Глава 21 Кризис XI в

Но что необходимо сказать, я скажу: со времени этого императора [Константина IX], из-за его расточительности и показной роскоши, дела ромеев оказались в опасности, и с тех пор до наших дней они мало-помалу ухудшались и пришли в упадок.

Иоанн Скилица. История, XI век, о неудачах императора Константина IX (1042–1055)

Государства, существующие так долго, как Византия или Китай, неизбежно время от времени переживают кризисы, которые периодически испытывают их на прочность. Для Византии одним из серьезных кризисных моментов стала исламская экспансия VII в., в результате чего возникли новые имперские структуры на меньшей территории. Кризис XI в. был еще одним поворотным пунктом в истории империи.

Самые яркие признаки этого перелома проявились летом 1071 г., когда Византия потерпела два серьезных военных поражения от новых противников. На востоке, к северу от озера Ван, турки-сельджуки разгромили и захватили императора Романа IV Диогена в сражении при Манцикерте. Одновременно на западе норманны взяли город Бари. Турки – степной народ, возможно, монгольского происхождения, из Центральной Азии, называемый по имени предка – сельджуками. Продвигаясь на запад, они успешно покоряли всех, кто им противостоял, и, являясь новообращенными в ислам, относились к джихаду – священной войне – очень серьезно. После 30 лет набегов у границ Малой Азии они одержали победу при Манцикерте, а кампания Роберта Гвискара против византийских Калабрии и Апулии привела к захвату Бари.

Иными словами, Византии пришлось столкнуться с двумя врагами на двух фронтах, разделенных между собой тысячами километров. Все руководства по военной стратегии предупреждали, что нельзя допускать возникновения подобных ситуаций. Но неспособность подавить эти угрозы заранее уже сама по себе являлась частью более глубокого кризиса, который сельджуки усугубили дополнительным унижением – взятием в плен императора Романа IV. Поражения 1071 г. следует рассматривать в более широком контексте проблем, существовавших во второй четверти XI в. Во-первых, это хроническая политическая нестабильность, возникшая после смерти в 1028 г. Константина VIII. Быстрая смена императоров усугубилась второй проблемой – внутренними беспорядками и вторжениями печенегов – их племена жили к северу от Дуная. Византийские вооруженные силы не смогли справиться с врагами, потребовались наемники. Константин IX выпустил новые, более легковесные, монеты из менее чистого (меньше 24 карат) золота, чтобы финансировать расходы и обеспечить лояльность войск. Это была первая серьезная фальсификация золотых солидов за семь столетий. Она и стала третьей проблемой, которая, соединившись с военной слабостью и династической нестабильностью, существенно осложнила положение.

Как мы видели в главе 17, две сестры, porpgyrogennetoi, Зоя и Феодора, дочери Константина VIII, были последними представительницами Македонской династии. Их влияние на византийское политическое лидерство в 1034–1056 гг. оказалось не слишком благотворным. Ни один из четырех супругов Зои не уделял должного внимания военным делам и не внес ясности в имперский политический курс. В результате доминирующую роль взял на себя двор – сборище гражданских чиновников и мастеров риторики, не имевших опыта военных действий. В 1050 г. Зоя умерла, оставив на троне своего последнего мужа – Константина IX Мономаха и его грузинскую любовницу. Сестра Зои Феодора пережила императора и в 1055 г. воцарилась на троне. Годом позже, уже на смертном одре, она поддалась на уговоры и назначила своим преемником Михаила Стратиотика, чем только продлила период неустойчивого лидерства. Таким образом, всего лишь через 25 лет после великолепного правления Василия II беспрецедентный развал власти начал расшатывать имперские традиции.

Отсутствие твердой власти в Константинополе спровоцировало ряд внешних нападений и внутренних мятежей, которые достигли критической точки в начале правления Константина IX (1042–1055). В Южной Италии франкские наемники, давно не получавшие денег, позвали на помощь норманнов Гвискара. На Кавказе недовольные местные лидеры устроили мятеж в провинциях Иверия, Абхазия и пограничных районах вокруг Ани. Губернатор Кипра попытался захватить власть, булгары взбунтовались, россы напали на Константинополь, а турки-сельджуки вторглись в восточную часть империи. Но самую серьезную военную угрозу представляли собой печенеги, которые зимой 1046/47 г. перешли по льду Дунай и начали войну на Балканах (1048–1053).

