Источники по истории заговора против Хрущёва[948]

Заговор – тайное согласие многих действовать против власти, крамола, тайное приготовление к мятежу.

В. Даль

Классическое определение Владимира Даля не только соответствует обстоятельствам вынужденной отставки Хрущёва, но и оставляет мало надежд на поиски письменных источников. Однако сохранились некоторые документы, проливающие свет на единственную в нашей истории удавшуюся попытку выбросить из политики и отправить на пенсию первого секретаря ЦК КПСС, председателя Совмина СССР.

Я оставляю за границами статьи вопрос о глубинных причинах отставки Хрущёва[949]. Замечу сразу, что немногочисленные воспоминания участников заговора, содержащие большое число деталей о политических настроениях начала 60-х гг., не отвечают на главные вопросы: кто, когда, где; записанные во время «перестройки», когда Хрущёв оценивался по преимуществу как реформатор, эти воспоминания отводят главную роль в антихрущёвском заговоре Брежневу[950]. Мемуаристы склонны преуменьшать своё участие в этих событиях, не разглашать «неудобные» для них детали.

Остановимся потому именно на письменных источниках. Они были выявлены в фондах Архива Президента России – в прошлом – в архиве 6-го сектора Общего отдела ЦК КПСС, больше известного как архив Политбюро. Важным вкладом в расширение Источниковой базы стало издание документов по истории свержения Хрущёва[951]. Выделим четыре основных группы документов, положив в основу нашей классификации не столько делопроизводственный или какой-либо иной собственно источниковедческий принцип, сколько хронологию самого заговора. (Впрочем, для каждого этапа была свойственна известная специфика и в делопроизводственном отношении).

К первой группе отнесём документы, созданные в ближайшем окружении Хрущёва летом 1964 года и адресованные относительно широкому слою высшего партийного руководства – членам ЦК, первым секретарям обкомов, крайкомов, республиканских организаций, высшей партийной, военной и государственной бюрократии. К ним относятся:

• стенограмма Пленума, состоявшегося 11 июля 1964 г.;

• записка Хрущёва от 18 июля в Президиум ЦК «О руководстве сельским хозяйством в связи с переходом на путь интенсификации»[952];

• материалы заседания Президиума ЦК КПСС 19 августа 1964 г., на котором при обсуждении вопроса об оплате сельскохозяйственных рабочих вспыхнул открытый конфликт между членом Президиума ЦК КПСС Полянским и Хрущёвым[953];

• проект Постановления ЦК КПСС и Совмина СССР, подготовленный по заданию Президиума ЦК членом Президиума ЦК Д. Полянским и секретарем ЦК В. Поляковым и датированный 27 августа 1964 г., «О руководстве сельским хозяйством в связи с интенсификацией и специализацией производства»[954].

Эти документы посвящены одной проблеме – предстоящей радикальной реформе управления сельским хозяйством и следовавшей за ней реформой партийных органов. Судя по стенограмме Пленума, Хрущёв, вопреки повестке[955], выступил на Пленуме с большим докладом, в котором попытался обосновать необходимость создания так называемых специализированных производственных управлений. Эти учреждения должны были создаваться по отраслям – производство зерна, сахарной свёклы, хлопка, растительного масла, картофеля, мяса и молока и т. д. Новые органы должны были вытеснить партийные комитеты из управления сельскохозяйственным производством, Напомню, что двумя годами раньше Хрущёв фактически ликвидировал самые массовые партийные органы – сельские райкомы партии, заменив их парткомами производственных управлений. Теперь он, по сути, настаивал на подчинении этих парткомов хозяйственным руководителям.

На июльском (1964) Пленуме ЦК КПСС Хрущёв заявил о желании отказаться от семилетнего принципа планирования и введении восьмилетних народно-хозяйственных планов. В высшем эшелоне власти было практически общепризнана неудача с введением семилетних планов, и все плановые органы полным ходом вели подготовку к тому, чтобы, начиная с 1966 года, вернуться к пятилеткам. Это заявление означало плохо скрытую попытку уйти от ответственности и «смазать» экономические итоги семилетки, которая была провалена по большинству показателей. Переход к восьмилетке означал ещё и кошмар для всей советской бюрократии. Снова требовалось собрать сведения – от района и до Союза СССР, пересчитать их по десяткам тысяч характеристик, предусмотреть распределение фондов на 8 лет вперёд и прочее, что выводило административно-управленческую вертикаль и плановую организацию экономики из сколько-нибудь нормального состояния.

Основные положения предстоявшей сельскохозяйственной реформы были изложены через неделю после окончания Пленума неделей позже в специальной Записке Хрущёва. В ней содержалась подробная аргументация тех положений, которые были высказаны им на недавнем пленуме. Записка эта существует в двух редакциях. В первой, более радикальной, автор настаивал на создании огромного числа союзно-республиканских управлений по отраслям сельского хозяйства; резко критиковал партийные органы за их методы командования производственными управлениями; издевался над тогдашней Академией сельскохозяйственных наук и её сотрудниками, которые «пытаются выводить сорта на городском асфальте» и «ловко обходят предложение о переселении научных учреждений из городов на поля совхозов и колхозов»[956].

