Глава четвертая Ясон и аргонавты. Медея

Глава четвертая

Ясон и аргонавты. Медея

Главные действующие лица

Пелий — Царь Иолка, послал Ясона за золотым руном.

Ясон — Сын Эсона, предводитель аргонавтов.

Гипсипила — Правительница Лемноса.

Геракл — Великий герой, один из аргонавтов.

Гилас — Спутник Геракла.

Медея — Дочь царя Ээта, возлюбленная, потом жена Ясона.

Ээт — Царь Колхиды, владелец золотого руна.

Креонт — Царь Коринфа.

Главка — Дочь Креонта, вторая жена Ясона.

Эгей — Царь Афин.

У Эсона, сына Кретея и Полимеды[25], дочери Автолика, был сын Ясон. Он был в Иолке, когда там правил Пелий, которому оракул открыл, что ему грозит гибель от человека,

               …обутого на одну ногу,

Который от горных урочищ

Сойдет к приметной земле знаменитого Иолка,

Будь он свой, будь он чужой.

Однажды, когда Пелий собрался принести жертвоприношение Посейдону, он пригласил принять участие в церемонии нескольких человек и среди них — только что вернувшегося в Иолк Ясона, которого Пелий еще не видел. Возвращаясь в Иолк и переправляясь через реку Анвар, Ясон потерял сандалию с левой ноги. Когда Пелий увидел Ясона, то испугался: он вспомнил предсказание оракула. Тогда Пелий спросил Ясона, как бы тот поступил с человеком, который, как было предсказано, принесет ему смерть. Ясон ответил, что он потребовал бы от этого человека доставить из Колхиды золотое руно. Пелий так и поступил: отправил Ясона в Колхиду, где в роще Ареса висит на дубе золотое руно, охраняемое никогда не спящим драконом. Естественно, Пелий рассчитывал, что Ясон не вернется.

Миф о Ясоне и золотом руне известен из многих источников, включая сочинения Пиндара, Диодора, Гигина и Овидия, но лучше всего этот миф изложен в поэме Аполлония Родосского «Аргонавтика». Аполлоний с 261 по 246 год до нашей эры — глава библиотеки Мусейона в Александрии, известный поэт эллинистического периода греческой литературы[26]. В поэме «Аргонавтика» Аполлоний с присущим ему психологизмом изобразил жанровые сценки, любовные приключения; в описании природы использовал свои научные знания. Его Ясон, главный герой поэмы, значительно отличается от могучих героев произведений Гомера.

Аполлоний начинает свою поэму, извиняясь за то, что он не описал, каким образом с помощью Афины был построен «Арго», корабль Ясона. Этот пробел восполнен другими авторами. Согласно их сочинениям, корабль построил Apr, сын Фрикса, а Афина вставила в нос корабля кусочек священного векового додонского дуба, шелестом листьев передающего волю богов.

После того как Дельфийский оракул одобрил плавание, Ясон собрал на берегу Пагасейского залива славнейших героев со всей Эллады, которых назвали по имени корабля аргонавтами. Историческую основу мифа об аргонавтах составляют, по всей вероятности, плавания греков, живших в бронзовом веке, и к черноморскому побережью. Костяк экипажа «Арго» составили минийцы из Орхомена (Беотия), основанного мифическим Минием, и фессалы из Иолка.

Охарактеризовав экипаж «Арго», Аполлоний описывает восторженную толпу, собравшуюся проводить аргонавтов в плавание, затем переходит к стенаниям женщин, сопереживающих горе родителей, расстающихся с сыном, и наконец рассказывает о расположении духа Ясона во время прощания с матерью и отцом. Ясон меланхоличен, уныл, в отличие от своих спутников, находящихся в приподнятом настроении и схожих с гомеровскими героями, которые не прочь покрасоваться на публике. Ясона же автор препровождает в домашнюю обстановку, так любимую эллинистическими поэтами. Ясон старается изменить удрученное настроение окружающих, но сделать это непросто: мать виснет у него на шее, а служанки безостановочно плачут. Раз за разом он пытается их успокоить, но в конце концов даже его приветливые слова не могут скрыть возникшего раздражения. Сцена прощания Ясона с родителями написана красочно, но своим содержанием она наводит грусть, являя тем самым совмещение красоты и гротеска — прием, которым опять же охотно пользовались эллинистические поэты.

Когда Ясон показывается на публике, появление это Аполлоний описывает в традиционной манере:

Словно как шествует Феб, покидая свой храм благовонный, —

Через священный Делос, через Клар или город Пифийский,

Иль по Ликийской пространной земле, у Ксанфа потоков.

Так проходил и Язон сквозь толпу. Ободрения крики

Тотчас кругом поднялись.