Хотя у Константина IX были опытные командиры, такие как Георгий Маниакес и Катакалон Кекавмен, он часто назначал своих приближенных – придворных – возглавлять военные кампании. В экспедиции 1042 г. против булгар архонт Диррахия Михаил повел семь strategoi и около 40 тыс. человек – на смерть. Известны случаи, когда император необоснованно отвергал дельные военные советы, что имело катастрофические последствия. Он расформировал армию восточной фемы Иверии и заменил ряд военных обязанностей платежами наличными. Как с явным неодобрением пишет Скилица, на протяжении всего своего правления он продолжал тратить огромные суммы на грандиозные строительные проекты: монастырь и дворец Мангана в столице, новый монастырь на Хиосе. Он много раз выделял щедрые пожертвования церквам и филантропическим институтам, оплатил знаменитые мозаики в церкви Св. Софии в Киеве и Вифлееме. Константин IX собрал небольшой зоопарк из необычных животных и на ипподроме показывал своих слона и жирафа – на потеху толпе.

Для разгрома печенегов Константину IX понадобились средства, чтобы оплатить дополнительные военные силы, поэтому он выпустил легковесную золотую монету – тетартерон, которая использовалась для оплаты наемников и считалась эквивалентной номизме. Последнюю император также продолжил обесценивать. Это была традиционная золотая монета, к которой Константин VIII (1025–1028) и Михаил IV (1034–1041) добавили небольшое количество серебра, снизив содержание в ней золота до 95 % или даже ниже. Таким образом императоры начали разрушать установленный в IV в. Константином I золотой стандарт, который поддерживался много веков. При Константине IX процесс ускорился и стал неконтролируемым: были выпущены четыре разные золотые монеты, и обесценивание достигло 81 %. Содержание золота в тетартероне доходило до 73 %. Следующие императоры продолжали добавлять серебро в золотые монеты до 1080-х гг., когда субстанция золота в номизме достигла рекордно низкого уровня – 10 %. Все могли видеть разницу между этими монетами и деньгами Василия II, и потому люди отказывались принимать плату, требуя, чтобы им дали старые монеты.

Ни в одном историческом тексте не упоминается факт обесценивания. Оно было вычислено нумизматами, которые проанализировали уменьшение веса золотых монет, отчеканенных в XI в., и измерили увеличение количества серебра в них. Решение подорвать надежность одного из величайших достижений империи не может не вызвать недоумения. Как могли правители Византии не понимать, какое влияние окажет обесценивание номизмы на авторитет империи и внутри страны, и за ее пределами. Представляется, что, когда процесс начался, императоры уже не могли его остановить, а после поражения при Манцикерте в 1071 г. это стало очевидно уже всем, поскольку в стране обострились военные и экономические проблемы. Чеканка монет продолжилась, но они уже не пользовались доверием. Войска отказывались получать плату в странно выглядевших тетартеронах и номизмах, а купцы теперь предпочитали византийским монетам арабские золотые динары или даже серебряные пенни из европейских городов. Византийскому имперскому статусу был нанесен серьезный удар.

Сегодня мы можем оценить опасность обесценивания монет, но трудно представить, как византийские императоры понимали и контролировали общее состояние экономики в государстве. Не исключено, что они просто не смогли просчитать долгосрочный эффект от уменьшения содержания золота в монетах. Судя по всему, Константин IX санкционировал обесценивание как единственное средство платы наемникам, способным защитить империю от печенегов. Другие факторы, такие как снижение налоговых поступлений из-за неэффективной организации их сбора или коррумпированных сборщиков, или земельных наделов, которые император бесконтрольно раздавал индивидам, также усиливали нехватку средств. В ближайшей перспективе политика обесценивания сработала: наемники все-таки получили какую-то плату, печенеги были отбиты. Но в процессе Константин практически ликвидировал черту византийской цивилизации, существовавшую восемь сотен лет. И в начале XII в. Алексей I Комнин осознал, что должен возместить ущерб, и в 1092 г. выпустил номизму из 20,5-каратного золота, которая заменила ничего не стоившие деньги. Новая монета была изогнутой, а не плоской и не имела такого же статуса, как добрый старый солид, но все же империя сумела восстановить надежную золотую валюту и остановила вредную политику обесценивания.