Во второй редакции Записки эта критика приглушена, хотя все основные положения были сохранены. Внимательное изучение документа позволяет утверждать следующее. Хрущёв готовил новую реформу управления, затрагивавшую не только сельское хозяйство, но и другие отрасли. 20 июля 1964 г. на Президиуме ЦК было решено разослать записку Хрущёва (второй редакции) на места, с тем, чтобы получить оттуда замечания [957].

Президиум ЦК принял решение о проведении в ноябре 1964 г. обсуждения этой Записки. По заданию Президиума ЦК Д.С. Полянский и В.И. Поляков подготовили в августе 1964 г. соответствующий проект постановления ЦК КПСС и Совмина СССР «О руководстве сельским хозяйством в связи с интенсификацией и специализацией производства»[958].

«Залп» хрущёвских выступлений об очередных реорганизациях запустил механизм массового недовольства первым секретарём со стороны высшей партийно-государственной бюрократии, подготовила, говоря словами В. Даля, «тайное согласие многих».

Вторая группа источников – это документы, созданные непосредственно участниками заговора во время, предшествовавшее перевороту, то есть до заседания Президиума ЦК 12 и 13-14 октября и Пленума ЦК 14 октября. Нам известно два документа. Первый – это донос В. И. Галюкова, бывшего начальника личной охраны Председателя Президиума Верховного Совета РСФСР Н. Г. Игнатова А. И. Микояну о подготовке заговора[959].

Понятно, что большая часть решений принималась устно, а если и были письменные документы, то они уничтожались. Так как устранить Хрущёва планировалось в ходе Пленума ЦК, то было необходимо подготовить материалы к предстоявшим заседаниям Президиума ЦК, где и готовилось будущее решение Пленума.

В фондах архива Политбюро был найден важнейший документ – проект доклада, который должен был быть произнесён от имени Президиума ЦК КПСС на предстоявшем пленуме ЦК. Это большой доклад объёмом в 70 машинописных страниц. Документально засвидетельствовано участие в подготовке этого текста (будем именовать его далее «докладом Полянского») тогдашнего члена Президиума ЦК КПСС, заместителя председателя Совмина СССР Д. С. Полянского. Свидетельством этому стало письмо Полянского заведующему Общим отделом ЦК В. Н. Малину с просьбой приобщить этот текст к материалам Пленума ЦК, состоявшегося 14 октября 1964 г. То, что материал готовился именно как проект основного доклада на Пленуме, говорят его первые строки: «Товарищи! Президиум ЦК КПСС считает нужным доложить членам ЦК КПСС, кандидатам в члены ЦК КПСС, членам Центральной Ревизионной комиссии о положении, создавшемся в Президиуме ЦК в результате неправильных действий т. Хрущёва». Одновременно доклад, точнее, изложенные в нём аргументы, должны были использоваться и на заседании Президиума.

Доклад представляет собой обстоятельнейший разбор деятельности Хрущёва и положения в стране, сложившегося, по мнению авторов доклада, по вине Хрущёва. Последний обвинялся в том, что полностью отказался от «ленинских принципов и норм руководства партией», пренебрегал мнением членов Президиума и секретариата ЦК, оскорблял их. В вину Хрущёву было поставлено то, что он пытался насаждать культ собственной личности, провоцировал постоянные конфликты со своими партнёрами по руководству. «Он перестал считаться даже с элементарными приличиями и нормами поведения, и так старательно сквернословит, что, как говорится, не только уши вянут – чугунные тумбы краснеют. …А наиболее «ходкие» (выражения. – Р. П.), к которым он прибегает гораздо чаще, никакая бумага не выдержит и язык не поворачивается произнести», – утверждали авторы доклада.

В документе обстоятельно проанализирована внутренняя политика Хрущёва. По мнению авторов, это сплошная цепь ошибок. Статистика, приведённая в докладе, свидетельствовала о провале всех планов ускоренного строительства коммунистического строя. Годы «расцвета» деятельности Хрущёва характеризовались как время резкого падения темпов роста экономики. Если в 1950-1956 гг. среднегодовые темпы прироста колебались от 10,6 до 11,1%, то с 1959 по 1963 г. они упали от 6,9 до 5,0%.

Как однозначно негативные оценивались действия Хрущёва в сельском хозяйстве. Они привели к тому, что, через 20 лет после войны в стране стали вводить карточную систему. 860 тонн золота были направлены для того, чтобы закупить хлеб в капиталистических странах. Хрущёву припомнили скот, пущенный под нож, чтобы отчитаться по авантюристическим планам. Провалились, по мнению авторов доклада, все планы по подъёму уровня жизни жителей деревни. Трудодень колхозника вырос с 1958 по 1963 год всего на 36 копеек – с 1,56 руб. до 1,89 руб. Ежемесячная оплата колхозника составляла всего 37-40 рублей. Авторы доклада допустили опасное сравнение: положение колхозников по отношению к 1940 г. не только не улучшилось, но и ухудшилось.

Отдельная тема этого документа – критика бесчисленных хрущёвских реорганизаций. «Положение в народном хозяйстве после перестройки управления… ухудшилось, – и это – беспощадный приговор новой системе. Она породила невиданный параллелизм в руководстве, неразбериху, бюрократизм и просто бестолковщину». Особую критику вызывало деление всех – партийных, государственных, советских – организаций по «производственному принципу». «Среди партийных, государственных, хозяйственных работников, да и среди широких масс трудящихся идет ропот. Люди открыто говорят: «Осточертели перестройки. Работать некогда из-за них. Не хватает хлеба и овощей, молока и мяса, зато изобилие перестроек». И они правы», – констатируют авторы проекта доклада.