Теперь он — герой, и только встреча с престарелой жрицей Артемиды немного смазывает его эффектное появление:

…Тут встретилась с ним Ифиада,

Дряхлая жрица самой градодержицы Артемиды,

Правой героя руки коснулась она, но промолвить

Слов, что хотелось бы ей, в потоке людском не успела.

Тут же, на месте осталась она, в стороне, как бывает

Со старой средь юных, а он, обогнав ее, мимо промчался.

Такой же неприятный мазок можно заметить в сцене появления Ясона на берегу, когда он впервые встречается с экипажем «Арго».

После того как покинул он пышные улицы града

И к Пагасейскому мысу пришел, героя приветом

Встретили спутники все, что его у «Арго» поджидали.

Стал перед ними Язон, они же встали напротив.

Последняя строка этого четверостишия искажает смысл оригинала. В оригинале понятие, переведенное как «напротив», относится к Ясону, но греческое слово enantioi означает не «напротив», а «противопоставив себя», и, используя это поэтическое клише, Аполлоний намекает на то, что Ясона ждут великие подвиги. Но пока обособленность Ясону не помогает. Его спутники обращают свое внимание на других аргонавтов.

Тут увидали Акаста они и Арга, шагавших

Быстро из города к ним. Подивились герои, завидев

Их, против воли царя устремившихся в путь из Иолка.

Черною шкурой быка густошерстой, до пят доходившей,

Плечи одел свои Apr, Арестора[27] сын, на Акасте ж

Плащ был двойной, что ему подарила сестра Пелопея.

Ясон отодвигается на второй план, но только на время. Он берет слово и говорит аргонавтам, что им необходимо избрать предводителя:

Следует нам… ныне выбрать

Лучшего нашим вождем; обо всем он заботиться будет,

И с чужеземцами мир заключать, и улаживать распри.

Кажется, у аргонавтов лишь один выбор — Ясон: ведь это он объехал все страны Греции и собрал жителей, да и все съехались на землю Ясона, чтобы отправиться в путешествие.

Но его ожидания не оправдываются. Выслушав его речь, аргонавты

…на смелого вмиг оглянувшись Геракла,

Что между ними сидел, как один, они требовать стали,

Чтобы возглавил он их.

Однако Геракл отказывается стать предводителем,

…не двинувшись с места

Кверху десницу поднял и слово такое промолвил:

«Да не воздаст мне никто этой чести: ее не приму я!

Я и других удержу от того, чтоб на это дерзнули, —

Сам, кто собрал нас, вождем пусть и будет нашей дружины».

Хотя аргонавты избирают вождем Ясона с соблюдением установленных норм и правил, все же кажется, что он остается на роли второго плана. Но как только корабль уходит в плавание, Ясон проявляет свои лучшие качества и теперь Аполлоний рисует его героем, современным, эллинистическим, не похожим на героев Гомера. К тому же Ясон — красавец, способный завоевать любовь женщин. Красота — атрибут, весьма ценившийся в греческом мире, и Аполлоний это подчеркивает:

Не было мужа вовек средь героев, в прежние годы

Живших, — всех, сколько их ни родил Зевес-громовержец,

Или от крови других бессмертных богов ни возникло, —

Кто бы сравнился с Язоном, каким супруга Зевеса

Сделала нынче его, — и на взгляд и речами прекрасным.

И, на него озираясь, товарищи даже дивились:

Так он красою сиял!

Воздействие привлекательности Ясона на окружающих очень заметно, и он приравнивается красотой к Аполлону. В конце концов, именно внешняя привлекательность позволяет Ясону добыть золотое руно.

После пятидневного плавания аргонавты причалили к острову Лемнос, населенному только женщинами.

Там, на острове, был весь народ беззаконием женщин

Жестокосердно в минувшем году истреблен поголовно.

Жен законных мужья там отвергли, возненавидев,

И полонянок они возлюбили горячей любовью.

Коих добыли, предав разорению землю фракийцев,

Против лежащую, ибо преследовал гнев Афродиты[28]

Женщин за то, что они ее долгое время не чтили.

Жалкие! Ненависть их ненасытная меры не знала,

Ибо не только мужей и наложниц, ими любимых,

Предали смерти они, но весь мужеской пол, чтоб в грядущем

Не понести никакой за убийство жестокое кары.

Жившие на острове женщины, напоминавшие амазонок, носили оружие, пасли скот и пахали поля с желанием и сноровкой, превосходящими готовность заниматься домашним хозяйством. Едва аргонавты пристали к Лемносу и узнали положение дел, Ясон отправился на встречу с царицей острова Гипсипилой, надев роскошный пурпурный плащ, вытканный для него самой богиней Афиной. Для Ясона богатый плащ — такая же необходимая вещь, как щит для Ахилла, но если Ахилл использовал щит в бою, то плащ помогал Ясону одерживать победы на бранном поле любви.

