8. Источники вдохновения

8. Источники вдохновения

Самое главное для любого писателя – найти источник сюжетного разнообразия, образов и инт­риги, способных вызвать отклик у массового читателя. По опыту истолкования булгаковского Романа можно утверждать, что сложнее всего бывает обнаружить скрытые смыслы, лежащие на самой повер­хности. Так, главным источником внешней формы и отчасти содержания всех центральных глав «Мастера и Маргариты» неожиданно оказалась история рождения христианства – сюжеты евангелий, деяний, римских смут и иудейских войн. В то же время начальные главы Романа были в большой сте­пени отражением больших периодов в российской истории XX века.

Еще раньше мы практически доказали теорему о том, что хорошая книга или сценарий потому и воздействует на массового зрителя, что содержит в себе притчу – отражение образов и сюжетов «коллективного бессознательного». Успешное истолкование не только булгаковского Романа, но и сюжетов популярных пьес Е.Шварца позволяет нам утверждать, что в этом самом «коллективном бессознательном» обитают не только древнейшие архетипы, но и актуальные образы и сюжеты. Мож­но даже сказать, что это актуальное содержание глубинных слоев психики – это и есть тот самый скрытый «план», наличие которого пытался втолковать Берлиозу незнакомец на Патриарших.

Величайшим писателям современности или пророкам древности творческий дух даёт возмож­ность увидеть всю Книгу Жизни, весь «план», рассчитанный на «смехотворно короткий срок» в пару тысячелетий. Просто великим писателям доступна та часть «плана», которая касается одного народа в масштабах двух-трех веков. И кроме как из глубин собственной психики, из доступных слоев «кол­лективного бессознательного» ни одному писателю не удавалось найти сюжеты и образы, совпа­дающие с глубинными желаниями и фобиями большинства читателей. Не может быть исключением и великий американский писатель Айзек Азимов.

Мы уже заметили, что в сюжете Трилогии начальные «селдоновские кризисы» имеют сходство с известными нам кризисами в ранней истории Соединённых Штатов. А сама история США неот­делима от истории развития мировой системы капитализма. Попробуем теперь более внимательно проследить все повороты в истории Первой Академии, созданной на дальней периферии цивилизо­ванного мира, и сравним эти «селдоновские кризисы» с реальными кризисами и взлетами американ­ской истории.

Начальный кризис, приведший к основанию Академии, можно обозначить как «нулевой», поскольку случился он в далеком имперском центре. Но точно также бывшие британские колонии на другом краю Атлантики получили де факто, а потом и де юре самостоятельность из-за революцион­ного кризиса на континенте. Иммануил Кант, автор философской теории «чистого разума» и програ­ммы движения к «всемирному гражданско-правовому состоянию» мог, как и главный герой Три­логии, следить за началом масштабного государственного эксперимента по воплощению своих идей. И точно так же как «ворон Селдон», Кант мог увидеть первые плоды первой из предсказанных им революций – Французской.

Первый кризис, в который будет вовлечена Первая Академия, связан с имперскими амбициями и экспансией самого большого из близлежащих к Терминусу королевств – Анакреона. По сюжету пе­рвой книги Трилогии монарх Анакреона ставит власти Первого Основания перед фактом колониза­ции пустующих земель. Однако в результате активной дипломатии одного из первых мэров Тер­минуса анакреонский король был вынужден буквально сразу же заключить сделку и убраться с только что приобретенных территорий.

Удивительное совпадение, но аналогичный случай был зафиксирован в ранней истории Сое­ди­нённых Штатов. 30 ноября 1803 года французский император Наполеон I на основании тайного дого­вора с Испанией вступил в официальное владение огромными территориями Среднего Запада, прос­тиравшимися от Нового Орлеана и вплоть до нынешних канадских провинций. Французская Луизи­ана занимала четверть территории нынешних США. Однако всего лишь через три недели после вне­запного для остальных европейцев появления огромной базы Наполеона на берегах Миссисипи сос­тоялась так называемая «Луизианская покупка» - один из главных политических подвигов третьего президента США Т.Джефферсона. Этот мирный дипломатический успех не мог бы состояться без поддержки европейских держав, озабоченных не столько судьбой США, сколько усилением Франции.

