О тайне беззакония и законах тайны
О тайне беззакония и законах тайны
Вновь мы вернулись к главе 7, как беззаконный Дон Гуан к стенам Мадрита. Однако на этот раз у нас в руках уже два ключа, в том числе сквозная путеводная нить и символика, способная осветить довольно тёмные места в нашем Лабиринте. Сначала мы разоблачили Булгакова как Нострадамуса, предвидевшего в самых общих чертах и характерных деталях будущие периоды российской истории, в том числе отображённый в 7 главе горбачёвский период. Чуть позже мы выяснили, что 32 главы Романа должны, по идее, соответствовать стадиям развития личности или сообщества. При этом символика первых 22 чисел была известна ещё авторам библейских книг. Что касается 7 главы «Нехорошая квартирка», то она должна быть символически посвящена Закону. Вследствие того, что сообщества или личности, достигшие к началу 7-й стадии дна разочарования и разделённости, могут быть объединены лишь суровым действием законов. Такое принудительное воссоединение является первым шагом к будущему подлинному единству свободных людей.
Попробуем рассмотреть седьмую главу не только в контексте недавней истории, но через ключевой символ «закона». Сразу предстаёт в новом свете говорящая фамилия Лиходеев, потому что «лиходейство» – это синоним беззакония. Вся номенклатурная поросль брежневского застоя начисто лишена прочной связи с реальностью, а Горбачёв её только олицетворяет. Ими движут амбиции, эмоции, стремление к внешнему имиджевому лоску, новым впечатлениям, чувственным удовольствиям, азарт игроков и страх перед начальством. Всё что угодно, только не ответственность и связанное с нею уважение к законам, хотя бы объективным.
Однако незнание или игнорирование законов не освобождает от ответственности. Поэтому к Лиходееву вскоре является Фагот как представитель закона естественных наук. Собственно, Чернобыльская катастрофа – это символ вопиющего беззакония, когда под лозунгом «ускорения» ретивая номенклатурная вертикаль взялась снимать технологические запреты и ограничения, оплаченные тяжким опытом предшественников. Но и этого либеральной номенклатуре оказалось мало. Вместо того чтобы одуматься, они с азартом продувного игрока бросаются в финансово-экономические эксперименты и радикальные реформы политической системы. Отчего же было не появиться полномочным представителям соответствующих сфер деятельности – Бегемоту и Азазелло, которые и выкинули обезумевших лиходеев вон из Москвы.
Однако мы сразу перешли к восстановлению естественной законности и пропустили явление к Лиходееву самого Воланда. Его тоже нужно бы истолковать с помощью нового ключа. Насколько мы помним, утренняя активность Воланда, пытающегося ускорить пробуждение разума, была связана с алкогольным угощением, точнее с сеансом пролечивания: «Следуйте старому мудрому правилу, – лечить подобное подобным». В контексте излечения от неуважения к законам это правило звучит ещё и так: «Кого боги хотят наказать, того лишают разума». Лучшего девиза к антиалкогольной кампании, с которой официально стартовала «перестройка», трудно придумать.
Ещё до успехов в борьбе с лиходеевским пьянством и алкоголизмом Воланд торжественно объявляет наступление одиннадцати часов. Символика числа 11 нам уже известна – осознание несвободы и переживание несовершенства. Благодаря обзору краткого содержания глав известно и то, что эта символика относится не только к утренней главе, но ко всему второму дню московской части Романа. Однако до начала активной борьбы с алкоголизмом в послебрежневский период и вспомнить-то нечего, ну не мелиоративный же пленум. Одно светлое пятно – это маленький отрывок из программной речи генерального секретаря ЦК КПСС Ю.Андропова: «Если говорить откровенно, мы ещё до сих пор не знаем в должной мере общество, в котором живем и трудимся, не полностью раскрыли присущие ему закономерности, особенно экономические».
