ВРЕМЯ И МЕСТО: ФОРМУЛА ПАМЯТИ

Юрий Валентинович Трифонов родился в Москве, в семье крупного советского деятеля, старого революционера в огромном Доме Правительства на берегу Москвы-реки, который он позднее сделал символическим заглавием своей повести – «Дом на набережной». Налаженная, сытая, счастливая жизнь баловня советской эпохи рухнула в 1937 году: был арестован и вскоре расстрелян отец, отправлена в ссылку мать и мальчик вместе с бабушкой выселен из старой квартиры. Трифонов жил в эвакуации, работал на военном заводе, в 1942 году вернулся в Москву, поступил в Литературный институт и через несколько лет, написав вполне официозную повесть «Студенты» (1950), получил за нее Сталинскую премию.

Через много лет он вспомнит ироническую реплику напечатавшего повесть А. Т. Твардовского: «…Сейчас у вас самое ответственное время… Сейчас успех – опасность страшная!.. Испытание успехом – дело нешуточное. У многих темечко не выдержало» («Записки соседа», 1972).

Твардовский оказался прав. Успех сменился долгой полосой поисков и неудач, и только через много лет в советской литературе неожиданно появился будто бы новый писатель с прежней фамилией.

С 1969 года Трифонов начинает публиковать так называемые московские повести, представляющие собой цельное повествование, цикл, одно из самых глубоких исследований современности и предшествующего столетия советской и российской истории.

Городская проза Юрия Трифонова воспринималась на фоне деревенской прозы. В это время распутинские старухи, северные крестьяне В. Белова и Ф. Абрамова, солженицынский Иван Денисович, даже шукшинские чудики воспринимались как подлинные национальные типы, трудолюбивые, совестливые хранители предания (традиция отождествления народа и крестьянства, восходит, как мы помним, к литературе XIX века).

К середине века двадцатого большая часть населения Земли, в том числе СССР, становится горожанами. В хронотопе большого города человек вынужден существовать по иным законам. Летописцем этого нового «сословия» – горожан – ощущает себя, вслед за Чеховым, Юрий Трифонов. «…Мне хочется как можно более многообразно и сложно изобразить тот огромный слой людей средней интеллигентности и материального достатка, которых называют горожанами. Это не рабочие и не крестьяне, не элита. Это служащие, работники науки, гуманитарии, инженеры, соседи по домам и дачам, просто знакомые» («Город и горожане», 1981).

Но писателя, как и Чехова, занимали не эксцентричные, необычные события, не жизнь как вечный шум и сияющий праздник, а ежедневное, порой мучительное и однообразное, существование человека в большом городе.

Трифонов переосмысляет, придает индивидуальный смысл привычным словам быт и проза. «Быт – это великое испытание, – утверждает Трифонов. – Не нужно говорить о нем презрительно, как о низменной стороне человеческой жизни, недостойной литературы. Ведь быт – это обыкновенная жизнь, испытание жизнью, где проявляется и проверяется новая, сегодняшняя нравственность» («Выбирать, решаться, жертвовать», 1971).

Этот городской быт, прозу жизни и должна изображать литературная проза. «Возвращение к „prosus“ – называется одна из трифоновских статей (1969). «Латинское прилагательное „prosus“, от которого произошло слово проза, означает: вольный, свободный, движущийся прямо. <…> Современная проза, которая иногда ставит читателя в тупик, – роман ли это, рассказ, исторический очерк, философское сочинение, набор случайных оценок? – есть возвращение к древнему смыслу, к вольности, к „prosus“.

Однако «простота» настоящей прозы не менее сложна, чем стихотворная речь или запутанные фабулы детективов. Рассказывая простую «скучную историю» очередного своего героя-горожанина, Трифонов оснащает ее множеством точно увиденных подробностей, включает в исторический контекст, сопровождает лирическими и философскими размышлениями, выявляет ее символический смысл. Бытовая повесть на современном материале превращается, таким образом, в картину человеческого бытия, описывает, раскрывает и исследует «вечные темы» (так назывался один из трифоновских рассказов).

Герой повести «Другая жизнь», ученый-историк, находит точное определение, выражающее смысл трифоновского понимания человека – соединение в его судьбе быта и бытия, биографии и истории: «Человек есть нить, протянувшаяся сквозь время, тончайший нерв истории, который можно отщепить и выделить и – по нему определить многое».

Трифонов точно находил заглавия для своих повестей. Когда московский цикл был написан, вдруг обнаружилось, что заголовки сложились в законченную картину, отражающую важные элементы авторского замысла.

Трифоновские герои живут в «Доме на набережной» (1976) или каком-то другом, менее престижном, городском доме; раньше или позже им приходится совершать «Обмен» (1969) – квартиры, зачастую и нравственных понятий; подводить «Предварительные итоги» (1970); ощутить «Долгое прощание» (1971); если повезет, прожить или хотя бы вообразить «Другую жизнь» (1975).

Писавшиеся параллельно романы расширяли эту картину мира и авторскую мысль. Героем «Нетерпения» (1973), которое вело пламенных революционеров к свержению самодержавия и катаклизмам XX века, становится один из руководителей партии «Народная воля» Андрей Желябов. В «Старике» (1978) вымышленный старый революционер-большевик Павел Евграфович Летунов, за которым узнаются многие реальные прототипы, подводит уже не предварительные, а окончательные – и неутешительные – итоги собственной жизни и советского Настоящего Двадцатого Века. Итог этой жизни, как и любой человеческой жизни, – «Исчезновение» (1968, эта трифоновская книга осталась неоконченной). Наконец, самый широкий исторический охват и символический смысл имеет последний завершенный писателем роман – «Время и место» (1981).

Трифоновское заглавие продолжает литературу великих И девятнадцатого века. Время и место – самые общие характеристики всего: жизни отдельного человека, государства, мира, большой истории.

Осознать свое время и место позволяет такая хрупкая и необходимая вещь, как человеческая память. В повести «Дом на набережной» Трифонов вывел поэтическую формулу памяти: «Надо ли вспоминать? Бог ты мой, так же глупо, как: надо ли жить? Ведь вспоминать и жить – это цельно, слитно, не уничтожаемо одно без другого и составляет вместе некий глагол, которому названия нет» («Время и место»).

Этому изобретенному писателем «глаголу» вспоминать-и-жить в «Старике» соответствует не менее важное «имя» – жизне-смерть.

В романах и повестях Трифонов исследует время и место жизни своих персонажей и развертывает свою художественную философию подробно. В рассказах, в соответствии с их жанровой природой, они даны пунктирно, как формулы формул. Но вечные темы, волнующие писателя, отчетливо проявляются и здесь.