Космос — различение
Космос — различение
Значит, космос возникал из хаоса, был отделением злаков от плевел, овнов от козлищ среди стихий, т. е. различением из марева и кристаллизацией: выжиманием и сгущением, консолидацией земли с землей, воды с водой. Выходит, что человеку присуще различение, отделение, формы — и это дело должно было совершиться в бытии как условие, чтобы человек мог возникнуть. Значит, идеи, т. е. формы, виды, сущности (консолидация земли, например, в ядро — в суть — в консистенцию) действительно предшествовали бытию человечества, жизни: и чтоб их познать, нам надо вспоминать (Платон)!. Но столь же верно, что для их познания надо вглядываться, въосязаться в то, что вокруг нас: ведь кругом нас космос являет чистые формы и сути; так после кромешного марева бури и грозы (когда космос в борьбе с титанами возникал из хаоса) мир промыт, и каждая грань ослепительно светит. Поверхностью нашей (а именно здесь гнездится ощущение и эмпирия) мы «органически» можем воспринимать только очищенные качества, сущности, виды, формы — словом, неорганическую природу. С точки зрения нашей поверхности мир продолжает очищаться и обретать все более чистые и ясные формы, сути и элементы. Потому красота — не первозданная, но созидаемая, и современный человек имеет дело с более рафинированным и идеализированным космосом, чем грек гомеровский, гесиодовский или платоновский. Ориентировка нашего восставшего вертикально и самоходного тела (нашей земли), его равновесие (орган его, кстати, в голове — в ухе) возможны именно благодаря различениям: верх-низ, занято-пусто[42]. И мы движемся, лавируя и не натыкаясь, именно оттого, что не все во всем, а здесь — одно, а там — Другое
И мы сами: человек — есть отличение, лицо-личность, избирательность и форма, особь. Так это именно по виду, с поверхности и с наружности. И все наши отверстия в мир — строгие стражи: непосвященного не пропустят в мистерии нашего нутра, но проверят сначала: наш или не наш? Рот не примет большую форму, а лишь по своей мере — как «кусок» (откушенный — сформированный штампом челюсти). Язык и вкус сразу признают: свой или чужеродный массив входит в рот? На вкус: сладость — горечь, достаточно ли обработан огнем: светом и теплом; на мягкость, сочность — жизненность, органичность, свойственную нам водяность; на запах, аромат — ноздри уже при приближении уловят: присущ ли нам по духу? И если нет — мы фыркнем, отдунемся, выплюнем, выблюем, исторгнем, изрыгнем