Кризис XI в., таким образом, совершенно по-новому соединил сложные, требующие разрешения задачи, связанные с династической стабильностью, провинциальной военной силой, экономикой и имперским имиджем. Военные проблемы, главным образом, были связаны с незнакомыми врагами, которые атаковали сильно растянутые границы империи в двух местах одновременно: сельджуки с востока, а норманны – с запада, и это в дополнение к угрозе со стороны печенегов на Балканах. К сожалению, в середине XI в. императорский двор являл собой скопление гражданских чиновников и интеллектуалов, которые всячески поощряли культурные инвестиции, уделяя недостаточное внимание военным проблемам. Такие люди были не в состоянии помешать туркам в 1069 г. разграбить Икониум (Иконион), что в центральной части Малой Азии. Благодаря трудам философа и историка Михаила Пселла мы можем представить себе, как придворные волей-неволей способствовали общему политическому краху.

Пселл родился в Константинополе в 1018 г. Ему повезло учиться у знаменитого педагога Иоанна Мавропода, позднее ставшего митрополитом Евхаитским. Среди его соучеников были люди, достигшие высот в сфере права, философии и риторики. Пселл отличался от них приверженностью к науке и гуманистическим ценностям. Он являлся человеком энциклопедических знаний, блестящим писателем, письма, речи и многие труды которого передают атмосферу времени, в котором он жил, с множеством подробностей, иногда забавных. Этот человек приобрел известность как философ. Когда Константин IX создал две новые школы, философии и права, Пселл возглавил первую из них, а его друг Иоанн Ксифилин – вторую. Его пристрастия становятся ясны, когда читаешь его восхитительную «Хронографию», которая концентрируется на Константинополе и дворе, словно других мест в империи не существовало вовсе. Тем не менее, судя по письмам (в поддержку своих студентов и друзей), отправляемые в далекие провинции, этот человек был хорошо информирован о самых разных регионах и всячески старался сделать «ссылку» из столицы как можно менее болезненной для них.

В повествовании о кризисе 1071 г. Пселл заметил важный дополнительный элемент – соперничество между аристократами. Фракции при дворе были отражением вражды между высокородными семействами, конкурировавшими за положение, плату и почетные титулы. Несмотря на поражение, нанесенное Василием II в конце X в. кланам Склир и Фока, другие, такие как Константин Далассин, продолжали строить козни, стремясь захватить вожделенный императорский трон. В 1057 г. семейство Комнин выдвинуло Исаака императором, но его быстро сверг Дука, которого, в свою очередь, сместил Диоген. А когда Роман IV был захвачен турками, его соперник Андроник Дука выдвинул другого Дуку на трон – Михаила VII. Поскольку Пселл являлся наставником Михаила, его лирический рассказ об этом правлении крайне пристрастен и ненадежен. Но очевидно, что была добыта победа для имперского двора чиновников и интеллектуалов, продолжавших отмахиваться от военных проблем.

В разгар кризиса верхов XI в., усугубленного враждой между кланами, все же существовала некая жизненная сила, проявившаяся в инновациях. Вопреки давней традиции Константин IX – выходец из известной семьи Мономахов – допустил в константинопольский сенат ряд людей неаристократического происхождения. Хотя сенат уже был не тем, что раньше, он играл определенную роль при рассмотрении апелляций и споров относительно прав наследования. Не вполне ясно, почему император счел возможным такое социальное изменение: потому что слишком мало выходцев из традиционно сенатских родов изъявляли желание служить, или он решил, что сенату необходима свежая кровь? Большинство византийских писателей становились ужасными снобами, когда исследовали происхождение той или иной личности. Хорошее происхождение (eugenes) считалось необходимым знаком отличия, хотя аристократии, как таковой, не было. Но карьера в военной, административной областях и даже в церкви оказывалась счастливым шансом для талантливых людей, и потому многие иностранцы и выходцы из низов, как, например, Василий I, смогли дойти по карьерной лестнице до самого ее верха. Кроме того, поскольку жизнь Константинополя поддерживали купцы, на Константина IX могло оказать влияние утвердившееся тогда мнение об их ценности (как буквальной, так и социальной).

