно надеяться, что финансовые манипуляции правительства приведут к торжеству рыночного хозяйства. Современная хозяйственная ситуация не сводится к борьбе рынка и дорыночных отношений. Банкротство государства как высшего держателя дефицита вынудило его переложить расходы по содержанию общества на держателей дефицита низших уровней, на само общество в той степени, в какой это возможно, пытаясь одновременно сохранить доступ большинства к некоторой пайке. Это открывает путь для борьбы друг с другом разных форм монополии на дефицит, осложняемой существованием на заднем плане элементов рыночных отношений. Ожесточенного столкновения следует ожидать между промышленными и аграрными монополиями. Их попытка договориться о взаимоприемлемых ценах не имеет шансов воплотиться в устойчивое согласие. Оно будет постоянно нарушаться, обходиться прямо или косвенно обеими сторонами. Крестьян всегда будут не удовлетворять цены на промышленную продукцию, которые будут для них слишком велики из–за низких доходов. Попытка же увеличить доходы сельского хозяйства за счет роста цен на его продукцию будет неизбежно делать эту продукцию неподъемной для горожан из–за огромных издержек сельскохозяйственного производства и его низкой производительности. Впрочем, массовый импорт продовольствия может изменить ситуацию. Следует ожидать, что общество будет искать выход прежде всего в борьбе разных монополий за дотации, а власть судорожно искать средства для них, и не в последнюю очередь — в инфляции. Именно сейчас военно–промышленный комплекс и получил такую дотацию в значительных размерах. Курьез в том, что это делает то же самое правительство, которое поставило своей целью погрузить общество в рынок.

Борьба за дотации и против них, вокруг их распределения — важнейший элемент хозяйственной и политической жизни.

Правительство вынуждено в процессе нарастания массового разочарования отступать, вести политику хромающих решений, проводить две взаимоисключающие, взаиморазрушающие друг друга политики одновременно. Налицо попытка одновременно жать на газ и на тормоз. Правительство пытается лавировать между разными типами монополий на дефицит, пытаясь сохранить некоторое равновесие между ними, выиграть время в надежде, что заработают рыночные механизмы, что те, кто требует новых дотаций, каким–то образом повысят эффективность своего производства, освободят власть от необходимости дотаций и будут стоять на собственных ногах. Если оставить элементы маниловщины, то практически эта ситуация объективно будет толкать высшее руководство (вопреки собственной философии или в соответствии с ней) к тому, чтобы восстановить, хотя бы частично, свое положение как держателя дефицита. В противном случае оно окажется беспомощным перед лицом битвы гигантов за ресурсы при ограниченной способности воспроизводить последние на приемлемых для общества условиях. Следует иметь в виду, что в этой борьбе монополий за дефицит речь идет о самом существовании псевдоэкономических структур, о борьбе за существование нерентабельных предприятий и отраслей, в которых заняты десятки миллионов людей.

Нельзя закрывать глаза на то, что сегодня сельское хозяйство, как и церковь, как и промышленность, еще никогда не были так независимы от административной власти государства, за исключением, может быть, кратковременного периода после февраля 1917 года.

Поэтому можно прогнозировать продолжение циклов преобладания монополий разных уровней в сочетании с медленным колебательным ростом частной инициативы, которая сама будет стремиться постоянно искать прикрытие в монополиях. Борьба за «социализм» в этих условиях будет означать лишь форму борьбы крупных монополий между собой как борьбу одной сверхмонополии за государственный социализм, а борьба против этого других монополий может выглядеть как борьба за общинный социализм.

Отсюда возможность среднесрочного прогноза, который указывает на высокую вероятность повторения модифицированного инверсионного цикла. Можно лишь надеяться, что если дело не дойдет до массовых разрушительных столкновений в стране, то этот цикл будет более мягким, с несколько большей дозой рефлексии, критики исторического опыта, чем в прошлый период. Есть определенный шанс ослабления инверсии на последующих этапах, шанс отхода от разрушительного инверсионного типа развития.