Богато вытканный плащ упоминается во многих греческих мифах. Он фигурирует при описании таких сцен: киклопы выковывают перуны для Зевса; Амфион при возведении в Фивах городских стен приводит в движение камни, заставляя их ложиться в установленном месте игрой на лире; Афродита любуется своим отражением, глядя в начищенный до блеска щит Ареса; телебои сражаются с сыновьями Электриона за стадо скота; Пелоп состязается в беге на колесницах с неуступчивым Эномеем, заставлявшим состязаться претендентов на руку его дочери Гипподамии; Аполлон пронзает стрелой великана Тития, пытавшегося овладеть его матерью Лето.

В результате посещения аргонавтами Лемноса население острова стало расти[29]. Аполлоний описывает гетеросексуальные отношения, что выглядит необычно для эпического труда. К примеру, Одиссей у Гомера вступает в любовную связь с различными женщинами, но о его расторопности подробно не говорится. Любовь, как известно, требует уступок и подчинения, но у Гомера любовь подчиняется только удовлетворению сексуальных потребностей. А вот у Аполлония женщины испытывают к Ясону глубокие, сложные чувства, и его успехи на Лемносе предопределяют использование Ясоном любви для достижения конечной цели в Колхиде.

Покинув Лемнос, аргонавты побывали на острове Самофракия, а затем во время пути по Пропонтиде пристали к земле долионов, живших в благополучии, которое аргонавты невольно разрушили. Недавно женившийся царь долионов Кизик радушно принял гостей. Но когда аргонавты поплыли дальше, встречный ветер снова пригнал «Арго» к берегам земли долионов. Это случилось ночью, и долионы решили, что на них напали пеласги, что происходило уже не раз. В разгоревшемся сражении Ясон убил Кизика (ставшего в поэме первой жертвой Ясона), что привело к новой трагедии: его молодая жена, не сумев справиться с постигшим ее несчастьем, покончила с собой.

Не пожелала в живых после Кизика смерти остаться

Клита, супруга его, но к горю прибавила горе,

Петлю накинув на шею. Оплакали нимфы лесные

Гибель юной жены, добровольно расставшейся с жизнью.

Сколько слез из очей было пролито ими на землю,

Все эти слезы в родник превратили богини прозрачный,

Клитой назвавши его во имя злосчастной девицы.

Приняв участие в торжественном погребении Кизика, аргонавты отправились дальше. В сочинении Аполлония Ясон — новый, современный герой, что в перспективе определяет устранение из повествования Геракла, чьи необыкновенные качества и способности не являются обязательными для достижения поставленной перед аргонавтами цели. Его необыкновенная физическая сила для этого не нужна, иногда оказывается излишней и даже вредной. Геракл представляется слишком анахроничным в истории, где немалую роль играют обольщение и волшебство.

Иллюстрацией излишней силы Геракла служит сцена соревнования в гребле, которое устроили аргонавты (победа присуждалась тому, кто последним перестанет грести). Каждый греб, напрягая все силы, и «Арго» так быстро несся по морю, что даже быстроногие кони Посейдона не могли обогнать корабль. В конце концов аргонавты, кроме Геракла, стали сдавать

                 …под гнетом усталости. Их же,

Что из последних работали сил, Геракл мощнорукий

Влек за собой, подвигая ладьи крепко слаженный кузов.

Тут, на весло поднимая бугры в беспокойной пучине,

Переломил он весло пополам. Сжимая обломок

Крепко в руках, Геракл повалился на бок, меж тем как

Море обломок другой поглотило. Сел он в молчанье,

Всех озирая, — рука у него не привыкла к покою.

Ситуация немного комичная, но никто из аргонавтов не рассмеялся. Способности Геракла ограничены и обычно не выходят за рамки проявления грубой силы, и случай, произошедший с Гераклом во время состязания аргонавтов, является предвестником его исключения из дальнейшего действия.

Во время стоянки в Мисии Геракл отправился влес, сделать взамен сломавшегося новое весло, и нашел подходящую сосну.

Быстро на землю колчан опустив, имеющий стрелы,

Также и лук свой, с плеча он скинул львиную шкуру.

Палицей, медью обитой, потрясши сосну с корневищем.

Ствол обеими он обхватил руками немедля.

Силе своей доверяя, плечом в него мощным уперся,

Ноги расставил, и как ни глубоко врос ее корень,

Вырвал сосну из земли с приставшими комьями вместе.