Присутствие жителей столицы – местных купцов, ремесленников и иностранных граждан, постоянно проживавших в Константинополе, – стало более выраженным, что отмечали современники. В 1042 г., к примеру, когда Михаил V изгнал Зою из дворца, толпа византийцев пришла к монастырю, где жила Феодора, и потребовала, чтобы освободили ее и вернули во дворец Зою. В документах встречаются крайне необычные сцены – женщины, оплакивающие на улице изгнание законных императриц, выражающие негодование иностранные войска, охраняющие двор. В результате такой мобилизации сил porphyrogennetoi были освобождены. В 1055 г., когда Константин IX умер, то же самое народное давление обеспечило возвращение Феодоре ее законного положения последней представительницы Македонской династии.

Пселл назвал этих сторонников царственных сестер «городской армией», хотя другие авторы идентифицировали их как толпу и с презрением называли их действия demokratia – правление demos (народа). К XI в. скачки на ипподроме стали намного реже, партии ипподрома – цирковые партии (demes) «голубых» и «зеленых» – утратили силы и влияние на население. Хотя их лидеры – демархи – продолжали участвовать в придворных церемониях (идентифицированные особыми костюмами в соответствующих цветах), но городская толпа иного рода стала новой силой в политическом спектре Византии. Впервые обитатели Константинополя, жившие достаточно близко к центру империи, чтобы быстро мобилизоваться, сыграли определяющую роль в вопросе престолонаследия. Власть горожан явилась результатом новой уверенности и роста богатства тех, кто не мог похвастать хорошим происхождением, зато мог внести материальный вклад в благополучие имперской столицы. Причем важно то, что эти люди не требовали власти для себя, они хотели вернуть трон законным хозяйкам – Зое и Феодоре.

Понятно, что в иерархической монархии Византии ни государственные, ни церковные власти не стали бы терпеть ни намека на демократию. Но толпа вошла в политическую жизнь новым путем, отличным от прежнего участия горожан в ритуалах, призывавших Богородицу на защиту города от враждебных сил в 626 г. И она продолжала играть важную роль. Это было ясно из того, как патриарх Михаил Керуларий использовал толпу, чтобы подстегнуть местную поддержку против посольства из Рима в 1054 г. Папа Лев IX прислал легатов под руководством кардинала Гумберта, чтобы обсудить теологические вопросы. Враждебность византийцев сыграла небольшую, но важную роль тем летом, когда кардинал Гумберт и патриарх отлучили от церкви друг друга. Керуларий смог собрать шумную толпу, которая поддержала его оппозицию Риму. Византийцы стали понемногу осознавать свое новое влиятельное положение.

Они стали создавать собственный разговорный язык, в отличие от придворных, которые использовали классический греческий. Еще одна инновация XI в. – распространение литературы, написанной на упрощенном разговорном греческом языке. Его связь с demos очевидна из названия – демотический. Низший уровень греческого языка, который использовали на улицах, в портах и при подписании торговых соглашений с иностранцами, вероятно, существовал веками. Купцы со Средиземного и Черного морей, приезжавшие торговать в Константинополь, использовали этот упрощенный вариант греческого языка. В XI и XII вв. демотический язык начал оказывать влияние на литературу. Версии стихотворного эпоса Дигениса Акрита, ранее являвшегося составной частью устного народного творчества, были записаны 15-сложным размером, известным из политических приветствий (одобрений). Это стимулировало появление других смешанных литературных произведений с сильными элементами просторечия. Используя тот же размер имперских приветствий, которые нараспев декламировали «зеленые» и «голубые», создавались сатирические стихи, басни о животных и даже романтические произведения. Хотя большинство примеров византийской светской музыки, песен и танцев утрачено, представляется вероятным, что именно в это время были впервые записаны песни на разговорном греческом языке. В некоторых музыкальных манускриптах писцы отмечали: «петь в тоне Х», предлагая использовать известную мелодию. Самые ранние документы с невмами – музыкальными значками, которые ставили над словами вместо нот, – также датируются XI в.

