Мужская и женская прислуга

Учитывая колоссальное различие в доходах среднего и низшего классов, нанять служанку мог даже мелкий банковский клерк. В городских семьях среднего класса принято было держать как минимум трех служанок: кухарку, горничную и няню.

Заурядный и туповатый мистер Джабез Уилсон, в прошлом корабельный плотник, а теперь владелец ссудной кассы (то есть мелкий ростовщик). У него одна прислуга: «девчонка четырнадцати лет, которая кое-как стряпает и подметает полы. Больше никого нет, я вдовец, и к тому же бездетный»[290].

Александр Холдер из банкирского дома «Холдер и Стивенсон» – человек весьма обеспеченный. У него «конюх и мальчик-слуга – приходящие работники, поэтому о них можно не говорить. У меня три горничные, работающие уже много лет, и их абсолютная честность не вызывает ни малейшего сомнения. Четвертая – Люси Парр, официантка, живет у нас только несколько месяцев. Она поступила с прекрасной рекомендацией и вполне справляется со своей работой. Люси – хорошенькая девушка, у нее есть поклонники, которые слоняются возле дома. Это – единственное, что мне не нравится. Впрочем, я считаю ее вполне порядочной девушкой во всех отношениях»[291].

Мужская прислуга уже была символом престижа: мужчинам платили раза в три больше. Даже камердинер был намного значительнее камеристки или старшей горничной – хотя он выполнял точно такую же работу.

К тому же именно мужская прислуга облагалась налогом. С 1777 года каждый наниматель мужчины платил в казну одну гинею. Правительство рассчитывало покрыть этим налогом расходы на войну с нарождавшимися США.

Мужская прислуга служила статусу таких людей, как шестой герцог Портленд: в конце XIX века он держал 320 слуг мужского и женского пола. Или как Реджинальд Месгрейв, который «хоть и не женат», но вынужден «держать в Харлстоне целый штат прислуги. Замок очень велик, выстроен он крайне бестолково и потому нуждается в постоянном присмотре. Кроме того, у меня есть заповедник, и в сезон охоты на фазанов в доме обычно собирается большое общество, что тоже требует немало слуг. Всего у меня восемь горничных, повар, дворецкий, два лакея и мальчуган на посылках. В саду и при конюшнях имеются, конечно, свои рабочие»[292].

Дворецкие, конюхи и камердинеры появляются во всех рассказах о Шерлоке Холмсе, где упоминаются поместья или дома аристократии. Исключение разве что доктор Ройлотт, но у него и женская прислуга не держится из-за его бешеного нрава.

Мужской прислугой командовал дворецкий. Это была важная фигура! Он лично не занимался никаким физическим трудом – разве что чистил фамильное серебро: простой прислуге такого занятия не доверишь. Дворецкий организовывал жизнь дома и работу всей прислуги. Чаще всего распоряжение слугам делались через него.

Дворецкий держал при себе все ключи. Он распоряжался винным погребом. Если кухарка занималась закупкой продовольствия и могла получать комиссионные от лавочников, то дворецкий заключал сделки с торговцами вином и со всеми, кто ремонтировал или чинил что-то во дворце. Дело совсем другого масштаба.

Он распоряжался освещением, то есть собирал все прогоревшие свечи и мог продавать воск – тоже весьма выгодная сделка.

Дворецкий объявлял гостей. Он организовывал сервировку стола и торжественную подачу блюд.

Дворецкий должен быть не очень молодым, массивным и важным – воплощение солидности и респектабельности.

Хороший дворецкий представлял немалую ценность, ему многое прощалось. Как Ричарду Бартону, который был «немного донжуан, и, как вы понимаете, в нашей глуши ему не слишком трудно играть эту роль.

Все шло хорошо, пока он был женат, но когда его жена умерла, он стал доставлять нам немало хлопот. Правда, несколько месяцев назад мы уж было успокоились и решили, что все опять наладится: Брайтон обручился с Рэчел Хауэлз, нашей младшей горничной. Однако вскоре он бросил ее ради Дженет Треджелис, дочери старшего егеря. Рэчел – славная девушка, но очень горячая и неуравновешенная, как все вообще уроженки Уэльса. У нее началось воспаление мозга, и она слегла, но потом выздоровела и теперь ходит – вернее, ходила до вчерашнего дня – как тень; у нее остались одни глаза»[293].

Камердинер готовил одежду хозяина, помогал одеваться, собирал багаж, чистил, заряжал ружья, хранил к ним боеприпасы, готовил ванну. Такой слуга был особенно полезен для холостяков и пожилых джентльменов, которым и правда нужна была помощь в быту.

Слово «грум» часто применяют к любым слугам, занятым в конюшне, но это не точно… Конюх ухаживает за лошадьми. Кучер правит экипажем на выезде. А грум – начальник над ними обоими. Он следит, чтобы и лошади, и экипажи, и все нужное для выезда всегда было в порядке, наблюдает за работой младших слуг, контролирует как кормят, выгуливают, лечат, чистят лошадей.

Важность этих старших слуг подчеркивалась их жалованием. Камердинер и кучер получали от 50 до 80 фунтов в год. Грум – от 60–80 фунтов, а в больших конюшнях – до 200–300 фунтов.