В то время когда Геракл находился в лесу, его любимец, юный Гилас, отправился за водой, но едва он опустил в воду сосуд, как нимфы источника, плененные красотой юноши, увлекли его в глубину[30]. Находившийся поблизости Полифем услышал крик Гиласа и, решив, что на того напали разбойники, позвал на помощь Геракла, который, придя в неистовство, словно бык, преследуемый навязчивым оводом, метался в поисках Гиласа до рассвета, но найти так и не смог.

Погода в то утро стояла благоприятная, и кормчий Тифий вывел корабль в море, и только тогда аргонавты заметили отсутствие трех человек[31]. Начались неизбежные в таких случаях взаимные обвинения, и лишь Ясон молчал.

Геракл в «Аргонавтике» Аполлония — герой ушедшего прошлого, не нашедший себя в эллинистическом мире. Его геройство не соответствует времени, в котором действуют аргонавты, и пропасть, его отделяющая, подчеркивается исчезновением. С самого начала повествования Геракл — фоновая фигура, с помощью которой высвечивается природа Ясона, романтического героя, выдвинувшегося из традиционного эпоса, в котором доминировали мужчины, в новое гетеросексуальное окружение. Его природа позволит ему достичь намеченной цели, в то время как Геракл останется в устаревшем гомосексуальном мирке.

Уйдя из Мисии, аргонавты пристали к земле бебриков, которыми правил царь Амик, имевший обыкновение вступать с прибывшими в его страну чужестранцами в кулачный бой и неизменно одерживавший победу, убивая их могучими ударами. Вызов Амика принял Полидевк (Поллукс), противопоставивший грубой силе противника сноровку и ловкость. Когда Амик собрался нанести Полидевку страшный удар в голову, аргонавт уклонился и поразил соперника насмерть. Увидев, что царь их убит, бебрики напали на Полидевка, но тут схватились за оружие аргонавты, вступили в бой с бебриками и обратили их в бегство[32].

Следующую остановку аргонавты сделали во фракийском городе Салмидессе, где жил прорицатель, слепой старец Финей[33], которого мучили страшные зловонные гарпии[34], похищавшие у него пищу.

Вот как описал этих птиц в «Энеиде» Вергилий:

Нет чудовищ гнусней, чем они, и более страшной

Язвы, проклятья богов, из вод не рождалось Стигийских,

Птицы с девичьим лицом, крючковатые пальцы на лапах;

Все оскверняют они изверженьями мерзкими чрева,

Щеки их бледны всегда от голода.

Аргонавты приготовили Финею богатую трапезу, но тут прилетели гарпии и сожрали все кушанья, распространив по дому зловоние. Когда аргонавты попросили Финея рассказать о пути, который им предстояло проделать, старец ответил, что все расскажет, если его избавят от гарпий. Тогда аргонавты снова приготовили трапезу, чтобы привлечь прожорливых гарпий. Птицы не заставили себя ждать, а когда они, опять все сожрав, улетели, за ними погнались аргонавты Зет и Калаид, крылатые сыновья Борея. Они нагнали гарпий у Плотийских островов и уже хотели поразить птиц, как вдруг появилась посланница Зевса Ирида, взявшая с гарпий клятву, что больше Финею они досаждать не будут. Тогда Зет и Калаид полетели обратно, и с тех пор Плотийские острова стали называть Строфадами, что значит «острова возвращения»[35].

Избавившись от гарпий, Финей рассказал аргонавтам, что для того, чтобы доплыть до Колхиды, надо вначале пройти между сближающимися и расходящимися Симплегадскими скалами. Старец посоветовал пустить вперед голубя[36], и если птица пролетит между скалами, то и «Арго» благополучно преодолеет проход. Но если голубю пролететь между скалами не удастся, то аргонавтам следует отказаться от смертельной попытки.

Когда «Арго» подошел к Симплегадам, аргонавт Эвфем, дождавшись, когда скалы в очередной раз разошлись, выпустил голубя, и птица успела пролететь между скалами, прежде чем они снова сомкнулись, повредив лишь кончик хвоста. Когда скалы разошлись, кормчий Тифий направил «Арго» между ними. Гребцы налегли на весла, но скалы стали быстро сближаться, и тут на помощь аргонавтам пришла богиня Афина. Одной рукой она удержала одну из скал, а другой толкнула «Арго», и корабль стрелой вынесся из пролива, а сблизившиеся Симплегады лишь слегка повредили его корму. Затем скалы разошлись снова и застыли после этого навсегда, оставив между собой проход, безопасный для мореплавания.