Лингвистические инновации соответствовали переменам в других областях, значит, старая Византийская империя сумела преодолеть оковы старых унаследованных традиций и адаптироваться к новым силам. Как мы видели, ряд судей XI в. записывали некоторые решения в судах Константинополя, демонстрируя намного большую свободу интерпретации и расчет на правовые прецеденты для выдвижения новых аргументов. «Пира» Евстафия Ромея содержит удивительные примеры гибкого приспособления к новым обстоятельствам, скажем, когда бабушка заключила соглашение о помолвке своего малолетнего внука, а тот, достигнув соответствующего возраста, от него отказался. Подобные судебные дела предполагают, что члены византийского суда уверенно реформировали древнюю систему, основанную на Кодексе Юстиниана, чтобы принять во внимание средневековые реалии. Возможно, перемены принимались не всеми и не везде, но они все равно влияли на развитие права.

В области медицины в этот период тоже произошли важные изменения. Главным из них стало анатомирование, прежде запрещенное. Хотя некоторые хирургические операции, описанные в позднеантичном руководстве Павла Эгинского, продолжали практиковаться (сохранившиеся медицинские инструменты тому свидетельство), для изучения анатомии и внутренних органов требовалось препарирование трупов. Церковь запрещала подобную деятельность, но в XI–XII вв. она возобновилась. Интеллектуал XII в. Георгий Торник отметил важность анатомирования для развития византийских медицинских знаний. На Западе аналогичная тенденция наблюдалась в медицинской школе Салерно, которая сохранила и развила древние греческие традиции. О некоторых аспектах медицины писал Михаил Пселл, а его современник Симеон Сиф создал трактат о диете, преимуществах и недостатках определенных видов продуктов. Хотя Кекавмен обличал всех докторов, считая их больше заинтересованными в оплате, чем в лечении, другие авторы уже начали различать хорошую и плохую медицинскую практику, вознося хвалу тем, кто умело оперировал и спасал человеческие жизни. Обеспечение более совершенной медицинской помощью, по крайней мере для членов императорской семьи и престарелых монахов, описано в документах монастыря Пантократора, основанного Иоанном II в 1136 г. В монастыре была хорошая больница, где членов императорской семьи – представительниц слабого пола – лечили врачи-женщины, а сильного – мужчины. Имелся там и лепрозорий для больных проказой.

Творческая адаптация правовых и медицинских традиций была связана с усилившимся пониманием важности образования и классического прошлого. Константин IX, являвшийся щедрым покровителем учености, основал две специальные школы – философии и права. Поскольку изучение древней греческой философии в Византии никогда не прекращалось, к XI в. многочисленные средневековые комментарии и дополнения обогатили эту традицию. Михаил Пселл был качественно обучен Иоанном Мавроподом, который так восхищался Платоном и Плутархом, что даже сочинил молитву, прося Господа допустить их в рай, поскольку они являлись очень хорошими людьми, хотя и жили до христианской эры. Используя древние тексты, сохранившиеся в византийских копиях, Пселл расширил свои философские интересы. Он изучал не только древнегреческих философов, но и халдейских оракулов – фрагментарные записи, касающиеся дуалистического мира хороших/белых и плохих/черных сил. Он утверждал, что занимается теургией, то есть владеет искусством привлечения древних духов и богов, строго запрещенным византийской церковью. Пселл написал трактат по алхимии, превращению обычного металла в золото, и активно занимался астрологией. Другие, оставшиеся безымянными, авторы сравнивали древние тексты Птолемея с собственными астрономическими знаниями, почерпнутыми, скорее всего, из арабских трудов в этой области. Греческие версии арабских трудов по астрологии, включенные в сборники XI и XII вв., вызвали большой интерес Мануила I Комнина (1143–1180). Наблюдения за звездами и предсказания будущего всегда были связаны, что нашло отражение в книгах толкования снов, очень популярных в Византии.

