О проблеме епитимийника белгородского епископа Максима

Правило Илья, архиепискуп Новгородский, исправил Белгородскимъ епископомь содержится в древнейшем списке в Новгородской Кормчей 1280 г.[344] Содержание этого документа посвящено двум случаям совершения литургии – о забытии влить вино в потир и осквернении мышью просфоры во время службы. Несмотря на узость вопросов, рассматриваемых в Правиле, оно представляет несомненный интерес для дальнейшей истории древнерусского канонического права. С. И. Смирнов, внимательно исследовавший взаимоотношения Правила с другими документами русского покаянного права (прежде всего, с Правилом о церковном устранении), пришёл к мнению, что первоначальный текст сочинения двух епископов XII столетия был значительно обширнее, чем тот, который содержится в Новгородской Кормчей 1280 г.[345] Кто был сотрудником Ильи? Из белгородских епископов, упоминающихся хронологически близко ко времени деятельности Ильи (1165-1186), – епископ Максим[346].

Этому Максиму С. И. Смирнов приписывает опубликованный им епитимийник, начинающийся обращением: «Максим рече»[347]. Состав и содержание епитимийника характерны для южнорусской, киевской школы толкования церковного права. Первые правила представляют собой запись высказываний Максима по различным вопросам семейной жизни верующих. Статьи 5-53 весьма разнообразны по источникам и по содержанию. Прежде всего обращает на себя внимание полное игнорирование Вопрошания Кирикова как источника. Зато широко представлены южнорусские епитимийники, в том числе и те, которые были известны в Новгороде к середине XII в. Мы уже отмечали в числе источников Вопрошания обнаруженный нами епитимийник Правило Се. отец апостольских заповедей[348]. Этот документ, возникший не позднее середины XII в., широко использовался при создании епитимийника Максима. Среди статей епитимийника Максима, возникших под влиянием Правила Св. отец…, следует отметить следующие:

Наряду с этим покаянным правилом, в епитимийнике епископа Максима использовалась Заповедь исповедающимся сыном и дщерем митрополита Георгия[349]. Южнорусский характер епитимийника подчёркивается использованием положений, содержащихся в поучении андреевского игумена Григория, а именно: требование сообщать свои старые грехи новому духовнику [350].

Епископ Максим привлекал также документы юго– и западно-славянского права[351].

Содержание епитимийника епископа Максима отличается разнообразием. Наряду со статьями, регламентирующими семейно-брачные отношения (ст. 1-6), в епитимийнике содержатся статьи, рассматривающие положение зависимого населения. В них содержится требование об освобождении рабыни, родившей ребенка от своего господина (ст. 7), аналогично статье Русской Правды; «работным» устанавливается меньшая епитимья (ст. 22); упоминается продажа родителями детей в зависимость (ст. 46); убийство челядина карается епитимьей разбойника (ст. 48); 6-летняя епитимья устанавливается в том случае, если «кого продадять или умучат» (ст. 47).

В статьях епитимийника епископа Максима, рассматривающих взаимоотношения с иноверующими, мы находим упоминание о евреях (ст. 17, 27). Другие этнонимы в документе отсутствуют. В этом факте ясно отразились условия деятельности духовенства Киевского княжества, постоянно сталкивавшегося с евреями-ростовщиками и торговцами[352]. Епископ Максим, говоря о взаимоотношениях с евреями-торговцами, разрешал покупать у них перец, рыбу, овец или других животных и запрещал покупку хлеба и мёда[353].

Какие-либо упоминания о волхвах отсутствуют в епитимийнике епископа Максима. Вряд ли это упущение случайно. Волхвы не упоминаются и в других южнорусских документах покаянного права, возникших в XII в. Для южнорусского духовенства, по-видимому, актуальнее была борьба с ересями. Епитимийник Максима, упоминая о ересях, позволяет представить их характер. В епитимийнике содержится запрещение самому назначать себе епитимью. Тайный аскетизм, осуждаемый Максимом, был свойственен богомилам[354]. Богомильская ересь была широко распространена в XI и XII вв. в Византии, на Балканах и на Руси [355].

Логическим развитием суждений о киевских пирах, содержащихся в сочинении митрополита Иоанна I, андреевского игумена Григория, стала 53-я статья епитимийника епископа Максима, запрещавшая «покаяльникам» посещать пиры. Максим требует от них «оуклонятися всакых песней бтсовских, гусли и сопели, плысания, игр нечистых, ненавидимых паче же ш бога скоморохов и кудес, и кущуня, и смехъ»[356].

Этот перечень светских развлечений по полноте не имеет равных в древнерусской письменности.

Наряду с оригинальными статьями, в епитимийнике Максима мы можем найти и явно устаревшие, чьё появление может быть объяснено только некритическим отношением епископа Максима к источникам. К числу таковых относится разрешение ставить в священники человека, имеющего семью, не оформленную по обрядам христианства, но венчавшегося перед поставлением (ст. 8). Эта статья, звучащая во второй половине XII в. анахронизмом, оказалась в составе епитимийника Максима, по всей вероятности, из-за авторитетности источника, из которого она была взята Максимом, – из Заповеди… митрополита Георгия, созданной в конце 60-х – начале 70-х гг. XI в.

Особая ценность епитимийника в том, что он стал важной вехой в истории развития древнерусского покаянного права. Тесные контакты между белгородским епископом Максимом и главой новгородской церкви архиепископом Ильёй обусловили известность епитимийника Максима в Новгороде. Положения этого документа широко используются в ряде памятников новгородского покаянного права конца XII в.

1973 г.