Результаты сравнения Гамбурга и Франкфурта в период до 20-х гг. XX в
Взгляд с позиций анализа собственной логики, направленный на политическую культуру и самопонимание городов, на их архитектурную структуру и воздействие на городскую атмосферу, предполагает, что эти механизмы рассматриваются, с одной стороны, как результат причинно-следственных связей, констелляций власти и регулирования границ. С другой стороны, эти механизмы являются ориентирами для мышления, действий и чувств граждан, посредством которых сознательно или бессознательно оказывается влияние на устойчивость или неустойчивость структур власти. Они – в качестве места стыка для процессов обратной связи – могут быть отправной точкой как для усиления, так и для ослабления отношений власти в городе и за счет этого снова влиять на тип воспроизводства этого города.
Теперь мы сравним Франкфурт и Гамбург с точки зрения констелляций власти, регулирования границ, выработанной при этом политической культуры и самопонимания, а также архитектурного производства города и его атмосферы.
Прежде всего бросается в глаза то, что в Гамбурге и Франкфурте общественная, экономическая и политическая власти были переплетены очень по-разному.
Во Франкфурте, несмотря на новые, более современные механизмы рекрутирования политической верхушки города, в XIX в. снова установилось доминирование одной группы, которая держала в своих руках политическую, экономическую и общественную власть. Причину этого можно усмотреть, с одной стороны, в социальной близости городской элиты к той политической власти, от которой город зависел, а с другой стороны, также в экономических преимуществах, которые получали от этого все слои населения города. Доминирование во Франкфурте означало, что не было необходимости достигать компромиссов с другими силами в политической системе: решающими факторами были отношения власти и стабильное большинство. Эта модель доминирования не сработала в 1866 г. при регулировании границы для поддержания независимости города именно из-за близости правящего класса к вышестоящей политической власти. Это положило конец политической культуре доминирования, а также традиционному самопониманию Франкфурта как главного места политических форумов в Германии. В связи с этим рухнуло многое из того, что считалось само собой разумеющимся, и возникла необходимость вырабатывать новое самопонимание города и новую политическую культуру. Рамку для этого задавала прусская система муниципального самоуправления с сильной позицией обер-бургомистра. В данном процессе стали играть роль подавлявшиеся до 1866 г. демократические и промышленные силы, но неимущие классы, как и прежде, к нему не допускались. Сформировалась новая промышленная элита, которая стала задавать тон в общественной жизни города. Она поддержала своими деньгами создание университета с социологическим факультетом, который должен был обогатить потенциал Франкфурта как промышленного, торгового и транспортного узла, однако город и его экономика уже скатились обратно в “блаженную самодостаточность”. Будучи богатым городом, он не считал для себя необходимым приспосабливаться к новым требованиям экономической и политической ситуации.
Когда после Первой мировой войны во Франкфурте появилось демократически избранное руководство, политика переориентировалась в большей степени на промышленность, легитимируя себя вниманием к интересам рабочих и условиям их жизни.
В 1920-е гг. Франкфурт в архитектурно-градостроительном отношении решительно превращается в современный город на окраинах – в качестве контрапункта позднесредневековому историческому центру, который хранил память о значимой истории города и мог пробуждать воспоминание о ней. Тем не менее, в это время стало заметно, что старый город из-за скопления в нем беднейшего населения и из-за тех транспортных затруднений, которые он претерпевал, все меньше годился на роль структурной основы для самопонимания Франкфурта как процветающего современного промышленного города.
В Гамбурге направляющую роль в политике играла модель консенсуса между Советом и собранием граждан. В XVIII и XIX вв. решающее значение для города имели рекрутировавшиеся из верхнего слоя купечества Совет и коммерц-депутация в консенсусе с собранием граждан. Это означало больше гибкости в экономических делах; свободная торговля как основа экономического успеха ни у кого не вызывала возражений. Во Франкфурте же самостоятельное регулирование границ было в течение длительного времени блокировано экономически активными силами. Когда политическое руководство осуществлялось их представителями, они блокировали развитие индустрии.
Гамбургская культура консенсуса оказалась и в условиях политического кризиса 1866 г. более гибкой, чем франкфуртская культура доминирования, так что Гамбург смог сохранить свою независимость, а местная традиция и самопонимание остались неизменными.
Наряду с этими структурными различиями, однако, нельзя упускать из виду такой существенный, решающий для развития каждого из городов фактор, как долговечность и устойчивость их институтов.
В Гамбурге традиционная политическая система с ее консенсусом между Сенатом и собранием граждан просуществовала на 50 лет дольше, чем культура доминирования во Франкфурте.
Точно так же Гамбург на 50 лет позже Франкфурта оказался включен в германское таможенное пространство. Специализация крупного купечества и связанный с ней раскол интересов произошли в Гамбурге на 50 лет позже, чем во Франкфурте. В течение этих 50 лет в общественной сфере Гамбурга постоянно господствовал коммерчески активный, скрепляемый брачными связями верхний слой купечества, который не смешивался с остальными и отграничивался от них внешне, тогда как во Франкфурте задавал тон круг коммерсантов, который уже в первой трети XIX в. распался на тех, кто жил в основном ярмарочной торговлей, и тех, чьи интересы лежали в банковской сфере. Относительно небольшой круг франкфуртского высшего общества в этот исторический период оказался более открытым для иммигрантов, нежели гамбургская финансовая и политическая элита.
Поэтому неудивительно, что в Гамбурге в течение длительного времени сохранялись ценностные представления купечества, которое вело трансконтинентальную торговлю. Во Франкфурте же такие традиционные ценности, служившие критерием отграничения этого слоя от других, не зафиксированы[139].