Глубокий интерес к вечности мира, существованию материи и законов природы, который прослеживается в комментариях к древним трудам, распространился и на теорию сферической структуры мира, и на исследования явлений природы. Симеон Сиф дал объяснение, почему сначала видна вспышка молнии, и лишь через некоторое время слышен гром: «звуку требуется время для передачи, а видение не зависит от времени». А Пселл по этому поводу считал, что пустота уха противоположна вздутию глаза. Атталиат высмеял идею о том, что гром – это глас гигантского дракона, но так и не сумел объяснить данное явление. Рациональные научные исследования, вероятно, неизбежно приводили к конфликту с церковью. Преемник Пселла Иоанн Итал был отдан под суд за применение логики к теологии – к Воплощению и чудесам, творимым Христом, и за отрицание бессмертия души и воскрешения тела. В 1082 г. его обвинили в ереси и язычестве, а позднее его судьбу разделили и некоторые его студенты. Между тем изучение древних философских текстов, а также трудов по физике, астрономии, математике и логике укрепило среди византийских исследователей научную традицию, существовавшую до конца империи. Несмотря на временные трудности, она обычно уживалась с христианской верой, хотя в Мистре Плифон отказался от лояльности к христианской церкви и написал полные литургии в честь Зевса и Аполлона.

В дополнение к глубоким знаниям древней философии византийские авторы создали новые пути документирования истории. «Хронография» Пселла, возможно, и преувеличивает его собственный вклад в политические события, однако повествование основывается на прямых наблюдениях и личном участии в происходившем. Он видел, как близкие друзья императрицы Феодоры выбирали ее преемника, отвечавшего их интересам. Он «видел собственными глазами и слышал собственными ушами», как они вели двойную игру, ловчили и обманывали, словно речь шла не о будущем империи, а об игре в кости.

Язык Пселла основывался на аттическом греческом, который использовали древние авторы, всегда вызывавшие его искреннее восхищение. При этом Пселлу не чужды были ирония, юмор и психологическая проницательность. Вот как он описывает Константина X Дуку (1059–1067): «Константин всем сердцем презирал высокие должности и предпочитал жить в уединении. Он не думал об одежде и повсюду ходил, словно деревенщина. Красивые женщины, конечно, подчеркивают свою красоту, одеваясь в простые одежды: вуаль, с помощью которой они ее прячут, служит только для того, чтобы сделать очевиднее их лучезарную красоту, а небрежное платье почти так же эффективно, когда они его надевают, как самый тщательный грим. Так было и с Константином. Одежда, которую он небрежно набрасывал на себя, не скрывала его внешности, а делала ее более яркой».[45]

Лишь немногие авторы писали так же талантливо, как Михаил Пселл, зато очень многие копировали и подражали ему.

Кризис XI в. разрешился после прихода к власти в 1081 г. Алексея I Комнина, который объединил два соперничавших рода – Комнин и Дука – брачными союзами. Вместе они приложили много усилий, чтобы победить врагов империи – норманнов, печенегов и сельджуков – и преодолеть негативные последствия обесценивания денег. Как мы увидим в следующей главе, Алексей I сумел основать свою династию, которая правила в Византии на протяжении столетия. Тем не менее Иоанн Скилица пишет о «крайней слабости» империи в конце XI в. Кризис оставил отчетливые следы. Некоторые современные историки выделяют этот период как ступень в «феодализации» Византии. Другие отмечают ее упадок – из империи с претензией на мировое господство она превратилась в небольшое средневековое государство, управлявшееся одним родом – Комнинами. Все указывают на возросшее могущество итальянских торговых городов – Амальфи, Пизы, Генуи, Венеции – и рост самосознания балканских народов, которыми ранее управлял Константинополь. Эти новые республиканские и сепаратистские силы в средиземноморском мире не могли не повлиять на византийские претензии на имперскую гегемонию, хотя они также способствовали исследованию новых форм выражения в разных областях знаний. За всем этим был отчетливо слышен грохот барабанов турецкой экспансии, все еще далекий и недооцененный, но уже возвещавший о появлении преемника византийского правления.