Резкой критике была подвергнута внешняя политика Хрущёва. Его обвиняли в авантюризме, в том, что он несколько раз ставил страну на грань войны. Сначала – Суэцкий кризис, «когда мы находились на волосок от большой войны», затем – «берлинский вопрос». Хрущёв, по словам авторов доклада, предъявил президенту США Кеннеди заведомо невыполнимый ультиматум: либо Берлин – вольный город, либо – война. Но «нет у нас таких дураков, которые бы считали бы, что надо воевать «за вольный город Берлин»». Третий случай, едва не приведший к войне, это когда Хрущёв «настоял на том, чтобы на Кубу были направлены наши ракеты. Это вызвало глубочайший кризис, привело мир на грань ядерной войны». Как опасные и безответственные оценивались его экстравагантные высказывания – угрозы капиталистам «забить на три метра в землю», стук ботинком в ООН, угрозы немецкому послу: «мы вас, всех немцев, перебьём, сотрём с лица земли».

По вине Хрущёва, утверждалось в документе, были испорчены отношения с социалистическими странами. Хрущёв оскорблял Мао Цзедуна, именовал его «старой калошей»; лидера Румынии Георгиу Дежа учил сельскому хозяйству; в беседе с алжирским лидером Ахмедом Бен Беллой назвал его друга – Фиделя Кастро – быком, который бросается на любую красную тряпку. Политика оказания помощи странам «третьего мира» оценивалась в докладе как неэффективная, убыточная и в экономическом, и политическом смыслах.

Вызывали недовольство и методы, которыми Хрущёв осуществлял внешнюю политику – многодневные, длившиеся до месяца, его поездки за границу с большой свитой и со всеми родственниками. Авторы доклада подсчитали: в 1963 г. он был за границей 170 дней, к октябрю 1964 г. – 150 дней. Вызывало раздражение то, что у Хрущёва фактически роль министра иностранных дел выполнял его зять – главный редактор Известий Аджубей.

Авторы доклада «замахнулись» даже на новую программу партии. «Даже беглого взгляда на итоги трех лет достаточно, чтобы убедиться в нереальности многих сроков по многим показателям, записанным в Программе, – говорилось в докладе. – Одна из причин этого заключается в том, что готовили ее без глубоких экономических обоснований и расчетов, силами людей, знающих экономику в теоретическом плане, но очень далеких от жизни».

Авторы этого материала позволили себе критиковать позицию Хрущёва по отношению к культу личности Сталина. Поддерживая «ленинский курс нашей партии на осуждение культа личности», они замечают, что «не раз пытались поправлять его, выражали свое несогласие»[960].

В проекте доклада содержались будущие оргвыводы:

• освободить Хрущёва от обязанностей первого секретаря ЦК КПСС и председателя Совмина СССР;

• категорически запретить впредь совмещать посты первого секретаря и предсовмина;

• повысить роль Пленумов ЦК КПСС, ежегодно обсуждать на Пленуме итоги деятельности Президиума ЦК;

• устранить разделение партии «по производственному признаку». Отметим, что этот доклад тщательно подготовлен. Он насыщен специальной информацией, которой не мог располагать по роду деятельности член Президиума ЦК Д. С. Полянский, отвечавший в то время за сельскохозяйственную политику. В докладе содержится экономическая статистика, явно подготовленная именно для этого документа. Она касается так называемых макроэкономических характеристик – замедления среднегодовых темпов прироста общественного продукта, ухудшения соотношений так называемых групп «А» и «Б», падения производительности труда в стране, нарастание объёмов незавершённого строительства. Сбор этих сведений и подготовку статистических материалов подобного рода в это время можно было проводить только с санкции ЦК или, как, вероятно, и было в этом случае, по просьбе Комитета партийно-государственного контроля при ЦК и Совмине СССР[961]. В докладе много данных, которые могли быть получены только от Министерства иностранных дел и КГБ.

Подготовка этого материала должна была потребовать значительного времени.

Тщательности подготовки содержания документа противоречит внешний вид текста. 70 страниц доклада напечатаны опытной машинисткой (или машинистками), профессионально располагающей текст на странице, в том числе и такие сравнительно сложные элементы текста, как таблицы, выдерживается единообразие пробелов между словами и предложениями. Но напечатан текст на старых машинках со сбитым шрифтом, не обеспечивающим равномерную прокраску букв. На первой странице напечатаны листы с первого по 48-й. На второй – листы 49-70. Машинки отличаются шрифтами. Первая машинка – буквы с округлым «очком», текст более светлый, «прореженный». Вторая машинка – буквы, вытянутые вверх, расположены более «тесно», текст «плотный». Замечу, что шрифт второй машинки сохранился лучше. Но обе машинки, скорее всего, старые. Об свидетельствует отсутствие в клавиатуре обеих машинок буквы Ъ, заменяемой по всему тексту доклада знаком ” (например, с”езд)[962]. В любом случае эти внешние особенности машинописи говорят о том, что текст создавался вне обычного делопроизводства ЦК КПСС или другого высшего государственного учреждения этого времени[963].