Затем аргонавты сделали остановку на необитаемом острове, где им явился бог Аполлон. По инициативе Орфея, они соорудили жертвенник Аполлону и устроили празднество в его честь. После этого аргонавты пристали к земле мириандинов, которыми правил царь Лик. Здесь погиб Идман, на которого напал чудовищный вепрь. С вепрем разделались Пелей и Идас, а Идман умер у них на руках. Там же, заболев, расстался с жизнью Тифий, и обязанности кормчего взял на себя Анкей.

Аргонавты поплыли дальше, прошли мимо устья реки Фермодонт, обиталища амазонок, а затем побывали в землях, населенных дикими племенами: халибами, тибаренами, моссинойками. Близ Аретиады, острова Ареса, на аргонавтов напали птицы, атаковавшие мореходов медными перьями. Отбив эту атаку, аргонавты сошли на берег Аретиады, где повстречали сыновей Фрикса, которые, возвращаясь из Колхиды домой, потерпели кораблекрушение, но спаслись, добравшись до острова. Они предупредили аргонавтов о грозящих опасностях, но все же согласились отправиться вместе с ними в Колхиду.

Затем, по воле автора «Аргонавтики», мореходы прошли на корабле мимо мест, упомянутых в известных греческих мифах: места, где Уран и океанида Филира, занимаясь любовью, произвели на свет кентавра Хирона, и мимо Кавказских гор, где орел все еще клевал печень несчастного Прометея.

Наконец, дойдя до Колхиды, аргонавты вошли в устье Фасиса. Здесь Ясон получает должное. Гера (ненавидевшая Пелия, осквернившего ее святилище) и Афина решили попросить Афродиту, чтобы она повелела своему сыну Эроту пронзить золотой стрелой сердце Медеи, дочери Ээта, и внушить ей любовь к Ясону. Медея искусно вплетается в интригу повествования и далеко опережает традиционных героинь произведений Гомера: она не только волшебница, но и юная дева, загоревшаяся любовью с истинной страстью, пришедшей к смерти.

Прибыв в Колхиду, аргонавты решили, что нужно идти к Ээту и просить его отдать руно добровольно. Во дворец царя отправились Ясон, сыновья Фрикса и еще двое. Когда Ясон вошел во дворец, прилетевший туда Эрот пустил стрелу прямо в сердце Медеи, после чего

                         …Онеменье ее охватило,

Он же обратно из чертога с высокою кровлей,

Громко смеясь, улетел. А стрела, вонзившись глубоко,

Прямо под сердцем у девы горела, как пламя. И часто

На Эзонида Медея блестящие взоры кидала,

Сердце в груди у нее тяжело волновалось, и в сладкой

Таяла муке душа, обо всем ином позабывши.

                         …Цвет ланит ее нежных менялся,

И против воли ее то бледнели они, то краснели.

Встретившись с Ээтом, аргонавты обратились к нему со своей просьбой. Однако царь им не поверил, решив, что аргонавты замыслили завладеть не только золотым руном, но и всем его царством, и пригрозил аргонавтам казнью. Тогда Ясон успокоил его, уверив, что лишь за руном приплыли они в Колхиду.

Ээт, решив погубить Ясона, сделал ему предложение:

Двое быков у меня на равнине Ареса пасется, —

Два медноногих быка, изо рта выдыхающих пламя.

Их под ярмо подведя, я гоню их по ниве Ареса

Четырехдольной. Но вплоть до межи подняв ее плугом,

В бороды я, как посев, на семя Деметры бросаю

Зубы страшного змея; на ниве из них прорастают

Воинов меднодоспешных тела. Но, копьем поражая,

Их низлагаю, когда на меня они все ополчатся.

Я на заре запрягаю быков, а вечерней порою

Жатву кончаю. Так вот, если ты совершишь этот подвиг,

В тот же день золотое руно увезешь для владыки.

Ясон обескуражен, но вынужден подчиниться. По совету своего товарища Аргоса он решил обратиться за помощью к Медее через посредничество Халкиопы, матери Аргоса и сестры Медеи. Медея, выслушав Халкиопу, мучается сомнениями. Любовь к Ясону борется со страхом перед отцом.

Сердце в груди у нее от волненья часто стучало.

Словно как солнечный луч, отраженный водой, что в подойник

Только что н?лили, или в котел, по горнице дома

Прыгает взад и вперед и в стремительном круговращенье

Носится с места на место, туда и сюда устремляясь.

Помочь ли Ясону? Если поможет, то ее отлучат от дому. А если она ему не поможет, то разве простит себе эту слабость? Проплакав всю ночь, Медея решила помочь Ясону и дать ему волшебную мазь, чтобы он ею натерся и приобрел надень необоримую силу. Позвав служанок, Медея отправилась в храм Гекаты, куда вскоре пришел и Ясон. Он был настолько прекрасен, что даже его товарищи дивились его красоте.