Жалование дворецкого не могло быть меньше 150 фунтов, а часто достигало 200 и 250 фунтов.

Получалось, что мужская прислуга по уровню дохода входит не в низший, а в средний низший и даже в средний средний класс. Прислуга не могла голосовать на выборах в любые органы власти. Прислуга составляла как бы отдельное сословие. Преданность хозяевам была для слуг и чем-то естественным, и единственной гарантией социальной защиты.

Одежда слуг, хотя бы полосатые платья горничных с фартуками, сразу показывали, кто есть кто. Слуги шли позади господ. Они вставали, если барин или барыня входили в комнату. В церкви горничные и лакеи садились позади господ, а если церковь была полна, стояли у входа.

Слуга помогал господину выйти из кареты, даже если сам по колено тонул в грязи. Слуга держал над хозяином зонтик, даже если сам промок. Слуга выполнял распоряжения хозяина, как бы они не оказывались неудобны и даже рискованны.

В случае опасности отношения слуги и господина напоминали отношения рядового и старшего офицера.

«На земле лежал молодой человек лет семнадцати, судя по крагам и штанам из вельвета, – конюх. Он лежал на спине, подогнув колени, на голове его зияла рана. Он был без сознания, но дышал. Я осмотрел его рану и увидел, что кость не задета.

– Это мой конюх Питер, – воскликнул незнакомец. – Он повез мисс Вайолет на станцию. Мерзавцы вытащили его из коляски и оглушили. Оставьте его, мы все равно ничем ему сейчас не поможем; мы обязаны спасти мисс Вайолет от самой страшной участи, которая только может выпасть на долю женщины»[294].

Реальный случай: будущий генерал Чарльз Джордж Гордон в Китае подвергся нападению шайки китайцев-мародеров, возглавляемых английским дезертиром. Его слуга Том прикрыл собой хозяина и был серьезно ранен. К чести офицера и дворянина, за кровь своего слуги Гордон пообещал вырезать всех китайских мародеров в окрестностях Тяньцзиня – что и сделал.

Отношения слуг с господами зависела от множества факторов, но больше всего – от знатности семьи господ и от продолжительности службы. Чем знатнее семья – тем лучше там относились к слугам: знать не нуждалась в самоутверждении за счет слуг.

Из этого не следует, что их считали хоть в какой бы то ни было степени ровней. Оценки даются соответствующие: «Сьюзен – деревенская девушка. Вы должны знать, какими глупыми бывают представители этого класса»[295].

Или «Рэчел – славная девушка, но очень горячая и неуравновешенная, как все вообще уроженки Уэльса»[296].

Вот выходцы из среднего класса, знать первого поколения, были разные. Порой третировать слуг было для них способом подчеркнуть свое превосходство.

Чем дольше служил слуга, тем больше доверия вызывал. Если не первое поколение, как «сын покойного управляющего поместьем. Это уже четвертое поколение Бэрриморов, которое живет в Баскервиль-Холле», то господа скорее всего учтут: «Ведь ваши предки в течение нескольких поколений жили в Баскервиль-Холле». Им в результате очень не захотелось «с первых же своих шагов здесь порывать старые семейные связи»[297].

При переходе имения к новому поколению слуг выстраивали перед домом, и вступающий в свои права наследник знакомился с ними. Приезжая в имение после отлучки, хозяин точно так же здоровался со слугами. Приезжавшие в имение родственники и гости должны были знать хотя бы старших слуг и прослуживших долгое время.

Хорошим тоном было заботиться о слугах, которым отдавали поношенную одежду, дарили подарки, лечили в случае болезни. Заботливые хозяева знали семейные обстоятельства слуг, вникали в их житейские проблемы, были готовы помочь.

В семьях выскочек и прислуга была несколько иная: откровеннее вымогала чаевые, была менее вежлива, порой вульгарна. Для представителей древних родов казалось очень комичным, что прислуга знаменитого Бенджамина Дизраэли (1804–1881), с 1876 года графа Биконсфилда, могла передразнивать его гостей. Чем-то почти неприличным казалось равным образом то, что Дизраэли в своих романах выводил самого себя и представителей знати, и поведение прислуги… И самих Дизраэли с прислугой.

Сохранилась легенда, что один из юных графов Дерби был высечен собственной бабушкой за то, что наорал на горничную, повторяя действия графа Биконсфилда.

В идеале слуги были преданными исполнителями воли господ и их друзьями. Патриархальные нравы могли принимать даже комедийные формы. Когда (в 1877 году) женился 15-й герцог Норфолкский, Генри Фицалан-Говард (1847–1917), его старый камердинер, сентиментально всплакнул:

– Кто бы мог подумать, что я доживу до свадьбы сэра Генри! Ведь я так часто лупил его по детской розовой попочке…

Не знаю, правда ли это, как и рассказы о том, что молодая жена Генри Фицалан-Говарда очень смеялась и учредила пенсию для камердинера.

В любом случае прислуга для Дойля – намного более знакомые и понятные люди, чем рабочие или лавочники. Ни один слуга не выведен так откровенно комедийно, как Джабез Уилсон или Черный Питер. Ни один представитель низшего класса не нарисован так подробно и так сочувственно, как Бэрримор.