5.3. Бессознательное, ставшее осознавать
5.3. Бессознательное, ставшее осознавать
Теперь даже как-то и неприлично вспоминать о былом европоцентризме. Европа — не центр, а душа — не христианка. Центр сместился к Востоку. Вернее, он сейчас везде, и поэтому никто из нас не может сказать, где верх, а где низ, что есть дух, а что есть материя, кто варвар и кто человек. Ничто не имеет преимуществ.
Сегодня глупость не хуже ума, а философия Ивана-дурачка еще только входит в моду.
Иными словами, обвалилась стена, отделявшая абсолютное от относительного, а не только дух от материи. И этот обвал, как сейсмограф, зарегистрировал Д. Андреев.
Нет абсолютной истины, но и «совершенно ложных учений нет и не может быть» (1, с. 23). Что же есть? Существует серая (относительная) смесь из истины и лжи. Что есть ложь? То, что растлевает души? То, на что укажет этическая инстанция. В свое время за растление душ был убит Сократ. Все относительно, но смерть абсолютна. Правда, слова об абсолюте розенкрейцеровская Роза еще сохраняет, не абсолюта уже нет. И, следовательно, нет условий для того, чтобы было нечто достоверное. Знание абсолютно достоверно, если основания его возвышаются над человеком. А если этих оснований нет, то рушится не субъект-объектная дуальность, о падении которой говорил, в частности, П. Флоренский, а то, что возвышает человека в его устремлениях к Богу. Иными словами, на закате нового времени началась и ныне продолжается работа на понижение культуры. Мир христианской культуры вырождается. Зарождается новый мир. Какой?
«Мир, — пишет журнал „Аум“, — стоит на пороге новой эры, когда старый мир уходит и на смену идет Новый. Этот период производит впечатление хаоса и общего падения ценностей, которые тысячелетиями питало человечество, но это закономерный исторический процесс. Ценности, которые рушатся на наших глазах, были созданы своей эпохой и предназначались для нее — они не в состоянии вечно руководить эволюцией. Вдумчивый наблюдатель над развалинами старого мира видит новые нарождающиеся идеалы, новый Духовный Свет, озаряющий нашу планету» (2, с. 10). «Роза мира» Д. Андреева — вестник этой зари. Надвигается новый мир, т. е. iMHp, в котором все, что ты можешь передать другому, относится к низшему знанию, а все, что ты не можешь передать другому, к высшему (1, с. 25).
Чего нет в душе у человека, того нет нигде. Или, что то же самое, мир пуст, ести пуст человек. Это понимал аристократ Платон. Но это же понимал и Диоген из Сннопа, который был киником, а киники — демократы поступка — это восток, выживший на западе. То есть все греки знали, что нужно быть на высоте, чтобы что-то в мире было. Например, было то, что само собой не разумеется, что самое собой не происходит.
В момент понижения культуры нет никакой надобности в абсолютном. В мире остается только то, что само собой разумеется и само собой происходит. Только в этом мире могли приобрести популярность теософия и антропософия. В свое время В. П.
Желиховская заметила, что ее сестра, т. е. Ж. П. Блаватская, «могла приобрести влияние на умы человеческие лишь там, где потрясены устои христиенства или где они совсем неведо!мы» (5, с. IV).
А устои христианства закреплены фактом смерти. Бунт против смерти есть, по словам Бердяева, богопротивление. Если убрать смерть из нашей жизни, то от христианства мало что останется. В предположении, что есть только жизнь и нет смерти, мы обессмысливаем муки Христа и каждый христианин вправе сказать, что с Голгофой его обманули, что ему подсунули видимость трагедии и кажимость воскресения. Вот этот оттенок обессмысливания смыслов содержится в теософическом тезисе о первичности жизни и имманентности Бога.
«Роза мира» Д. Андреева, как и вообще антропософия, обращена к сознанию, которое перестало себя сознавать. Сознание передает свои полномочия бессознательному.
Или, что то же самое, существует только одно сознание, но оно не наше, т. е. оно реально Единое. Антропософское понимание единого всех нас выравнивает. Эта уравнеиность понижает уровень человека. Каждый из нас обречен на совершенство, которое отнимает у нас право на зло. С нудящей необходимостью антропософы выращивают из нас ангелов, без нашего на то согласия. «Судьба человека надежна» (2, с. 52). Вряд ли бы согласился Ф. Достоевский с этим восклицанием А. Безант.
Мир, которым правит справедливость, очень быстро портится. «Ад в нем нужен не для того, чтобы восторжествовала справедливость и злые получили воздаяние, а для того, чтобы человек не был изнасилован добром и принудительно внедрен в рай» (3, с. 287).
Глупо, говорит Андреев, если есть ад и мы вечно страдаем за то, что было временным и скоротечным. Но не менее глупа и мысль о перевоплощении, о гкакой-то вечной полужизни. Ведь что такое перевоплощение? «Ничего неприемлемого для христианства или ислама в существе этой идеи H?f, — пишет Д. Андреев, — кроме, разве, того, что об идее перевоплощений до нас не дошло никаких высказываний основателей христианства и ислама» (1, с. 25). Между тем, это идея, в пространстве которой обесценивается самоценность человека. Он (человек) все время относителен, полуистинен, и всякое последующее рождение что-то отменяет в нем, что-то удерживает. В момент, когда человек становится совершенным, он перестает быть человеком и становится полной тенью. Для христиан человек не проект, не эскиз, а самоценность, и в этой своей самоценности он абсолютно независим от того, что было с ним до него, и от того, что будет с ним после него.