Увидев Медею, Ясон

                         …пред нетерпеньем томимой

Девою быстро предстал, словно Сириус из Океана,

Что и прекрасным и ясным для всех восходит на небо,

Но несказанные беды на коз и овец насылает.

Так же и к ней Эзонид подошел, красотой ослепляя,

Но, появившись, воздвиг нежеланную в сердце кручину.

Сердце упало в груди у Медеи; затмились туманом

Очи ее; и залил ей ланиты горячий румянец;

Шагу ступить ни назад, ни вперед не была она в силах,

Словно к земле приросли стопы онемевшие девы.

Все между тем до одной отошли подальше служанки.

Оба, и он и она, стояли долго в молчанье,

Или высоким дубам, или стройным соснам подобны,

Что среди гор, укрепясь на корнях, недвижно спокойны

В пору безветрия, но и они, если ветра порывы

Их заколеблют, шумят непрестанно. Так точно обоим

Много речей предстояло вести под дыханьем Эрота.

Первым заговорил Ясон, сказав Медее, что нуждается в ее помощи. Влюбленная дева охотно дала ему волшебную мазь и наставляла, как поступить, чтобы справиться с поставленной перед ним тяжкой задачей. Следует в полночь принести жертву Гекате, не обращая внимания на яростный лай собак, а на рассвете намазать волшебной мазью тело, копье, щит и меч. Сделавшись неуязвимым, Ясон может приступать к делу: запрячь медноногих быков, вспахать поле и засеять его зубами дракона. Далее, когда из этих зубов станут расти могучие воины, Ясону следует бросить в них камень, а самому спрятаться, а после того как воины начнут друг с другом сражаться, напасть на них и всех перебить.

Медея полагала, что после того, как Ясон выполнит требование ее отца, Ээт отдаст ему золотое руно, но это означало разлуку с Ясоном, и она просила того не забывать о ней:

Помни, коль в отчий тебе удастся дом воротиться,

Имя Медеи. Но также и я о тебе, о далеком,

Память в душе сохраню.

Ясон обещал больше: жениться на ней, если она отправится с ним в Иолк.

Расставшись с Медеей, Ясон начинает готовиться к предстоящему испытанию. Он одевается, но только надевает одежды, напоминающие ему о его былом увлечении.

Нежное тело омыл, блюдя обычай священный,

В водах чистых реки перво-наперво он и облекся

В черное платье затем, что ему Гипсипила-лемнийка

В память о нежной любви в былые дни подарила.

Принеся в полночь жертву Гекате, Ясон, едва забрезжил рассвет, стал готовиться вспахать поле. Каждому герою отпущен свой час, и этот час для Ясона пробил. Благодаря волшебной мази Медеи Ясон обрел великое мужество и невиданную отвагу, а его оружие стало непобедимым.

Придя на поле Ареса, Ясон нашел плуг и ярмо и стал искать медноногих быков. Неожиданно быки сами выбежали из логова и, извергая огонь, бросились на Ясона. Но мазь Медеи спасла его от смертоносной жары, и, укротив свирепых быков, Ясон запряг их в плуг, вспахал поле и засеял его зубами дракона. Окончив посев, Ясон выпряг быков и вернулся на свой корабль утолить жажду, оставив на поле наблюдавшего за его действиями Ээта в великом недоумении. Дивились силе Ясона и аргонавты.

Когда Ясон вернулся на поле, из земли показались острые копья, за ними шлемы и головы воинов, и вскоре все поле покрылось воинами в блестящих доспехах, и блеск этот доходил до Олимпа. Тогда Ясон схватил огромный камень, который было не под силу поднять четверым, и бросил его в толпу воинов. Схватившись за оружие, воины набросились друг на друга. Тогда Ясон обнажил меч и стал поражать их одного за другим. Все воины пали от его могучей руки, наполнив борозды кровью.

Однако Ээт и не думал выполнить свое обещание и решил погубить чужестранцев. Медея, почувствовав, что и ей, и Ясону грозит опасность, ночью тайно покинула дворец и пришла в стан аргонавтов. Взяв с Ясона клятву, что он на ней женится, Медея пообещала усыпить дракона, охраняющего руно, и предложила немедля отправиться за руном в рощу Ареса.

Когда Медея с Ясоном вошли в эту рощу, они увидали руно, сверкавшее золотым блеском под лучами восходящего солнца. Заметив пришельцев, охранявший руно дракон поднялся со своего места, извергая из пасти грозное пламя. Медея затянула чародейную песню, и дракон, распустив свои смертоносные кольца, растянулся у дерева. Однако он все еще мог поднять голову и схватить пришельцев страшными челюстями, но Медея окропила дракона снотворным зельем, и тогда пасть дракона закрылась и он заснул непробудным сном[37].