Отмечу и ещё одно обстоятельство, удивительное для традиций делопроизводства ЦК. Полянский отправил 21 октября 1964 г. в Общий отдел так называемый «второй экземпляр». Это могло произойти только тогда, когда у Полянского не было «первого экземпляра», необходимого для этого случая. Отсюда не сложно сделать вывод, что в соответствии с тогдашней традицией, Полянский передал «первый экземпляр» кому-то, кто был выше его по иерархии, в данном случае – иерархии заговора. Позже, уже после Пленума, отставки Хрущёва и провозглашения Брежнева Первым секретарем, Полянский не дал распоряжения перепечатать этот текст.

Документами, созданными непосредственно во время переворота, то есть в период с 12 по 14 октября (12 – заседание Президиума ЦК без участия Хрущёва, 13-14 – с присутствием Хрущёва и 14 – Пленум ЦК), были:

• перечень участников заседания Президиума ЦК КПСС 12 октября и постановление Президиума за этот день;

• проект выступления Брежнева на заседании Президиума ЦК КПСС 13 октября;

• рабочие записи заведующего Общим отделом ЦК КПСС Малина в ходе заседания Президиума ЦК КПСС 13-14 октября;

• стенограмма Пленума ЦК КПСС 14 октября 1964 г.

Сведения о заседании Президиума 12 октября. Стенограмма или какие-либо записи его не сохранились. В фондах Политбюро есть только протокольные данные, свидетельствовавшие, что заседание Президиума началось 12 октября. На этом заседании присутствовали члены Президиума: Г. И. Воронов, А. П. Кириленко, А. Н. Косыгин, Н. В. Подгорный, Д. С. Полянский, М. А. Суслов, ?. М. Шверник; кандидаты в члены Президиума: В. В. Гришин, Л. Н. Ефремов; секретари ЦК: Ю. В. Андропов, ?. Н. Демичев, Л. Ф. Ильичёв, В. И. Поляков, Б. Н. Пономарёв, А. П. Рудаков, В. Н. Титов, А. Н. Шелепин.

Председательствовал на заседании Л. И. Брежнев.

В результате этого заседания было принято следующее постановление Президиума, датированное 12 октября 1964 г.: «О возникших вопросах по поводу предстоящего Пленума ЦК КПСС и разработок перспективного народнохозяйственного плана на новый период».

В постановлении сообщалось:

1. В связи с поступающими в ЦК КПСС запросами о возникших неясностях принципиального характера по вопросам, намеченным к обсуждению на Пленуме ЦК КПСС в ноябре с. г., и в разработках нового пятилетнего плана признать неотложным и необходимым обсудить их на ближайшем заседании Президиума ЦК КПСС с участием т. Хрущёва.

Поручить тт. Брежневу, Косыгину, Суслову и Подгорному связаться с т. Хрущёвым по телефону и передать ему настоящее решение с тем, чтобы заседание Президиума ЦК провести 13 октября 1964 г.

2. Ввиду многих неясностей, возникающих на местах по записке т. Хрущёва от 18 июля 1964 г. (№ П1130) «О руководстве сельским хозяйством в связи с переходом на путь интенсификации», разосланной в партийные организации, и содержащихся в ней путаных установок отозвать указанную записку из парторганизаций.

3. Учитывая важное значение характера возникших вопросов и предстоящего их обсуждения, считать целесообразным вызвать в Москву членов ЦК КПСС, кандидатов в члены ЦК КПСС и членов Центральной Ревизионной Комиссии КПСС для доклада Пленуму итогов обсуждения вопросов на Президиуме ЦК КПСС.

Вопрос о времени проведения Пленума ЦК КПСС решить в присутствии т. Хрущёва».

По хронологии к этому комплексу примыкает конспект проекта выступления Брежнева на заседании Президиума 13 октября, написанный самим Брежневым. О существовании этого документа стало известно из мемуаров его многолетнего помощника – А.М. Александрова-Агентова. Он получил от Брежнева написанные красным фломастером несколько листов бумаги сразу же после окончания заседания Президиума и Пленума ЦК со словами: «Пусть будут у тебя, никуда не сдавай и никому не отдавай».

Изучение текста, опубликованного в 1994 г. Александровым-Агентовым, позволяет уверенно утверждать, что Брежнев не был знаком с «докладом Полянского».

Брежнев записывал, готовясь к выступлению: «Вы, Никита Сергеевич, знаете мое отношение к Вам на протяжении 25 лет, Вы знаете мое отношение, в трудную для Вас минуту – я тогда честно смело и уверенно боролся за Вас, за Ленинскую линию. Я тогда заболел, у меня (был) инфаркт миокарда, – но, и будучи тяжело больным, я нашел силы для борьбы. Сегодня я не могу вступать в сделку со своей совестью и хочу по партийному высказать свои замечания».

Здесь и дальше в тексте Брежнев писал о своём личном отношении к Хрущёву. «Если бы Вы, Н. С., не страдали бы такими пороками как властолюбие, самообольщение своей личностью, верой в свою непогрешимость, если бы вы обладали хотя бы небольшой скромностью, – Вы бы тогда не допустили создания культа своей личности, – и Вы, наоборот, все делали для того, чтобы укрепить этот культ. Вы не только не принимали мер к тому, чтобы остановиться на каком-то рубеже, – но, наоборот, поставили радио, кино, телевидение на службу своей личности».