Ну и ну, вот это откровенность. Не знаем законов, а всё равно руководим, ускоряемся, экспериментируем. Впрочем, лиходейская номенклатура восприняла эту самокритику всего лишь как «пиар», демонстрацию внешней, показной серьёзности, плюс идеологическое обоснование будущего «огня по штабам», освобождения от балласта старых брежневских кадров. Однако для какой-то не самой худшей части элиты в этой цитате послышалось признание несовершенства, несвободы от незнания.
Впрочем, мы несколько увлеклись повторением пройденного. Истолкование 7 главы как предсказания андроповско-горбачёвской эпохи – это не самая главная тайна, и не самая сложная загадка. Есть гораздо более важный вопрос: если каждая глава соответствует очередной стадии развития идеи и сообщества новой гуманитарной науки, тогда как сопоставить это с чередованием двух линий сюжета. До сих пор мы считали, что трудная судьба новой гуманитарной науки показана Автором через извилистый путь Ивана Бездомного от будочки на Патриарших прудах через купание, переодевание и драку с коллегами с водворением в сумасшедший дом. Однако после того как Иван засыпает в палате №117, развитие действия переходит в нехорошую квартиру №50.
Как нам это следует понимать? Опять же известная нам символика дома или квартиры подсказывает нам какое-то раздвоение если не личности, то сообщества. С одной стороны бездомная новая наука получает, наконец, какой-то дом, пусть и сумасшедший. Можно предположить, что речь идёт о какой-то конкретной личности, которая на рубеже 1990-х подхватывает преемственность развития у Льва Гумилёва. С другой стороны, мы уже однажды, ещё при первом обсуждении первой главы истолковали квартиру №50 как творческую личность самого Булгакова.
Отменить устойчивую связь «нехорошая квартира = квартира Булгакова» мы просто не имеем права. Любое истолкование притч не может идти поперёк сложившихся стереотипов восприятия общества. А уж Автор точно знал о таком восприятии, когда привязывал символическую квартиру №50 к описанию реального дома №10 по Большой Садовой. В таком случае, что делает квартира №50, то есть творческая личность Булгакова в совершенно другом времени, через полвека после официально зарегистрированной смерти Михаила Афанасьевича?
Действительно, странное несоответствие, вроде бы разрушающее предыдущие логические построения. Однако сам же Автор и приходит нам на помощь. Помните, при толковании тайн пятой главы мы обнаружили, что Дом Грибоедова – это на самом деле «храм», посвященный творчеству самого Булгакова. И что сам Автор даёт разрешение – можно вместо слов «Дом Грибоедова» использовать просто имя писателя. То есть дом Булгакова, символизирующий творческую личность писателя, – это и есть сам Булгаков.
За этим отчасти шутливым и простым истолкованием кроется ещё одна серьёзная историософская идея. Та самая идея бессмертия духа, которая скрыта в библейской символике мужа и в учении апостола Павла о «внутреннем человеке». Прежде чем раскрыть эту идею на примере творческой личности Булгакова, применим найденный нами ключ, чтобы ещё раз войти в нехорошую квартиру. Ещё раз прочитаем начало 7 главы, где речь идёт о нехорошей предыстории квартиры №50. Необходимый для этого ключ – это творческая биография самого Булгакова.
Начнём с бывшей хозяйки квартиры №50 – вдовы ювелира Фужере. Нет сомнений, Автор намекает здесь на знаменитого ювелира Фаберже. А знаменит он лишь тем, что создавал драгоценности царской семьи. Драгоценности иносказательно толкуются как духовные или нравственные ценности личности. То есть «царские драгоценности» могут быть истолкованы как монархические ценности. С учётом того, что российская монархия умерла в 1917 году, понятно, почему речь идёт о вдове. И заодно устанавливаются временные рамки нехорошей предыстории.
