§ 4. Символический интеракционизм и этнометодология коммуникаций

В начале 1960-х годов антрополог и лингвист Делл Хаймс (1927–2009) предлагает широкую программу изучения отношений между обществом и языком, которую он называет этнографией коммуникаций. Основной задачей такого исследования было убедить антропологов в том, что язык и остальные виды коммуникации являются основным культурным феноменом, наряду с такими, как родственные связи или виды социальной организации. Язык, таким образом, Хаймс предлагает рассматривать как поведенческую и социальную активность, в то время как другие лингвисты видели в нем в первую очередь индивидуальный когнитивный продукт: «Этнография, а не лингвистика, коммуникация, а не языкознание должны служить той теоретической основой, через которую можно определить место языка в культуре и общественной жизни».[297]

Основным предметом рассмотрения этнографии коммуникации Хаймс видит коммуникативную экономику, то есть изучение того, каким образом разные культурные сообщества распоряжаются своими коммуникативными ресурсами. Антрополог вводит понятие «коммуникативные компетенции» как совокупность знаний о языке и его применении, которыми должен обладать индивид, принадлежащий к определенной культурной группе. Таким образом, Хаймс предлагает специфические основания культуры. Для него культура базируется на разделяемых всеми членами культурной группы установках, которые делают поведение членов этой группы предсказуемым друг для друга. Этнография, таким образом, основываясь на внешнем восприятии определенного культурного сообщества (community) (такое восприятие называется этическим), должна изучать социальные рамки восприятия членов самого такого сообщества изнутри (его называют эмическим восприятием). Таким образом, коммуникативным является и становится каждый объект, даже внешний, для процесса коммуникации, потому что создает коммуникативное окружение. Так возникла несвойственная исследователям из Пало-Альто модель оценки сочетания вербальных и невербальных коммуникаций, а также различных атрибутов коммуникативного контекста.

Схожий подход предлагает Ирвинг Гоффман (1922–1982), чьи тезисы появляются еще до работ Хаймса в публикациях разных лет.[298] Для Гоффмана важным оказывается не просто коммуникативное окружение. В книге «Представление себя другим в повседневной жизни» Гоффман использует аналогию с театром и театральными действиями и ритуалами для того, чтобы описать взаимодействие людей. С его точки зрения, люди вписаны в декорации и играют в них определенные роли, подобно актерам в театре. Для Гоффмана имеет значение даже расположение собеседников, их положение относительно друг друга в пространстве коммуникативного действия.[299]

Интересно, что Гоффман практически не использует в своих работах понятие «коммуникация» и всячески стремится к тому, чтобы отказаться от общих теорий, вытекающих из синтеза других работ. Для него основой всех теорий является эмпирическая работа, в первую очередь – наблюдение. Гоффман писал о «бесполезности» коммуникации как концепта, который, как он полагает, «долгое время подавал большие надежды в социальных науках, но не оправдал их».[300] Сама коммуникация понимается им как передача информации с помощью знаков, имеющих конвенциональный характер. Однако даже такое определение, с его точки зрения, слишком узкое, чтобы описывать изучаемый им объект, который он называет «интеракция». Термин «коммуникация» еще будет встречаться в работах Гоффмана, однако в центре его модели – интеракционистская модель общества.

Опираясь на работу социолога Талкотта Парсонса «Социальная система»,[301] Гоффман показывает общество, в котором за социальным порядком стоят интеракции. Таким образом, интеракции – это не просто последовательности действий и (или) реакций, а определенный тип социального порядка. Иными словами, общественная система представляет собой двухуровневую модель, в которой система действий поддерживается определенной системой интеракций. Если социальный порядок – результат того, что отдельные действия отдельных акторов интегрируются в единое целое, то порядок интеракций – результат того, что отдельные интеракции интегрируются в единое целое. Социальный порядок поддерживается системой позитивных и негативных санкций, которые могут быть моральными или материальными (например, такой санкцией может быть отъем блага); на уровне интеракций возможны только моральные санкции.

Идея предсказуемости интеракций, как и у Бердвистела, присутствует у Гоффмана на уровне эмпирических наблюдений. Гоффман предполагает, что человек за пределами своей ванной (где он действительно один) находится в присутствии других людей и подавляет часть свойственных только ему типов поведения – движений, жестов, положения в пространстве, походки, то есть на людях ведет себя иначе, чем наедине с собой, и использует другие действия, другую походку, по-другому двигает плечами и т. п. Гоффман называет это фасадом человеческого поведения. Строя свой метод на наблюдении за различными интеракциями в различных пространствах (см., например, книгу «Узилища: несколько эссе о социальном положении психически больных и других лишённых свободы»,[302] где автор описывает поведение душевнобольных), Гоффман использует количественный метод подсчета повторяемости устойчивых, выделенных им ситуаций.

Своим подходом И. Гоффман ставит «с ног на голову» теорию Парсонса о том, что социальное действие подчинено нормам, которые довлеют над индивидом.[303] У Гоффмана мы видим, что социальное действие в значительной степени возникает в результате постоянного, повторяющегося создания таких норм. Однако подлинно поспорить со структурной теорией Парсонса решился его ученик, основатель еще одного подхода в анализе интерперсональных коммуникаций Гарольд Гарфинкель. Толкотт Парсонс предполагал, что любое действие актора – результат навязывания обществом норм и пространства действия. А акторы усваивают систему ценностей общества. Таким образом, социальное окружение является данным индивиду изначально. С точки зрения Гарфинкеля, подход Парсонса не принимает в расчет знание и логику самого социального субъекта. В процессе социального действия индивиды постоянно интерпретируют правила, своими поступками создавая новые правила. Иными словами, правила отныне – это не нечто навязанное структурой, а нечто возникающее в результате повторяющихся рутинизированных действий индивидов.[304]

К примеру, мы привыкли, что в больших и перегруженных городах водители выезжают на перекресток, даже если за перекрестком стоит пробка, что в результате блокирует движение поперечного транспорта через перекресток. При этом мы знаем, что в Правилах дорожного движения запрещается выезжать на перекресток, если за ним образовался затор. Теперь представим себе, что дорожная полиция будет штрафовать нарушителей этого правила. Скорее всего, каждый автомобилист, если ему грозит штраф, захочет объяснить логику своих действий полицейскому, пытаясь проинтерпретировать данное правило в свою пользу. Это связано с тем, что сложный трафик в больших городах создал особенные, разделяемые и водителями, и дорожной полицией, правила, которые противоречат официальным.

Таким образом, задачей этнометодологии Гарфинкель видит попытку понять ежедневные практики людей в сравнении с их общепризнанным рациональным значением, то есть идентифицировать операции, при помощи которых люди отдают себе отчет в своих действиях в условиях различных интеракций (взаимодействий). Социальный факт отныне не является навязанным; он – результат осознания субъектами смысла их практических регулярных действий.