Брежнев обвинял Хрущёва в том, что он вмешивался во все дела, в том, что он организовал и поддерживал авантюру печально знаменитого рязанского секретаря обкома партии Ларионова, выгнал секретарей ЦК Аристова и Кальченко, «пошло исключение кадров из партии». «Нам предстоит серьезно заняться экономической структурой нашей промышленности, – писал Брежнев, готовясь к выступлению. – Нельзя формировать структуру промышленности за обедом».

Особое возмущение у Брежнева вызывало отношение Хрущёва к его коллегам по «коллективному руководству». «Как Вы отзываетесь о товарищах, о Секретариате? – писал Брежнев. – Вы ведь не знаете работу секретариата. Он ведет большую работу. А вы говорите, что мы, как кобели, сцим на тумбу. …А кто из нас ходит без ярлыков?»[964]

Текст Брежнева очень эмоциональный, но фактов не много. Ясно, что писалось это без предварительных заготовок. Брежнев появился в Москве, вернувшись из заграницы 11 октября. Днём позже было первое заседание Президиума. 13-го предстояла главная схватка – члены Президиума ЦК против первого секретаря ЦК.

Рабочие записи В. Н. Малина на заседании Президиума ЦК КПСС 13-14 октября 1964 г. «Я не знаю, существует ли стенограмма заседания Президиума ЦК в ночь с 13 на 14 октября 1964 г., но сомневаюсь, что она есть», – написал в своих мемуарах А. М. Александров-Агентов [965].

Александров-Агентов ошибался. Заведующий общим отделом ЦК КПСС В. Н. Малин, присутствовавший на этом заседании, вёл краткий конспект выступлений. На одиннадцати стандартных карточках из тонкого картона, предназначенных для того, чтобы фиксировать на них основные вопросы, обсуждавшиеся членами Президиума, он кратко, но достаточно точно записал все выступления. Записи Малина позже оказались в архиве Политбюро, были недавно там обнаружены и расшифрованы.

При передаче этих документов в архив Политбюро или при обработке фонда была допущена ошибка в нумерации карточек. Это, в свою очередь, может исказить воссоздание порядка выступлений. Восстановить правильную датировку позволяют пометы Малина. Пять карточек датируются 13 октября; остальные шесть – 13-14 октября. Утреннее выступление Полянского 14 октября открывает новый день заседания Президиума. Ему должна предшествовать та карточка, записи на которой ясно свидетельствуют о том, что Малин был вынужден прекратить записывать и оставить, вопреки обыкновению, недописанной оборотную сторону карточки. Записи за новый день начинались с нового листа. Конспект выступления Полянского и начинается с нового листа, которому предшествует пустой оборотный лист.

13 октября в Москву прибыл Хрущёв, вызванный из отпуска из Пицунды. Одновременно на заседание Президиума приехали Микоян, отдыхавший вместе с Хрущёвым, кандидаты в члены Президиума ЦК, первый секретарь ЦК Компартии Грузии В. П. Мжаванадзе, первый секретарь ЦК Компартии Белоруссии К. Т. Мазуров, первый секретарь ЦК Компартии Узбекистана Ш. Р. Рашидов, первый секретарь ЦК Компартии Украины ?. Е. Шелест.

Краткость и фрагментарность записей Малина, позволяет, тем не менее, дать возможность воссоздать атмосферу заседания и реконструировать аргументы, которые использовались его участники.

Начал заседание Брежнев. Он объяснил факт созыва Президиума и Пленума тем, что секретари обкомов ставят вопросы: что означает восьмилетка, выражают недовольство разделением обкомов по производственному признаку, частыми структурными изменениями. Брежнев критиковал Хрущёва за то, что он заявил о восьмилетке, не посоветовавшись. Он заявил, что Хрущёв общался с членами руководства через свои записки. Закончил он выступление предложением высказаться о положении, сложившемся в Президиуме ЦК из-за непартийного обращения к его членам со стороны Хрущёва.

Следом за Брежневым говорил Хрущёв. Его выступление, судя по краткой записи Малина, было, скорее, уклончиво-осторожным. Он признал аргументы Брежнева вескими, заявил о своей любви к партии и о желании быть полезным партии. Он выразил сожаление, что «не замечал и не ожидал» такой негативной реакции на свои записки, которые «посылал членам Президиума по всем вопросам». Хрущёв защищал разделение обкомов. По его мнению, это не противоречит единому руководству. Тут же признал, что «допускал раздражительность» по отношению к другим людям. Но сразу заявил, что считает участников заседания своими «друзьями единомышленниками» и заявил, что готов работать, «насколько хватит моих сил».