Таким образом, Автор сообщает нам о том, что какое-то время после 1917-го года в его личности существовали и даже хозяйничали монархические ценности французского образца. Стало ли для нас это новостью? Ничуть. Каждый, кто знаком с творческой личностью Булгакова через его книги, должен помнить эпизод с поступлением доктора Турбина на службу в «студенческий» артиллерийский полк, когда Алексей признаётся полковнику Малышеву в монархических убеждениях. Это романтическую интригу Автор может придумать для своего автобиографического героя, но насчёт убеждений врать не станет. Тем более что так врать в советское время не было никакого резона.
Как только мы разгадали сущность образа вдовы Анны Францевны, с остальными бывшими жильцами нехорошей квартиры будет намного проще. Муж и жена Беломут легко разъясняются посредством булгаковской пьесы «Бег» о белоэмигрантах, которая была написана под влиянием рассказов вернувшейся из эмиграции второй жены писателя – Белозерской. Согласитесь, что слова «озеро» и «омут» достаточно близки.
Служанка Анфиса, носившая на иссохшей груди лучшие бриллианты из вдовьих «царских драгоценностей» - это, очевидно, народный вариант монархической идеи. Автор сообщает, что из триады «самодержавие, православие, народность» вторая ипостась прожила в его душе немного дольше. Что касается первого из исчезнувших обитателей нехорошей квартиры, то фамилия его не сохранилась. Зачем же мы будем угадывать, что за криминальная идея обитала в душе Автора, если сам он стесняется об этом говорить? Не будем и мы.
Насчёт того, что в личности Булгакова какое-то время обитал и даже верховодил Берлиоз – дух советской гуманитарной интеллигенции, мы уже выяснили. Судя по всему, верховодил он не один, а на пару с беззаконным Лиходеевым. Был, оказывается, такой аморальный период в жизни Булгакова, когда он наступал на все положенные грабли, заделался морфинистом, бросил спасшую его от этой напасти жену, предавался чувственным удовольствиям и падал в финансовую пропасть.
Так что нет ничего удивительного в том, что седьмую стадию становления творческой личности – период излечения от лиходейства и познания «присущих данному обществу закономерностей» – Автор проиллюстрировал на примере собственной жизни в период после 1917 года и до начала работы над Романом. Удивительно как раз другое, что эту стадию развития своей творческой личности Автор проецирует на семь десятков лет вперёд. При этом он утверждает, что Массолит, то есть большое сообщество поклонников булгаковского творчества – это и есть новая реинкарнация творческой личности писателя, которая должна пройти через те же стадии развития.
Судя по нумерации глав, опубликование Романа в конце 1960-х имело парадоксальное действие на массового читателя. Всплеск интереса к яркой и сложной мифологии булгаковского Романа делает тусклыми, гасит прежние мифологические системы советской литературы. Отправляет даже сверхпопулярную советскую фантастику в удел подросткового и молодёжного чтения. Поэтому вслед за этим всплеском следует период отчужденности и разочарования «властителей дум», который так хорошо описан на примере поэта Рюхина в шестой главе. Но одновременно нарастает массовый интерес ко всему творчеству, ко всем книгам и пьесам Булгакова. На сценах театров ставятся его пьесы, к массовому зрителю приходят фильмы – «Белая гвардия», «Бег», «Иван Васильевич». Пиком массового интереса следует признать выход на телевизионные экраны экранизации «Собачьего сердца» на рубеже перехода от «перестройки» к представлению в нашем демократическом Варьете.
То есть массовый читатель и зритель постепенно переживает ту же эволюцию, что и творческая личность самого Автора в своё время. Стоит ли в таком случае удивляться, что в душах членов нашего Массолита под влиянием образов Романа пробудились ипостаси либерального демагога Коровьева или алчного шута Бегемота. И не просто проявились, но как всякая овладевающая массами живая идея, стали движущими силами социальной действительности.
