Испепеление

Испепеление

Ал­легори­ческий сюжет 28 главы является про­долже­нием пожароопасного Конца квартиры №50. Несложно догадаться, что и в этом случае сюжетная линия напрямую парал­лельна к сюжету 18 главы, а с другой стороны зерка­льно сим­метрична сюжету главы «Дело было в Грибоедове». В 5 главе мы открыли для себя ресторан Грибоедова, а в 28-й двери этого заве­дения закрыва­ются для всех.

Но раз­берёмся сначала с торгсином на Смоленской. Ал­легори­ческое толко­вание обуви, тканей для одежды, раз­нообразной еды и питья нам уже знакомо. В том числе и по сюжету главы 18, где ана­ло­гом директора торгсина был буфет­чик Варьете. Однако к Павлу Иосифовичу в отличие от Сокова не может быть никаких претензий в смысле свежести и количе­ства раз­нообразного товара. «Пре­красный магазин!» И всё же вслед­ствие предыдущих событий торгсин тоже подвергнется испепе­лению вместе с запасами про­дукции.

Наверное, всё дело в том, что собирание пе­тель на спицы – лите­ратуровед­ческое или тем более историко-психо­логи­ческое ис­следо­вание законо­мерных взаимосвязей невозможно ограни­чить рам­ка­ми Романа или его первоисточников. Трудно найти про­изве­дение, столь же широко и глубоко уко­ре­нён­ное во всех слоях предше­ствующей культуры. Следо­ва­те­льно, наши две­над­цать человек следо­ва­телей никогда не смогут остановиться в стрем­лении применить закон, то есть методы, отточен­ные на примере текста Романа и его первоисточников. Так или иначе крити­чес­кому пере­смотру подвергнутся все первоисточники (ткани), толко­вания (обувь), а также наиболее популярная пища.

Интерес свиты Воланда не случайно сфокусировался на стыке рыбного и кондитерского от­де­ла. Как мы уже давно выяснили, раз­нообразная рыба сим­воли­зирует священ­ные тексты, в том числе предания и толко­вания, которых во времена атеистов и аг­ностиков рас­плодилось куда больше, чем во времена религи­озных исканий. Чуть сложнее с «кондитерским отделом». Есть осно­вания считать, что в библейской сим­волике сладости иносказа­те­льно означают знания о спасении души и вечной жизни. Таких раз­нообразных теорий о методах улуч­шения «кармы» и чуть ли не достижения физи­ческого бес­смертия в наше время развелось так много, что «кондитерский отдел» загромождён пирамидами и башнями «сладостей», заслоняющих собой «рыбный отдел».

Ненастоящий иностранец в сиреневом пальто, который является знатоком хорошей рыбы, не­из­бежно ас­социиру­ется, из-за парал­лели с 18 главой, с киевским дядей Берлиоза. И ведь дей­ст­вите­льно, мыс­лен­но про­длив родословную экономиста Поплавского далее на юг, мы сможем обна­ружить доста­точное число настоящих иностранцев, понимающих и говорящих по-рус­ски не хуже москвичей. Так что ехид­ство Автора про­сти­тельно лишь потому, что Роман был написан задолго до 1948 года. Имен­но тогда было создано государ­ство, в котором, по идее, должны про­жи­вать лучшие иностран­ные эксперты по священ­ным текстам. В этой связи неожидан­ная выходка тихого старичка про­тив сире­не­вого иностранца уже не выглядит так уж безобидно.

Нам нет необ­ходимости рас­ширять наше истолко­вание до бытовых или полити­ческих обоб­ще­ний, речь здесь идёт о критике новей­ших «теорий» и подмочен­ной репутации отде­льных знатоков. Сиреневый цвет одежды всё же не небесно-голубой, так что речь не идёт о религи­озной традиции, а скорее о какой-то смеси с «оранжевым» цветом раз­де­лён­ности и взаимного отчуж­дения. Я бы предпо­ложил, что речь идёт о кабалистике и тому подобных «торговых сетях», про­изво­льно препарирующих каче­ствен­ную рыбу. А вот что каса­ется отече­ствен­ной «кадки с селёдкой», то на ум приходят, прежде всего, предания о многочис­лен­ных православных святых.

Таким образом, начало 28 главы повествует о перспективе схлопывания широкого рынка ин­формацион­ных про­дуктов – книг, брошюр, журналов, пере­дач квазирелиги­озного или эзотери­че­ского содержания. Это и само по себе неплохо, но может быть реализовано то­лько при наличии весь­ма си­льной альтернативы, то есть «закрыва­ющей технологии» для этой сферы информацион­ного по­треб­ле­ния. Воз­можно, что сим­волом этой ново­й технологии, основан­ной на научном знании цекубы, как раз и является тот самый примус. Это портатив­ное устрой­ство для приготов­ления пищи, в наз­вании кото­рого к тому же слышится римская единица, то есть рациона­льная идея Бога.