Следом за Хрущёвым выступил Шелест. Выступление первого секретаря ЦК компартии Украины имело особое значение. Украина традиционно была вотчиной Хрущёва. Шелест, сказав стандартные слова об огромных успехах, достигнутых партией и страной, заявил, что на этом фоне «резко видны недочёты и промахи». По его словам, существует переоценка успехов и новых идей. И дальше он подверг Хрущёва сокрушительной критике. Волевые решения, срывы, возникает много вопросов, нужно давать ответы… Пленумы партии, по его мнению, превращались в партактивы. Шелест заявил, что не согласен с Запиской Хрущёва о реорганизации управления сельским хозяйством, приложенной к документам по подготовке ноябрьского Пленума ЦК КПСС, так как в предложениях принижается роль парторганов. По словам Шелеста, из-за бесконечных реорганизаций невозможно набрать людей для работы в партийных органах; провалились объявленные Хрущёвым в 1957 г. намерения «догнать и перегнать Америку», не выполнены планы по строительству жилья, обещали повысить зарплату – тоже не выполнили. «О разделении обкомов, – не на правильном пути стоим, – записывал Малин слова Шелеста, – нельзя молчать. О планировании – коллективно надо решать, а не единолично решать. Последнее заседание о плане – мы ничего не поняли – ответственность и права республик ответственность есть, а прав нет».

Воронов заявил: «В результате неправильного и непартийного отношения т. Хрущёва создалась нетерпимая обстановка. Возник новый культ личности Хрущёва. …По существу коллективного руководства нет. Не терпит никаких замечаний. …окрики, оскорбления».

Ф. Р. Козлов, к этому времени уже тяжело больной человек, в недавнем прошлом «второй секретарь ЦК КПСС», с горечью и личной обидой говорил, что Хрущёв – «гибрид инженера с агрономом», запрещал вмешиваться в дела управления: «в такие то вопросы не лезь, их т. Хрущёв ведет». «Запрещаете ездить по областям, – говорил Козлов, обращаясь к Хрущёву. – Вы заявляете мне – на экскурсию захотел. Мне говорил – Вы самый опасный человек, говорил – запрещаю заниматься сельским хозяйством. Оборонной техникой не занимаюсь». «Разве можно принижать райкомы? – комментировал Козлов планы Хрущёва по реорганизации сельского хозяйства. – В записке – много чепухи. В Ваших рекомендациях – не знаешь, что правильно. Реорганизации – только и сидим на этом». Козлов осудил раздел обкомов по производственному признаку и заявил о необходимости «прекратить практику сосредоточения власти в одних руках». Именно Козлов первым на этом заседании предложил «отпустить на пенсию» Хрущёва.

Выступление Шелепина отличалось тщательной подготовкой. Запись Малина свидетельствует о том, что в основе речи Шелепина лежал доклад, подготовленный Полянским. Совпадает структура этих двух текстов; отличия касаются, главным образом, обстоятельств «озвучивания» этих текстов. Шелепин, опытный оратор, учитывал реакцию своих слушателей. Поэтому он начал с обращения к Хрущёву: «Говорю искренне – зачем Вам было выступать с вступительным словом?»

Дальше следовало осуждение единоличной власти Хрущёва; то, что пленумы при нём превратились в митинги; что он, сосредоточив в своих руках власть, стал ею злоупотреблять, в результате чего сложилась нетерпимая обстановка и культ личности, что Хрущёв нарушает ленинские принципы руководства. «Характеристика, данная Лениным Сталину, – полностью относится к Вам, – заявил Шелепин. Зачем Вы натравливаете друг на друга? Роль членов Президиума ЦК принижена. Среди членов

Президиума ЦК нет друзей, окружили себя сомнительными людьми. Т. Поляков[966] гнусную роль играет. Потеряли скромность».

Близость к «докладу Полянского» особенно видна в экономическом разделе выступления Шелепина. «Откуда Вы взяли, [что] дела у нас идут хорошо? Темп за 10 лет – упал, национальный доход – с 11% до 4% упал. Волевые указания наносят вред. О строительстве – строит 4-5-этажные дома. В сельском хозяйстве – карусель. 130 тыс. ёлочек[967] лежит, на 36 коп. за 5 лет увеличилась материальная заинтересованность», – конспектировал Малин следом за Шелепиным, не подозревая, что тот слово за словом воспроизводил «доклад Полянского».

Шелепин обвинял Хрущёва в попытках разогнать Академию наук, в том, что перестройки в промышленности оторвали науку от производства.

Объектом резкой критики Шелепина стала внешняя политика Хрущёва. Председателю КПК не нравился курс на мирное существование («С империалистами мы должны быть на страже. Отступаете от главной линии») и авантюры Хрущёва в Суэце, в Берлине, на Кубе. «Кубинский кризис – авантюра, жонглирование судьбами народа», – заявлял Шелепин.

Не забыл он и о «рязанском деле», о том, с каким удовольствием Хрущёв принимает всевозможные премии, и даже об утверждении Хрущёва, что «Октябрьскую революцию совершили бабы».

С осуждением Хрущёва выступили Кириленко, Мазуров, Ефремов, Мжаванадзе. Они критиковали Хрущёва за эксперименты в сельском хозяйстве, в партийном строительстве, за авантюризм планов «догнать-перегнать», за грубость и хамство, за то, что «национализм процветает».

Влиятельнейший член Президиума ЦК Суслов, выступая, заявил, что «нет здоровой обстановки, в Президиуме – ненормальная обстановка, с точки зрения деловой. Генеральная линия правильная. Нарушение ленинских принципов руководства, и далеко пошли в нарушении, практически невозможно высказать иное мнение, оскорбительно относитесь к работникам, все положительное приписывается Хрущёву, недостатки – обкомам. Поощряете подхалимов, – записывал Малин за Сусловым, – сигналам придаете большое значение – от семьи. Семейные выезды. Поездки Аджубея неполезны. Талантливый – торопливость есть, шумиха в печати, самореклама, во внешней политике – апломб. В беседе с японскими социалистами – наговорили много лишнего».