Второй северо-американский кризис с участием европейских атлантических держав также свя­зан с именем Наполеона, но только другого, точнее – Наполеона Третьего, племянника и тоже узур­патора власти. Также и во втором «селдоновском кризисе» против Терминуса действует регент-узур­патор, наследник монарха, заключившего предыдущую «луизианскую» сделку. Впрочем, острый гражданский конфликт внутри Первого Основания в описании Азимова не дотягивает до масштабной Гражданской войны, каковая разразилась в США в 1961-65 годах. Но если учесть «двойное подчи­нение» Терминусу и ближним монархиям общей экономической системы, то аналогия будет более близкой. Такое же двойное подчинение имела вся атлантическая торгово-экономическая система в середине XIX века, а рабовладельческие южные штаты экономически и политически тяготели к Британии и Франции, а не к либеральному Северу. Так что мятеж на флоте, созданном силами Первой Академии, но оказавшемся в руках её противников вполне описывает ситуацию.

И точно так же, как во время первого, «луизианского» кризиса помощь «северянам» пришла извне, из самой имперской Европы. Именно либеральные, освободительные идеи, провозглашенные президентом Линкольном, стали основой для формирования широкой политической коалиции, напра­вленной против «узрупатора» и его британских союзников. Наибольшее значение возымело присут­ствие в Атлантике мощного флота, направленного российским царем-«освободителем». Так что имен­но идеология, либеральная «религия разума» была важнейшим фактором победы Севера и сохране­ния единства США, развития и дальнейшей экспансии великого исторического проекта.

Описание третьего «селдоновского» кризиса в части его предпосылок весьма похоже на ситуа­цию с положением США перед первой мировой войной. Прежние политические средства и методы, а равно и пределы экспансии, связанные с реализацией антиимперской «доктрины Монро» были исчер­паны. Заокеанская Федерация в лице своей торгово-финансовой элиты точно так же, как и торговая элита Первой Академии, вынуждена отступить от прежних либеральных принципов и стать одним из активных участников нового империалистического передела мира. И подобно другим колониальным державам опираться на авторитарных диктаторов типа «наш сукин сын» Сомоса.

Любопытная и очень символическая деталь. В Трилогии Азимова одним из методов преодо­ления третьего кризиса становится фантастическая способность академических «торговцев» создавать искусственное золото в любых необходимых для дальнейшей экспансии количествах. В связи с этим стоит вспомнить, что в преддверии первой мировой войны, в 1913 году торгово-финансовая олигар­хия США собралась на уединенном атлантическом острове и учредила Федеральную Резервную Систему для эмиссии долларов, которые формально, по закону, имели золотое обеспечение. Однако при этом каждый из банкиров-учредителей ФРС получил де факто право на эмиссию кредитных дол­ларов. Эта чудесная, фантастическая технология превращения простой бумаги в эквивалент золота становится главной основой для преодоления очередного кризиса и выхода финансовой олигархии США на глобальный уровень геополитики, в сферу интересов бывшего имперского центра.

Три североамериканских кризиса примерно, но не точно совпадают с тремя аналогичными кри­зисами в развитии капитализма, которые были описаны в знаменитой статье русского экономиста Кондратьева. Первый кризис (конец «повышательной волны») также связан с завершением наполе­оновской экспансии в 1815 году. Заметим, что для Северной Америки она завершилась раньше – «луизианской покупкой» в 1803 году.

Второй кризис капиталистической системы случился в 1873 году, по завершении войн, иници­ированных франко-британским союзом в середине века. Для Северной Америки эта волна имперской экспансии закончилась вместе с гражданской войной. Третий кризис капиталистической системы завершился в 1920-м году вместе с последними фронтами мировой империалистической войны, перешедшей в гражданскую войну и интервенцию в России.

Наконец, четвертый кризис капиталистической системы в целом и ее нового северо­американ­ского центра связан со второй мировой войной, в которой финансовая олигархия США поддерживает одних империалистов против других, преследуя свои цели. Есть ли похожее описание в сюжете Три­логии? Или там говорится о трех годах войны, «которая, безусловно, явилась самой мирной из изве­стных войн» и после которой диктатор Кореллии, взращенный на «искусственном золоте» торговцев, сдался на милость Первой Академии.