Да, какое-то время Массолит как новое массовое воплощение творческой личности Булгакова был занят тем, что догонял своего Автора в духовном развитии. Однако рано или поздно какая-то наиболее развитая и энергичная часть Массолита должна была не только догнать, но и пойти дальше, оставив позади тех, кому ближе ипостаси свиты Воланда, а не сам Творческий дух. Естественно ожидать, что это дальнейшее развитие будет иметь своего собственного лидера.
Вообще говоря, отличить гения от простого городского сумасшедшего не так-то просто. По внешним признакам это трудновато, особенно если оценивать будут люди неискушённые. Дело в том, что необходимым условием любого творчества, а тем более гения является отрешение от суеты и погружение в глубины того самого «коллективного бессознательного», где и происходит его диалог с творческим духом, точнее – ипостась мастера внемлет ипостаси творческого духа. Собственно, обычные сумасшедшие тоже ныряют вглубь себя, но потом не выныривают или не доныривают. Поскольку просто не хватает духовной энергии. А гений не только выныривает, а приносит творческий продукт, красоту и духовное воздействие которого могут достойно оценить окружающие. Именно поэтому афинская демократия осуждает Сократа на смерть, и иудейский Синедрион тоже категорически не согласен с Пилатом насчёт душевной болезни Иешуа.
Однако до тех пор, пока творческий гений находится только на пути к откровению и истолкованию своего учения, то выглядит он, по крайней мере, юродивым. Ну, сами подумайте, станет ли нормальный человек всерьёз заниматься наукой, да ещё гуманитарной, когда вокруг открывается столько незабываемых возможностей и аттракционов? Можно поучаствовать в собачьих бегах демократических выборов или петушиных боях политтехнологов. Можно с удовольствием и пользой для семьи сыграть в разнообразные финансовые пирамиды. Можно блеснуть на телевизионной ярмарке тщеславия. Можно, наконец, побегать в казаки-разбойники на стороне одной из мафий.
Хотя, кто сказал, что тот, кто хочет узнать законы общественной жизни, во всём этом не должен участвовать, хотя бы в качестве заинтересованного наблюдателя, а то и консультанта. Во всяком случае, Автор достаточно ясно намекает нам на чередование стадий развития. Например, на 6-й и на 8-й стадии, а потом на 11-й и на 13-й стадии Иван Бездомный изолирован от внешнего мира, погружён во внутренние переживания и, наконец, получает необходимое общение с творческим духом. А в 7 и 9, 10 и 12 главах свита творческого духа занята воспитанием внешней части творческой личности Булгакова, растворившейся в массе поклонников и последователей.
Возможно, самый главный вывод из толкования 7 главы, которое нам подсказал Автор, – это раскрытие закономерного механизма реинкарнации творческого духа. На первый взгляд, этот фокус с выдергиванием карты из причудливо тасуемой колоды действительно выглядит мистически. Творческий дух изредка посещает одну и ту же страну и с регулярностью примерно лет в сорок поселяется в той или иной личности. Личности эти, вроде бы, даже не связаны кровным родством по прямой линии, а только родством духовным, психологическим. В них под действием творчества предшественников просыпаются и живут те же самые духовные сущности, ипостаси.
На определённой стадии развития Массолита, когда созревают благоприятные для духовного развития условия, возникает массовый интерес к творческому наследию гения. Вспомним, между смертью Пушкина и массовыми тиражами его произведений прошло 50 лет. Так что участь творческой личности Булгакова, ждавшего своего часа всего четверть века, даже более благоприятна. Творческий дух писателя или учёного воспитывает, ведёт за собой в духовном развитии своих читателей, среди которых обязательно находится продолжатель творческой традиции, новый гений, способный достичь того же уровня и пойти дальше. И никакой мистики, одна лишь точная наука психология.
Вот такая вполне научная закономерность развития творческих сообществ была скрыта от нас под простеньким фельетоном о пьянице и дебошире Стёпе Лиходееве. А это всего лишь только 7-я из 32 глав. Какие открытия могут ожидать нас дальше?!