«Далеко – близко»…

Города занимают сегодня сравнительно малую часть населенной территории Земли (что-то около трех процентов), но именно они заставляют практически измерять всю планету (коммуникациями). Более того, именно город создал исторически и постоянно воспроизводит протяженность, направленность, структуру «человеческого» (культурного) пространства.

Догородские общины – точки, самодовлеющие единицы (собственно говоря, каждое поселение в этой ситуации – единственно, для него не существует ни других точек, ни расстояний между ними). Отсутствие разделения труда, регулярных связей, взаимной необходимости – вот очевидные социальные причины сохранения такой «атомарной» структуры общественного пространства. Эта структура была сломана с появлением городов, поэтому стало необходимым и разделение труда в обществе, и развитие связей на всей его площади. Город и городской мир – всегда протяженность и всегда структура. Его расстояния создает не сама по себе «географическая» длина (километраж) улиц, а постоянная необходимость мерить ее шагами. Дорога длинна или коротка для того, кто должен ее проделать, а не для сидящего на обочине. В старом селе от одного края до другого могло пролегать несколько верст, но это немного значит для людей, жизнь которых привязана к своему двору, ничем не отличающемуся от соседних и дальних.

Необходимость мерить, то есть преодолевать, городское пространство диктуется разнообразием и динамикой городской жизни. В нем развернуты в пространстве, а потому подлежат выбору различные возможности деятельности человека. Исторически рамки и предметы выбора существенно меняются, но они всегда заданы в городе. Само городское пространство – это не что иное, как пространство возможностей. Горожанин выбирает друзей, профессию, жену, способ использования свободного времени. С другой стороны, он сам служит объектом выбора: различные организации и коллективы тоже избирают (кадры, членов) по своим требованиям или «вкусам».

Городское пространство явно отличается от евклидова: кратчайшие расстояния в нем нельзя изобразить прямыми на карте. Уже уличная сеть плюс сеть маршрутов транспорта не только превращают пути человека в ломаные, но вынуждают измерять их протяженность временем и удобством сообщения. «Далеко» или «близко» в городе – это значит, насколько быстро и удобно можно данное расстояние преодолеть. Наиболее расхожая мера здесь, как известно, – остановки городского транспорта и пересадки. Но гораздо более существенный фактор «кривизны» городского пространства – это структура самих человеческих отношений. Как известно, для горожанина ближайший сосед часто оказывается более далеким и недоступным, чем товарищ и коллега, обитающий на другом краю города. График «прямых» социальных связей в городе (в социологии он именуется социограммой) не совпадает ни с какими линиями улиц и маршрутов; разрывы и препоны в этой сети задаются не стенами, а барьерами социального порядка – запретами, склонностями, наличием или отсутствием интересов и т. д. Это прямое следствие многообразия и избирательности городских связей. Принудительная близость этих и только этих людей в «точечном» деревенском мире (пример – соседство) здесь заменяется связями, рожденными многоступенчатым и многосторонним выбором.

Элементарной единицей этих связей можно считать контакт (между людьми, группами, организациями). Контакт – всегда соединение, предполагающее возможность разрыва и переключения. Сеть связей измеряется не длиной, а количеством и типом (например, подвижностью) контактов. Кстати, ведь «шум» города – это неизбежные или накладные издержки его бесчисленных контактов (от социальных до чисто технических).

Аналогия с контактной сетью подводит нас к чрезвычайно важному представлению о дискретности, прерывистости городского пространства.

По первоначальному смыслу слова город – нечто огороженное, некое замкнутое пространство, отделенное от среды, от «негорода». Притом огороженное не вещественными стенами (которые, в конце концов, выполняли в основном временные, оборонительные функции), а политическим, экономическим, культовым барьером организованности, противопоставившим город «хаосу» неогороженного, неорганизованного мира. И вот эти внешние стены как бы проросли внутрь, дав начало и образец бесконечному числу внутренних ограждений и перегородок, превративших всю структуру городского пространства в ячеистую или клеточную. В роли ячеек выступают не только разгороженные материальными стенами дома и квартиры, коридоры и дворы, но и разгороженные сугубо социальными барьерами сферы интересов людей и групп. Да и каменные стены в городе прочны не материалом, а тем, что они признаны как грань некоторой обособленности, отдельности (для англичанина дом – «крепость», огражденная юридическими стенами формальной неприкосновенности жилища и личности).

У Пушкина каменные (и символические) «грани» города – «немые стогны града» – обращены вовне, судьба его городского героя развертывается на широких улицах и площадях, где стены обращают его к большому миру. На другом полюсе сознания русской литературы, у Достоевского, герой неизменно подавлен потолком, стенами, дверями, коридорами, лестничными клетками, узкими переулками и т. д. (блестящий анализ этой стороны мира персонажей Достоевского дан В.Н. Топоровым). Вся эта система перегородок обращает сознание человека внутрь, к глубинам собственного Я. В обоих – крайних – случаях сама структура человеческого сознания так или иначе сопоставлена с пространством его городского мира.

В самом общем виде перегородки между многообразными ячейками городской структуры – это грани «освоения», отделяющие «свою» клеточку жизни от иного, не своего, внешнего. В «точечном» мире примитивной общности все – свои и всё – свое, для «иного» здесь просто нет места. В городской же протяженности всегда есть место (возможность) для своего и другого, для грани между ними и для ее постоянного преодоления. Такая грань «работает» в обществе именно потому и постольку, поскольку ее постоянно переходят, преодолевают.

В архаическом городе архитектурное, социальное и культурное пространство было явно стянуто вокруг единого центра – храма или центральной площади, соединявшей храм с рынком, а потом еще с ратушей. Отсюда берет начало поляризация направлений улиц и неравноценность городских территорий (в России кремль, посад, слобода – это иерархия рангов жилища и самого населения). Современные города, независимо от возраста их планировки, в социальном и культурном смысле полицентричны. В их пространстве действуют многообразные полюса притяжения, связанные с дифференциацией типов деятельности и интересов горожан. Старинный архитектонический центр становится часто символом истории или значения города, а не практическим средоточием его жизни.