Очевидна связь второй части 28 главы с сюжетом главы 5 «Было дело в Грибоедове». И тоже понятна связь будущих событий на рынке информации, включая печатные издания, с судьбой самой изда­тель­ской отрасли. Наслышаны мы и об ал­легори­ческом изображении изда­тель­ского дела в виде ресторана под руко­вод­ством быв­шего флибустьера Арчибальда Арчибальдовича. Советские изда­те­ль­ства, дей­ст­вите­льно, одно время грешили «пиратскими» изданиями зарубежных писателей.

Между всем про­чим, мы с вами даже не заметили ещё одной про­пажи, ещё одного послед­ствия починки примуса. Силуэт обна­жён­ной женщины, вылетев­ший в финале 27 главы с пятого этажа дома на Садовой, исчез и более в нашем Романе не поя­вится. Наверное, следует это понимать так, что кри­зисное очищение информацион­ного рынка первыми должны ощутить мас­с-медиа. Ведь имен­но это сообще­ство олице­творяла услужливая и бес­стыжая Гел­ла.

Соответ­ствен­но, пере­ход сферы информации на принципи­а­льно иные технологии, основан­ные на базах знаний, не может не затронуть ещё два сообще­ства – издателей и писателей. Два завёрнутых в газетную бумагу балыка издатели сумеют спасти для себя – это две книги Библии, Ветхий Завет и Новый Завет. Многовековые традиции сохранят бумажную форму для этих вечных цен­нос­тей. Но вся оста­льная информацион­ная сфера будет сим­воли­чески предана очисти­те­льному огню. Заметим, что писатели и работники в конце 28 главы покидают веранду в том направ­лении, откуда в 5 главе пришёл в ресторан Иван. Автор специ­а­льно обозначает сим­метрию двух глав.

Грибоедов сгорел дотла вместе с «бумажным» Мас­солитом, но на его месте обяза­те­льно будет построено ново­е, ещё более величе­ствен­ное здание. Это мы уже плавно пере­ходим к 29 главе, в ко­торой будет ре­шена судьба мастера (с маленькой буквы) и Маргариты.

Появление Левия на террасе Дома Пашкова соответ­ствует визиту Босого в парал­ле­льной 9 гла­ве. Эти два догматика дей­ст­вите­льно похожи друг на друга, но Левий догматик не про­сто тупой, но ещё и агрес­сивный. Объявляя войну «теням», Левий факти­чески желает физи­ческой смерти живым носителям любимого им света. Левий и появляется в Романе имен­но в каче­стве такого предвестника смерти, которая отнимет тени у мастера и его воз­люб­лен­ной. И уже не в первый раз, кстати. Левий как предвестник светлой смерти вообще является одним из главных героев финала. Его появление предваряет начало всей последней вос­ходящей линии (27-32) и он появляется на главных поворотах этой линии. Кстати, если уж зашла речь о писателях, то одним из главных про­тотипов Левия был Лев Толстой, про­поведник света без теней, добра без зла. Но имен­но этот «добрый дедушка» послужил «зеркалом рус­ской революции» и вестником смерти для прежней рос­сийской элиты.

Зерка­льная сим­метрия 29 главы с главой 4 «Погоня» может заключаться в двух моментах. Во-первых, один из непонятливых учеников в 29 главе оказыва­ется на самой высокой точке в москов­ской части сюжета, а в 4 главе было ныряние Бездомного в самую глубокую точку главной линии. В начале 4 главы собрав­шаяся вокруг Воланда свита, включая мобилизован­ного Бездомного, устремляется на улицы Москвы для выполнения того самого плана. В конце 29 главы свита вновь собира­ется воз­ле Воланда, чтобы услышать от него: «– вы исполнили все, что могли, и более в ваших услугах я пока не нуждаюсь. Можете отдыхать».

В этой связи наиболее важной, как обычно, является деталь, по поводу которой Воланд резю­мирует: «опять началась какая-то чушь». Нам уже известно зна­чение сим­вола жены как «вне­шнего человека». Отсут­ствие жены, например, у Беге­мота – означает отсут­ствие конкретных земных вопло­щений этого духа. В дан­ном случае подразумева­ется, что исчезнет особое сословие финансистов, а функция обратной связи в управляющей надстройке над экономикой будет осуще­ствляться всем об­ще­ством на основе раз­витых информацион­ных технологий. Это, соб­ствен­но, и есть искупление духа от про­клятия пребы­вания в земном образе. Сам же дух, вмеща­ющий истори­ческий опыт осуще­ств­ления этой соци­а­льной функции, не исчезает, а преоб­ража­ется.

Теперь можно сказать, что мы добрались до последнего поворота на последней вос­ходящей ли­нии в сюжете Романа. Появление в середине 29 главы Левия обозначает нача­льный момент, пред­варя­ющий фина­льную четверть (30-32) третьего большого ряда. Дальше всё будет подчинено сборам и по­следнему полёту.