3.12. Бес-субъектная мораль

3.12. Бес-субъектная мораль

Если мораль бессубъектна, то это совсем не значит, что у нее нет субъекта. Бес ее субъект. Бессубъектного же беса еще никто не видел ни спереди, ни сзади.

Мораль, может быть, еще и существует, но как рыба на берегу. Мораль есть, да «воды» для нее нет. Например, вот ручка, которой я пишу. Или ваучер, который я еще не получил. Все эти вещи существуют вне зависимости от того, соблюдаю я нравы своего общества или не соблюдаю, знаю ли я добро и зло или не знаю. Они вне морали. И это цивилизация, т. е. что такое цивилизация? Да нравственно безразличные вещи, их дление.

Вне нравственности когда-то была одна природа. В ней волки ели зайцев. И это, конечно же, естественно. Противоестественным был бы волк, отказавшийся от зайчатины. Естественные вещи желательны. Избегать нужно противоестественных вещей, того, что нежелательно. Кому? Телу желания.

Русское сознание относилось с особой чувствительностью к онтологии ума, которая делала возможным сосуществование разнородных явлений. Этой умной онтологией была мораль.

Не на право нужно полагаться, а на мораль. Вне морали волк и заяц совместно существовать не смогут. Природа не позволяет. Волки едят зайцев по праву, а не едят по морали.

И нельзя сделать так, чтобы они ели их но праву. Это противоестественно.

Среди людей мало сохранилось желательного и много стало противоестественного.

Естественное сузилось. Противоестественное расширилось. Почему? Потому что мораль дело ненадежное. Я их либо съем, либо не съем. И нельзя из этой ловушки выскочить. И никаких уповании на право и гуманизм, а только чет — нечет, пронесет или не пронесет. Проносит по морали, не проносит — по праву.

Нравственно безразличные вещи умножились. Мысль теперь вне морали. Экономика, опять-таки, определилась вне морали. Политика самоопределилась тоже вне морали.

И человек изловчился быть человеком помимо морали. Мораль стала бес-субъектной в своей оголенности. Зайцы съедены. Волки размножились, а волки живут по праву.

Когда-то была война. И была удача. Много пленных врагов. Что с ними делать?

Нечего. Думали-думали старцы и решили. А мы их к стенке. Как мишени. Пусть люди позабавятся. Копья в них покидают. И кидали. Упражнялись. И возникла настенная живопись. Искусство рисунка. Одна единственная линия. Первая картина. А потом была охота на зверей. Наскальная живопись. Тех зверей давно уже нет, а их изображения остались. Ты подошел ‹к означающему, посмотрел и узнал означаемое.

Например, быка. Вернее, Европу. И обрадовался. Искусство — в радости узнавания.

И это Аристотель.

Добро заменила сытость. Красоту — дизайн. Воина — артист. Вот Малевич. У него были трудности с книжной культурой. Он мало читал. Супрематизм — это коммунизм малограмотных.

А вот Матисс. У него были сложные отношения с предметами. Например, с помидорами.

Когда он их ел, они у него были одного вида. Такими же, как и у всех. А когда он их рисовал, они были другими. Не такими, как у всех. И он их не узнавал. И все из-за трансфера. Из-за него коллективное сознание. покинуло его. И Матисс впал в детство. А детство у него было трудное. Потому что у всех оно основано на мимезисе, а у него — на деривации. Матисс — артист. У него душа вялая и болезненная. Он не воин.

А это слепой. У него в руках палка. Ею он обнаруживает предметы. Палка — посредник. Она между предметами и слепым. Художник как слепой. У него в руках кисть. Ею он видит предметы. Поздний Тициан это понял. И выбросил кисть. Его картины написаны пальцем.