Ясон снял с дуба руно и вместе с Медеей покинул рощу, и золотое руно, торжественно поднятое Ясоном над головой, освещало его лицо, словно пламя.

Выполнив поставленную перед ними задачу, аргонавты поспешно вышли из Фасиса в открытое море. Когда колхидцы узнали о дерзком похищении золотого руна, то бросились за похитителями в погоню.

Аргонавты сделали остановку в Пафлагонии, где наметили путь домой[38]. Потом они дошли до Истра (Дуная), поднялись по реке вверх, а затем спустились о одному из ее рукавов в Адриатику. Но здесь их перехватили колхидцы во главе с братом Медеи Апсиртом. Встретившись, аргонавты и колхидцы пришли к соглашению: Медея возвращается в Колхиду, а золотое руно остается у аргонавтов. Тогда возмущенная Медея, осыпав Ясона упреками, предложила ему заманить Апсирта в ловушку. План удался, и Ясон поразил Апсирта мечом[39]. При убийстве брата присутствовала Медея, и его кровь забрызгала ей одежду, о чем узнали памятливые Эринии. Расправившись с остальными колхидцами, аргонавты направились к острову Амбер в устье реки Эридан (По).

Узнав об убийстве Апсирта, Зевс пришел в величайший гнев, и Гера наслала на аргонавтов ужасную бурю, грозившую гибелью. Мореходов выручил голос, исходивший из куска священного додонского дуба и повелевший им направиться к волшебнице Кирке, тетке Медеи, чтобы она очистила Ясона и Медею от осквернившего их убийства Апсирта.

Направляясь к волшебнице Кирке, аргонавты вошли в реку Эридан, миновали озеро, в которое упал Фаэтон, не справившийся с управлением солнечной колесницей, достигли реки Родан, уклонившись от встречи с кельтскими и лигурийскими племенами, затем опустились в Сардинское море, миновали Стойхедские острова и Эльбу, потом пошли вдоль побережья Тирренского моря и наконец причалили к острову Эя, где среди лесов в роскошном дворце жила Кирка.

Волшебница провела очистительный ритуал: поставила Ясона и Медею под подвешенным молочным поросенком и надрезала ему горло, окропив его кровью руки убийц.

Покинув Эю, аргонавты вскоре оказались близ острова, известного из «Одиссеи» Гомера (Гомер, живший намного ранее Аполлония, упоминал «прославленный Арго»). Остров этот был вотчиной сладкоголосых сирен, заманивавших мореходов к острову, где они разбивались о скалы и гибли.

Число сирен, происхождение и их имена в сочинениях, где о них говорится, различные. Гомер говорил о двух сиренах, как и Софокл, который их называл дочерьми Форкия. Аполлодор писал о трех сиренах, дочерях Ахелоя и Мельпомены, и называл их имена: Писиноя, Аглаопа и Телксиепея[40]. Цец также считал, что сирен — три, но называл по-другому — Парфенопа, Левкосия и Лигия — и полагал их дочерьми Ахелоя и Терпсихоры. В другом источнике говорится о четырех сиренах (опять же дочерях Ахелоя и Мельпомены): Теледе, Редне, Мольпе и Телксиопе.

В «Одиссее» Гомера сирены, заманив к скалам корабли, поют дуэтом; в других источниках одна сирена играет на лире (или на свирели), а другая поет[41]. Внешность сирен Гомер не описывал, а в других источниках, включая произведения изобразительного искусства, сирены — полуженщины-полуптицы. Происхождение такого внешнего вида сирен объясняется по-разному. По одной версии, сирены были вначале девами, но однажды, когда они резвились с Персефоной, ту похитили, и девы попросили богов наделить их крыльями, чтобы догнать похитителей и освободить Персефону. По другой — противоположной — версии дев в полуптиц превратила Деметра, наказав их за то, что он позволили Эриниям похитить Персефону. И, наконец, еще по одной версии, дев превратил в полуптиц Аполлон за то, что они не хотели расстаться с девственностью.

Проплывая мимо острова сирен, аргонавты слышали их манящее пение, грозившее гибелью, но положение спас Орфей, заглушив пение сирен свой песней. И все же один из аргонавтов, Бут, бросился на зов сирен в море, но был спасен Афродитой, поселившей его в Лилибее.

Затем аргонавты проплыли между Сциллой и Харибдой, а затем — между скалами Планктами, извергавшими пламя[42], в чем мореходам помогли богиня Фетида и нереиды, играючи протолкнувшие «Арго» между скал. Потом они проплыли мимо острова Тринакрия, где паслись тучные стада белоснежных златорогих быков Гелиоса.

