ДУРНУЮ ТРАВУ С ПОЛЯ ВОН!

ДУРНУЮ ТРАВУ С ПОЛЯ ВОН!

НАША РЕЧЬ ДОЛЖНА БЫТЬ ЧИСТОЙ

Великие русские писатели — А. С. Пушкин, И. С. Тургенев, И. А. Гончаров, А. П. Чехов, М. Горький и другие — великолепно понимали обязанность литераторов — освобождать речь от чуждых литературному языку слов и устойчивых оборотов. Своим творчеством эти писатели содействовали очищению нашего языка от словесного и фразеологического «мусора», рождаемого небрежным, безответственным отношением к речи, незнанием богатств родного языка.

Однако и сейчас нередки высказывания о том, что литературная лексика и фразеология недостаточны для нужд художественного творчества и что литературный язык надо отличать от языка народа. Подчас даже слышатся прямые упреки составителям толковых словарей в том, что такие словари якобы запрещают писателям и поэтам применять «подлинно народные» слова — областного, «местного» характера, или так называемое просторечие. В таких сетованиях и упреках много неправды и незнания исторических законов языкового развития.

Прежде всего нельзя литературный язык противопоставлять народному, особенно в наше время. В эпоху бурного роста культуры всех слоев нашего общества литературный язык — это высшая форма существования и развития языка народа. Былое резкое противопоставление языка «книжного» и языка «разговорного» ослаблено. Сам литературный язык имеет две разновидности — письменную и разговорную. И речевое творчество народа все больше происходит в пределах самого литературного языка, не нарушая его норм, а поддерживая и укрепляя их.

Одна из основных тенденций исторического развития национального языка — это тенденция к строгому единству; единство же обеспечивается общим признанием норм, охватывающих не только фонетику и грамматику, но и лексику. Всякое нарушение исторического требования чистоты речи есть неизбежно расшатывание языкового единства нации.

По словам М. Горького, «деление языка на литературный и народный значит только то, что мы имеем, так сказать, «сырой» язык и обработанный мастерами. Первым, кто прекрасно понял это, был Пушкин, он же первый и показал, как следует пользоваться речевым материалом народа, как надо обрабатывать его»[13].

Обогащая ту же мысль, М. Горький говорил: «От художественного произведения, которое ставит целью своей изобразить скрытые в фактах смыслы социальной жизни во всей их значительности, полноте и ясности, требуется четкий, точный язык, тщательно отобранные слова. Именно таким языком писали «классики», вырабатывая его постепенно, в течение столетий. Это подлинно литературный язык, и хотя его черпали из речевого языка трудовых масс, он резко отличается от своего первоисточника, потому что, изображая описательно, он откидывает из речевой стихии все случайное, временное и непрочное, капризное, фонетически искаженное, не совпадающее по различным причинам с основным «духом», то есть строем общеплеменного языка [теперь сказали бы — языка национального.— Б. Г.]. Само собой ясно, что речевой язык остается в речах изображаемых литератором людей, но остается в количестве незначительном, потребном только для более пластической, выпуклой характеристики изображаемого лица, для большего оживления его»[14].

«Толковый словарь живого великорусского языка» В. И. Даля остается гордостью науки и литературы русской. Он по-прежнему может сослужить хорошую службу и ученому-филологу, и писателю. И если писатель найдет нужным взять из словаря Даля слово или пословицу для обогащения своей речи, никакой толковый словарь современного литературного языка не будет в этом помехой. Пусть писатель художественно оправдает применение «далевского», т. е. областного, слова!

Что же касается таких трудов, как «Толковый словарь русского языка» под редакцией Д. Н. Ушакова, они, действительно, показывают меньше слов, чем словарь Даля. Но почему? Потому что у них своя задача — отобрать литературную, общенациональную, а не «местную» лексику. Такие словари нужны всем, и прежде всего — литераторам.

В тяжелейшем для страны и революции 1920 г. В. И. Ленин пишет А. В. Луначарскому: «Недавно мне пришлось — к сожалению и к стыду моему, впервые,— ознакомиться с знаменитым словарем Даля.

Великолепная вещь, но ведь это областнический словарь и устарел. Не пора ли создать словарь настоящего русского языка, скажем, словарь слов, употребляемых теперь и классиками, от Пушкина до Горького.

Что, если посадить за сие 30 ученых, дав им красноармейский паек?

Как бы Вы отнеслись к этой мысли?

Словарь классического русского языка?»[15]

Не может быть никакого сомнения в том, что Ленин думал о словаре литературного языка, и коллектив русских ученых во главе с профессором Ушаковым создал именно такой словарь — для всеобщего пользования, для учения, для защиты национального языкового единства и чистоты нашего родного языка.

Для того чтобы представить себе, много или мало слов в четырехтомнике Ушакова, сравним две цифры: 85 000 и 21 000. Оказывается, в словаре Ушакова в четыре с лишним раза больше слов, чем в «Словаре языка А. С. Пушкина»! Бедность речи словаря отдельных писателей идет от незнания словарных запасов литературного языка прежде всего, а вовсе не от того, что кто-то из ученых «запретил» (очевидно, пометами «обл.» и «просторен.» в толковых словарях) писателям использование нелитературной или окололитературной лексики. Чистоту речи нельзя противопоставлять ее богатству. Одно другому никогда не мешало. Великолепные образцы совмещения чистоты речи и ее богатства дал А. П. Чехов. Можно вспомнить и о том, что «словоизобретательство» было совершенно чуждо великолепным речетворцам — А. С. Пушкину, М. Ю. Лермонтову, И. С. Тургеневу, И. А. Гончарову, А. П. Чехову, М. Горькому. Однако никто не упрекнет их в том, что они, соблюдая требование чистоты речи, обеднили художественное творчество. Подлинным и неисчерпаемым источником богатства остается для каждого литератора область словесных значений, переливов и обновлений смысла, связанных с сочетаниями слов. Пушкин заметил: «Это уже не ново, это было уже сказано — вот одно из самых обыкновенных обвинений критики. Но все уже было сказано, все понятия выражены и повторены в течение столетий: что ж из этого следует? Что дух человеческий уже ничего нового не производит? Нет, не станем на него клеветать: разум неистощим в соображении понятий, как язык неистощим в соединении слов. Все слова находятся в лексиконе; но книги, поминутно появляющиеся, не суть повторение лексикона»[16].

Не будем же, ссылаясь на требование речевого богатства, лишать речь чистоты — этого необходимого ее качества, рожденного развитием культуры слова и общей культуры человека.