1. Навстречу неизбежному
1. Навстречу неизбежному
Ровно в тот момент, когда мы через сравнение с «Фаустом» Гёте разоблачили тайный замысел Булгакова, стала неизбежной еще одна очная ставка писателей. В мировой литературе есть еще один шедевр, посвященный будущей фундаментальной науке о человеке и человечестве. Речь, разумеется, пойдет о трилогии великого фантаста Айзека Азимова «Foundation».
Как и в основном тексте «MMIX», начнем с краткого экскурса в психологию писателя, творящего в жанре научной фантастики. Можно ведь быть фантастом, но не писателем. А можно стать великим фантастом новейших времен благодаря искусству настоящего писателя. Ведь что такое «научная фантастика»? Вообще говоря, это – упрощенно-схематическое представление сложных научно-технических идей в популярной повествовательной форме.
Даже в советской системе, для которой научно-технический прогресс был «священной коровой», основой идеологии, жанр научной фантастики не считался «большой литературой» и развивался в собственных автономных рамках. Что уж там говорить о европейской традиции. Зато в Северной Америке, где любая литература и вообще культура обязана быть популярной, жанр «science fiction» получил наибольшее развитие. В том числе в лице Исаака Азимова, которому в числе немногих фантастов удалось прорваться в ряды больших писателей мировой литературы.
Как это ему удалось? Возможно, все-таки сказалось восточно-европейское происхождение и опосредованное книгами Ш.Алейхема влияние великой русской литературы. Потому как в самой Америке с ее культом материального прогресса было бы трудно приобрести вторую часть этого впечатляющего баланса между внешним и внутренним, естественнонаучным и психологическим.
Признак настоящей литературы – это именно психологическая достоверность, позволяющая читателю отождествить себя и своих ближних с героями произведениями. Автор по-настоящему художественной книги умозрительно реконструирует возможное поведение людей в тех или иных обстоятельствах, например, при столкновении с плодами и последствиями научно-технического прогресса. Тем самым целое поколение читателей исподволь готовится к своему будущему. Читатели Беляева и Ефремова сами становятся конструкторами и испытателями космической техники, операторами ядерных реакторов. А немного позже читатели Стругацких точно так же исподволь привыкают к мысли, что технический прогресс только усугубляет социально-психологические проблемы.
И все же Азимов выделяется как писатель даже на фоне наиболее выдающихся фантастов ХХ века, ставящих психологические и философские проблемы научно-технического прогресса. Чтобы быть на уровне ХХ века, было бы достаточно и такого вклада в футуристическую философию, как серия книг о роботах и «законах роботехники». Но Азимов идет гораздо дальше в своей эпической трилогии об Основании (оно же – Академия, Фонд, Фундамент, Установление). Казалось бы, простой шаг для фантаста – ввести в естественную канву научной фантастики понятие о фундаментальной науке «психоистории». Но этот маленький шаг был сделан от края пропасти, которая и поныне разделяет науки естественные и гуманитарные. Поэтому, независимо от намерений автора, его полёт фантазии стал затяжным прыжком в неизвестность, который продлится десятилетия и завершится «приземлением», весьма неожиданным и для автора, и для большинства читателей.
Можно сказать, что Азимов в своем развитии от фантаста через писателя к философу попутно произвел инверсию цели и средства. Научные фантасты используют обусловленный социальной психологией интерес молодежи к приключенческой литературе для популяризации естественно-научного прогресса и утверждения материалистического мировоззрения. Азимов использует общий интерес к естественно-научному прогрессу и популярный жанр фантастики для постановки и исследования социально-психологических вопросов технологически развитого общества.
Необходимо заметить, что интерес А.Азимова к психологии имеет некоторое основание в культуре североамериканских мегаполисов ХХ века, где психоанализ стал формой почти религиозного исповедания, скрепляющего мозаичную элиту. Причем американская психологическая традиция вырастает через венскую школу Фрейда из тех же восточноевропейских корней. Тоже один из вариантов ответа, откуда в Изе Озимове эта нездешняя «грусть». Этот глубинный интерес к психологии, превращающий все эти ядерные двигатели, защитные поля, «гиперволновые реле» и прочие «чудеса науки» – всего лишь в условный футуристический фон, в декорацию для эпической трагедии в трех действиях, 9 частях и 96 сценах.
Теперь, имея психологический портрет двух свидетелей – Булгакова и Азимова, мы можем приступить к «очной ставке» и перекрестному допросу на предмет их общего глубокого интереса к будущей фундаментальной науки о человеке, соединяющей в себе эмпирические законы истории и психологии.