Выступавшие следом за Сусловым Гришин, тогда профсоюзный функционер, председатель ВЦСПС, и Рашидов – первый секретарь ЦК компартии Узбекистана, – в основном повторили основные положения предшествовавших выступлений, расцветив их подробностями из своих сфер деятельности. Гришин сетовал на непонимание Хрущёвым роли профсоюзов, а Рашидов критиковал эксперименты с планированием.

После этого в заседании Президиума состоялся перерыв, скорее всего – на ночь. Записи Малина свидетельствуют, что на следующий день, утром 14 октября, именно Полянскому было предоставлено первое слово. Ему предстояло «добивать» Никиту Сергеевича.

Полянский заявил, что «линия съездов правильная, другое дело осуществление ее». Полянский определил заседание, которое шло утром 14 октября, как «историческое». «Другой Хрущев стал, – утверждал он. – В первую пятилетку вел хорошо себя. В последнее время захотел возвыситься над партией – стал груб… Сталина поносите до неприличия, неудовлетворительные дела в деревне. 300 тыс. деревень – Пошехонье. Седеет деревня. Вы отстранили всех от сельского хозяйства. О 8-летнем (плане. – Р. П.). О группировке пятилеток (в ЦСУ), о ценах (глупость высказывали), руководство через записки. Лысенко – Аракчеев в науке. Вы 10 академиков Тимирязевки не принимаете два года, а капиталиста сходу принимаете[968]. Тяжелый Вы человек, теперь Вы другой. Заболели манией величия».

Судя по записям Малина, именно Полянский довёл до логического конца поток обвинений против Хрущёва. «Вывод: уйти вам со всех постов в отставку».

В этот момент за Хрущёва попытался заступиться Микоян. Эта попытка сразу же была пресечена Шелепиным: «т. Микоян ведет себя неправильно, послушайте его». Микоян не нашёл поддержки на Президиуме.

Хрущёва уже «добивали».

Косыгин, выступая, заявил, что он «удовлетворен ходом обсуждения, линия правильная… Президиум характеризует единство, ЦК весь поддержит. Полумерами не удастся решить. Стиль т. Хрущёва – не ленинский». Косыгин критиковал Хрущёва зло и аргументировано. Он напомнил, что Хрущёв всё брал на себя, на XXII съезде выступал с двумя докладами. Противопоставил себя Президиуму и ЦК, интригует, «замазывает» трудности, возникшие по его вине. Понятно, что он как первый заместитель председателя Совмина СССР не забыл о хрущёвских записках, о попытках ввести восьмилетку, о том, что Хрущёв монополизировал военные вопросы. Он процитировал высказывание Хрущёва о социалистических странах: «Был бы хлеб, мешки найдутся». Выводы Косыгина были жёсткими – созвать пленум и освободить Хрущёва от всех его постов, разделить посты председателя Совмина и первого секретаря ЦК КПСС, ввести должность второго секретаря ЦК КПСС.

Выступавший следом Подгорный заявил, что согласен со всеми выступлениями, кроме выступления Микояна и полностью присоединился к предложениям Косыгина об отставке Хрущёва. «Как отразится на международном отношении и внутреннем отразится? – задавал он вопрос сам себе и участникам совещания, и тут же отвечал: «ничего не случится. Лучше, если бы сам попросил освободить».

Тут пришла очередь выступать Брежневу, который вёл заседание Президиума и должен был унаследовать пост первого секретаря ЦК КПСС за Хрущёвым. Краткий конспект Малина свидетельствует, что Брежнев выступал, строго придерживаясь своего конспекта. Повторим, что в выступлении нет следов влияния «доклада Полянского». Выводы Брежнева содержатся уже в записи Малина: «освободить т. Хрущёва от занимаемых постов, разделить посты».

Секретарям ЦК осталось только подтвердить мнение будущего первого секретаря: «т. Андропов – правильно делает Президиум, предложения поддерживаю, т. Пономарев – поддерживаю предложения, т. Ильичев – согласен, т. Титов – согласен с выводами, т. Демичев – согласен с предложениями, т. Рудаков – согласен с выводами, т. Поляков – согласен с выводами… т. Шверник – Никита Сергеевич неправильно повел себя. Лишить, удовлетворить просьбу».

Сдался Микоян: «говорил что думал, согласен с предложениями».

Под потоком обвинений сдался и Хрущёв. Процитирую его выступление по записи Малина: «С Вами бороться не могу, потому что с вами боролся с антипартийной группой. Вашу честность ценю, по-разному относился, прошу извинения за грубость [у] т. Полянского и Воронова. Главная ошибка – слабость проявил, а потом не оказал сопротивления. О совмещении постов. Совмещать пост первого секретаря ЦК и пост председателя Бюро ЦК по РСФСР – подумать. Грубость по адресу Сахарова[969] признаю, Келдыша – тоже. Зерно и кукуруза – придется вам заниматься». Хрущёв протестовал против обвинений в ошибках во внешней политике. Никита Сергеевич закончил следующими словами: «Не прошу милости – вопрос решен. Я сказал т. Микояну – бороться не буду, основа одна. Зачем буду искать краски и мазать вас. И радуюсь – наконец, партия выросла и может контролировать любого человека. Собрались – и мажете говном, а я не могу возразить. Чувствовал, что я не справляюсь, а жизнь цепкая, зазнайство порождало. Выражаю с просьбой об освобождении. Если надо – как надо поступить, я так и поступлю. Где жить? Спасибо за работу, за критику»[970].

