Евразийский миф и святой венгерский король

Евразийский миф и святой венгерский король

С X в., когда венгры оказались на новой родине в центре Европы, они восприняли многие обычаи окружающих европейских народов, что нашло отражение в их фольклоре, календарных и семейных обрядах. Однако среди этих обрядов сохранились реликты древних ритуалов, напоминающих о временах, когда венгры еще кочевали в причерноморских степях.

На Троицу — один из главных христианских праздников — у венгров устраивались состязания (в том числе по стрельбе из лука), скачки, что заставляет вспомнить о быте венгров-коневодов, наконец, выборы обрядового троицкого короля, как правило, победителя в скачках. Троицкий король считался правителем всего села на время праздника, а у молодежи оставался «судьей» весь год — до следующих троицких состязаний.

Другой «конный сюжет» в венгерских легендах остается непонятным, если не обратиться к быличкам финских (пермских) народов Поволжья. Венгры-секлеры, живущие в Словакии, рассказывали, как ночью из озера выходит белый конь: он пугает пастухов, пасущих коней в ночном, и исчезает наутро. Венгры оказываются в этой быличке менее находчивыми, чем коми-пермяки и удмурты. Коми знали, что ночью из воды выходят чудесные быстрые кони, правда, не белые, а вороные с огненными глазами. Если успеть обойти такого коня с нательным крестом, он остается служить хозяину. Удмурты верили, что из воды выходят крылатые огненные кони: если успеть бросить в воду железный предмет, они не смогут вернуться туда и останутся во власти человека. У марийцев сам водяной вют-водыж нередко появлялся в облике коня. Наконец, в виде белого жеребенка может выходить из моря и финский водяной.

Все это напоминает о тех легендарных временах, когда венгры выбрали себе «судью», который должен был вести их на поиски новой Родины. Белый конь стал символическим даром, за который венгры, согласно легенде, и обрели эту Родину. Более того, ежегодные состязания — борьба за титул «короля» — могут восходить к тем временам, когда люди верили, что от правителя зависит благополучие народа и мира в целом. Такие представления были распространены в Хазарском каганате, в состав которого входили и венгры, когда они обитали в причерноморских степях. Так, у хазар было принято, что в случае военного поражения или голода народ предъявлял обвинение правителю — кагану: он, дескать, стал стар и слаб, поэтому должен уступить место другому. Каган должен был доказать свою силу в борьбе или отступить (по преданию, его могли даже умертвить).

На хазарском Коцком ковше, обнаруженном у обских угров, есть шаманские изображения, в том числе представлена сцена борьбы старого кагана (в священной царской повязке) с его более молодым противником, волосы которого заплетены в косу.

Такие представления, как нам известно, были и у финнов — вспомним о судьбе Вяйнямёйнена, а также Тюштяна, культурных героев, которые вынуждены были уступить место только что родившемуся чудесному младенцу.

Предание о поединке короля с соперником сохранилось в венгерской исторической традиции о святом короле XI в. Ласло — Ладиславе. Ему пришлось сразиться с вождем куманов — половцев; врагов не только русских, но и венгров. Половецкий вождь похитил венгерскую красавицу, и король выступал не только как воин, но и как рыцарь, спасающий даму. Всадники не смогли одолеть друг друга верхом, спешившись, они изломали свое оружие в поединке, и дело дошло до борьбы; боролись не только сами герои, но и их кони. Силы стали оставлять короля, но исход сражения решила героическая дева, которая поразила чужого богатыря в единственное его уязвимое место — пяту — топором (или мечом). Король смог отдохнуть после поединка, повесив оружие на дерево и положив голову на колени спасенной деве.

Эта средневековая рыцарская идиллия, воспроизведенная в росписях венгерских церквей — ведь Ласло был канонизирован — находит соответствие в древних изображениях, происходящих из степей Евразии. Сцена борьбы живо напоминает сходный изобразительный мотив на Коцком ковше: там также борются два пеших героя, которых сопровождают их кони. Наконец, романтическая сцена отдыха на коленях у дамы воспроизведена и на золотой гуннской бляхе из Сибирской коллекции Петра I. Все это — сюжеты древнего евразийского эпоса, явно связанные с последующей женитьбой героя на чудесной красавице у Мирового древа.