И в Гамбурге, и во Франкфурте на протяжении столетий старая застройка заменялась новой и ничто не указывало на особое уважение к старине, к традиции. Однако во Франкфурте не могли обойтись без каких-то достопримечательностей для иностранцев, приезжавших на ярмарки и коронационные церемонии, поэтому город и в XIX в. пусть скромно, но украшали. В Гамбурге же господство купечества в XIX в. проявлялось в том, что и в области строительства особенно последовательно руководствовались соображениями собственной выгоды.
В Гамбурге этот высший слой в то время стремился строить себе летние дома вдоль Эльбы, вплоть до Бланкенезе и Риссена – точно так же, как богатые франкфуртцы выселялись в Таунус. Постепенно летние дома превращались в места постоянного проживания. Согласно Закону о большом Гамбурге 1937 г., объединившему Гамбург, Альтону, Харбург, Вильгельмсбург и Вандсбек, эти купеческие резиденции оказались в черте города. То, что пространственные границы Гамбурга так раздвинулись, нельзя не признать удачей, если сравнить его с Франкфуртом, где такого большого расширения не произошло и где сегодня город испытывает серьезные проблемы с окружающим регионом.
Но есть и еще одно различие в политической культуре Франкфурта и Гамбурга, проявившееся в переходе последнего к демократической системе.
Демократически избранный орган власти, в котором большинство мест получили социал-демократы, вывел Гамбург на новый демократический путь. Однако переход этот не был резким, и он показал, что сохранялась связь между старой системой и новой, между старыми купеческими семьями, правившими прежде, и новыми представителями рабочих. Это указывает на существование неких общих уз, связывавших воедино население города и апеллировавших не только к прошлому, но и к будущему Гамбурга. Так, создание университета – которое при старой системе в силу характерных для нее отношений власти не могло быть осуществлено, но было подготовлено в основном стараниями Вернера фон Мелле – произошло в 1919 г. Социал-демократы не полностью порвали со старыми семействами и их ноу-хау: когда в 1918 г. СДПГ получила абсолютное большинство в избиравшемся теперь демократическим путем городском собрании, должность первого бургомистра была предложена партией представителю старинного сенаторского рода, либералу Вернеру фон Мелле (1919–1924), а место председателя финансового комитета – одному известному коммерсанту. После фон Мелле бургомистром был Карл Петерсен (1924–1930 и 1931–1933)[140].
Таких уз, объединяющих между собой старую и новую политическую элиту, во Франкфурте ни в 1866, ни в 1918 г. не наблюдалось.
Подводя итог сравнению городов с точки зрения их собственной логики в период до 1920-х гг., мы констатируем четкие различия между ними, которые в социологическом отношении представляют собой индивидуальность каждого из них. По сравнению с Франкфуртом, индивидуальность Гамбурга характеризуется следующими признаками:
– стабильное, непрерывное самопонимание, основой которого служат порт и торговля по морю;
– политическая культура, которая при всех конфликтах в конечном счете покоится на консенсусе;
– безжалостное обращение (путем сноса и строительства новых) с городскими структурами, которые больше не соответствовали господствующим экономическим интересам;
– ресурсы легитимации и стабилизации отношений власти, черпаемые из долгой успешной истории города, в которой всегда доминировала торговля.
Для Гамбурга, таким образом, характерно, что ориентация на будущее тесно связана с памятью об истории города, традиции используются как ресурсы для строительства будущего. Это, впрочем, не относится в той же степени к сохранению архитектурных традиций, когда они противоречат интересам коммерции.
Индивидуальность Франкфурта заключается в следующем:
– городу пришлось выстраивать новое самопонимание – в качестве промышленного города и транспортного узла, – поскольку в 1866 г. он пережил разрыв с собственной историей, и как ресурс для строительства будущего она использоваться больше не могла;
– это самопонимание укрепляется по мере успешного развития соответствующих отраслей экономики, а с их закатом приходится искать новые ориентиры. Поэтому самопонимание Франкфурта вынужденным образом меняется;
– самопонимание Франкфурта как города современного и промышленного эстетически контрастирует с обликом исторического центра, хранящего много воспоминаний, хотя пространственно и отделенного от новых районов. Исторический старый город не подкрепляет самопонимание Франкфурта как преуспевающего промышленного современного города, а наоборот, подрывает его.
Поэтому характерной чертой Франкфурта является то, что новое самопонимание и память об истории города как бы отделяются друг от друга. Здесь царит политическая культура, легитимирующая себя через экономический успех и привязку к современной эпохе. Привязка же к истории города не может поддерживать это самопонимание и, следовательно, не может рассматриваться в качестве ресурса для строительства будущего города.
Сохранились ли индивидуальные особенности Гамбурга и Франкфурта, возникшие в результате взаимодействия их самопонимания, политической культуры, облика и атмосферы каждого из двух городов, – или же изменения в этот период были так сильны, что под их воздействием возникли новые индивидуальности?
С точки зрения подхода, ориентированного на анализ собственной логики городов, логичной представляется гипотеза, что динамика развития Гамбурга после войны скорее характеризовалась стабильностью и взаимным усилением действия таких механизмов, как самопонимание, политическая культура, облик города и его атмосфера, в то время как гипотеза относительно динамики Франкфурта скорее предполагает, что с 1866 г. представление этого города о себе вынужденным образом менялось в соответствии с его экономическим развитием и подключением иных механизмов обратной связи.