Но для общественного сознания Соединенных Штатов две мировые войны так именно и вы­глядели – как миротворческие экспедиции. Во время Гражданской войны в самих Штатах погибло намного больше солдат, чем в мировых войнах. В то же время военные конфликты в Старом Свете выглядят для американцев как гражданские войны и мятежи на периферии европейской имперской системы. Азимов упоминает мельком, как о чём-то малосущественном – об опустошенных планетах, население которых подвергается то откровенному геноциду, то ядерным катастрофам. Но торговцев и население самой Первой Академии это не касается и не впечатляет.

Любопытен с точки зрения исторических аналогий и эпизод с судом над одним из «торговцев», которого обвинили в сотрудничестве с кореллианским диктатором, из-за чего погиб один из пропо­ведников либеральной религии. «Торговцу» удалось доказать общественному мнению, что это были козни тайной полиции, «гестапо». А то, что диктатура накачивалась долларовыми кредитами и прев­ратилась в военную угрозу для всех, это не имеет значения. Главное – прибыль и рост влияния Пер­вой Академии, которая в результате четвёртого кризиса приобрела решающее влияние на промыш­ленников, а значит и на военных Старого Света. Накачивая искусственным золотом кредитов можно раздуть пожар войны, и точно так же – перекрыв поток кредитов и стратегического сырья – погасить этот пожар и сделать бывших приверженцев диктатуры сторонниками свободной торговли.

Помнится, после второй войны, в США тоже предъявлялись обвинения некоторым олигархам, активно сотрудничавшим с нацистским режимом и поставлявшим им стратегическое сырье. Видимо, в том числе в обмен на золото, конфискованное у евреев и других адептов либерализма. Одну из таких корпораций, кажется, даже примерно наказали за коллаборационизм – оштрафовали на целых пятьдесят тысяч долларов.

Не думаю, чтобы Азимов писал свою фантастическую эпопею как памфлет. Скорее, он интуи­тивно честно отражал глубинную психологию американского общества, в том числе отношение к глобальной политике как вынужденному предприятию, подчиненному торгово-финансовым интере­сам и либеральной идеологии. Опять же отметим, что завершение ключевого, четвертого кризиса означает не только получение Академией доминирующей позиции во внешней политике, но и окон­чательный отказ от либерализма во внутренней политике. Помнится, и в реальной истории, конец второй мировой войны совпал со смертью президента Ф.Рузвельта и обозначил антилиберальный поворот, вплоть до разгула маккартизма.

Таким образом, сюжет первой книги Трилогии имеет в своей основе схему исторического развития, слишком сильно коррелирующую с реальной историей США, чтобы это было простой слу­чайностью, игрой фантазии. Похоже, мы получили еще одно доказательство в пользу теории Воланда о скрытом «плане». Причём это новое доказательство основано на материалах уже не российской, а американской истории.

Что же касается субъективной позиции самого Азимова, то вряд ли он был допущен к тайнам американских олигархов. Поэтому он вполне мог использовать для описания истории Первой Акаде­мии какие-то отдельные сюжеты из истории США, как «луизианская покупка». Но в целом он наверняка считал, что сюжет по большей части выдуман им самим, хотя и выглядит красиво. Но эта самая красота, эстетическое чувство, вдохновляющее и писателя, и читателя – откуда она берётся? Именно оттуда – из совпадения художественных образов книги с глубинными образами и сюжетами «скрытого плана». В данном случае – общего коллективного опыта американской цивилизации.

Азимов закончил первую книгу Трилогии в 1951 году, после войны. Следовательно, сюжет первой книги относится целиком к «коллективному опыту», хотя и не во всех деталях известному самому обществу. А вот вторая книга Трилогии «Академия и Империя» завершена в 1952 году, но ее сюжет, похоже, отражает ключевые моменты того самого «плана» американской и не только истории на вовсе «смехотворный период» ближайшего полстолетия.