Хрущёв сдался и отказался от дальнейшей борьбы, подписал заранее подготовленное Л.Ф. Ильичёвым[971] заявление о собственной отставке.

Итогом заседания Президиума 13-14 октября 1964 г. стало принятие постановления[972], в котором сообщалось, что «в результате ошибок и неправильных действий т. Хрущева, нарушающих ленинские принципы коллективного руководства», сложилась ненормальная обстановка в самом Президиуме; что Хрущёв, объединив посты первого секретаря ЦК КПСС и председателя Совета Министров, стал выходить из-под контроля ЦК КПСС[973]. В решении Президиума заявлялось, что «при сложившихся отрицательных личных качествах как работника, преклонном возрасте и ухудшении состояния здоровья т. Хрущёв не способен исправить допущенные ошибки и непартийные методы в работе». Отсюда вывод: принять заявление Хрущёва об освобождении от всех партийных и государственных постов «в связи с преклонным возрастом и ухудшением состояния здоровья», признать нецелесообразным в будущем объединять посты первого секретаря ЦК и председателя Совмина.

В постановлении указывалось, что должен был быть немедленно собран пленум ЦК. Ирония судьбы состояла в том, что пленум уже был собран и ждал только одного – когда объявят решение Президиума ЦК, впрочем, уже заранее известное участникам пленума.

14 октября пленум начал работу[974]. Он был хорошо отрепетирован. По сути, была использована та модель решения организационных вопросов, которая была применена самим Хрущёвым против маршала Жукова в 1957 г. Короткое вступительное слово Брежнева, подробный доклад «штатного докладчика» на подобных пленумах – Суслова[975]. Он последовательно отделял Хрущёва от партии и государства. К минимуму были сведены сведения о кризисных явлениях в стране в конце 50-х – начале 60-х гг. Из доклада «пропала» критика внешней политики Хрущёва, данные об авантюрах первого секретаря ЦК в берлинском и карибском кризисах. Не осталось там и осуждения политики Хрущёва по отношению к маоистскому Китаю.

Хрущёв не выступал на пленуме, доклад не обсуждался. Партийная массовка – «голоса из зала» – сказала то, что должна была сказать: «Всё ясно. Предлагаем прения не открывать»; Брежнева избрали первым секретарём ЦК, Косыгина – председателем Совета Министров; и с голосами из зала – «Да здравствует наша могучая ленинская партия и её Центральный Комитет» – пленум закончил работу[976].

По итогам пленума в Правде 16 октября была опубликована краткая информация. Более подробные сведения направили в крайкомы и обкомы партии. Но дискуссий не предполагалось. На этот раз не было послано никаких «закрытых писем» для рядовых коммунистов. Опыт середины 50-х годов был учтён.

Анализ сохранившихся письменных источников позволяют дополнить, а в ряде случаев и существенно уточнить прежние сведения о заговоре.

Рассматривая тексты выступлений на Пленуме через призму «доклада Полянского», можно установить, что А. Н. Шелепин, традиционно и справедливо считающийся лидером так называемых «молодых» в партийно-государственном руководстве СССР начала 60-х гг., выступал прямо по тексту этого доклада. Практически не ощутимо влияние «доклада Шелепина» в выступлениях Брежнева, Косыгина, Шелеста, Суслова. Это были люди, политическая биография которых состоялась ещё при Сталине.

«Доклад Полянского» свидетельствует: в окружении Шелепина и Полянского обстоятельно готовились к свержению Хрущёва. «Молодые» критиковали не только лично Хрущёва, но и многие аспекты политики государства периода правления Хрущёва. Несомненно и то, что «молодые» надеялись занять ключевые позиции в руководстве государством. «Доклад Полянского» готовился именно как главный доклад на предстоявшем Пленуме по снятию Хрущёва. Однако «молодые» проиграли уже в первые часы реализации заговора. Свидетельством этому стало то, что главный доклад на Пленуме делал представитель старой, ещё сталинской гвардии, М. А. Суслов. Похоже, Брежнева и его будущих соратников по партийному руководству – Суслова, Косыгина, Подгорного – встревожила радикальность «доклада Полянского» и той группы, которая стояла за этим докладом. «Молодые» в ЦК КПСС могли стать опасными для «стариков». «Старики» выиграли в схватке за власть.

Поэтому и не стали перепечатывать «доклад Полянского», сведя его роль до некоего справочного документа в материалах Пленума.

…Хрущёв уходил проигравшим, но не побеждённым. Заговор, обставленный как регулярное заседание Президиума, вполне партийно-легитимный, но безнравственный по сути, превращал Хрущёва в жертву. А жертва в России часто становится политической легендой, симпатичной и мало похожей на свой реальный прототип.