Продолжив путь, аргонавты прибыли к Дрепане[43], острову феаков. Теми правили Алкиной и Арета. Они радушно приняли мореходов. Но не пробыли аргонавты и дня у феаков, как к острову подошел флот колхидцев, которые потребовали выдать Медею. Алкиной решил, что Медея должна быть выдана посланцам Ээта, если она до сих пор девственница. Тогда Арета предложила Ясону осуществить с Медеей брачные отношения в священной пещере, что и случилось. Над их брачным ложем висело золотое руно.

Медея стала женой Ясона, и аргонавты отправились дальше. Когда они уже были вблизи Пелопоннеса, на море поднялась страшная буря, и ветер отнес «Арго» к отмелям Ливии; куда ни глянь — всюду банки, морские водоросли, а берег — уходящий вдаль бескрайний песок. Приливная волна выкинула корабль на берег, и аргонавты погибли бы, но им на помощь пришли местные нимфы, обратившиеся к Ясону с такими словами:

Ну-ка, друзей подними! А когда для тебя Амфитрита

Быструю Посейдона сама отпряжет колесницу,

Матери сразу своей по заслугам воздайте награду

Вы за труды, что она претерпела, нося вас во чреве,

И в Ахеиду тогда вы святую обратно вернетесь.

И тут из моря выбежал чудовищный конь, и тогда поняли аргонавты, что «матерью» нимфы называют Амфитриту, богиню моря, которая многое «претерпела», нося «во чреве» их корабль. Поняли аргонавты и то, что Амфитрита уже отпрягла свою колесницу, и теперь им следует поднять корабль на плечи и нести его через пустыню. Аргонавты так и поступили и дошли до Тритонийского озера. Неподалеку находился сад Гесперид, который только что покинул Геракл, добыв золотые яблоки и выбив в скале источник, что позволило аргонавтам утолить нестерпимую жажду.

В этих края погибли два аргонавта: Кайфа убили при попытке угнать овец, а прорицателя Мопса укусила змея. К этим несчастьям прибавилось и другое: аргонавты никак не могли найти выход в море из Тритонийского озера. Над ними сжалился бог Тритон: он подал Эвфему комок земли как знак гостеприимства и вывел аргонавтов в открытое море.

Аргонавты дошли до Крита и хотели сделать на острове остановку, но их не пустил на берег морской исполин Талое, подаренный Зевсом Европе для охраны острова[44]. Исполин трижды вдень обходил остров и, когда приближались корабли чужестранцев, бросал в них огромные камни. Медея своими чарами сделала так, что Талое о заостренный выступ скалы поранил себе лодыжки, и вся его ikhor (кровь), находившаяся в единственной вене, вытекла, подобная расплавленному свинцу[45].

На следующую ночь мореходы попали в страшную бурю. В любой миг «Арго» мог натолкнуться на риф или разбиться о прибрежные скалы. Аргонавтов выручил спустившийся с Олимпа бог Аполлон, осветивший море яркими стрелами. Мореходы бросили якорь у ближайшего острова и назвали его Анафе (Открытие), посчитав, что этот остров им открыл Аполлон. На Анафе аргонавты соорудили жертвенник Аполлону, а во время церемонии принесения ему жертв двенадцать служанок, уступленных Аретой Медее, устроили легкую перепалку со сквернословием, и с тех пор у женщин вошло в обычай отпускать сомнительные остроты при церемонии жертвоприношений Аполлону, Властителю света, защитнику острова Открытия.

Аполлоний Родосский нередко (как в данном случае) рассказывал о древних обычаях и их происхождении, и современные исследователи, начиная с XIX столетия, изучая мифы в изложении Аполлония, пытаются точно определить источники этих мифов и место возникновения, датировать время их появления и связывать эти мифы с религией, экономикой и общественной жизнью греков.

Когда аргонавты ушли с Кипра на север, Эвфем бросил в море ком земли, подаренный Тритоном, и из этого кома возник остров Каллисто (Фера/Санторин, или Санторини). Затем аргонавты зашли на остров Эгина, чтобы запастись питьевой водой. На острове они устроили состязание: кто первым принесет на корабль воду. После этого аргонавты, не встретив больше опасностей на пути, вернулись в Иолк.

Вот как заканчивает Аполлоний Родосский свое сочинение:

Милость явите мне, о род блаженных героев,

Песнь же из года в год все приятней да будет для пенья

Средь людей. Ведь уже до славного я завершенья

Ваших добрался трудов, никакой ибо больше работы

Не привелось вам нести, отплывшим прочь от Эгины.

Вам не мешали налеты ветров. В спокойствии полном

Вы миновали страну Кекропа, а также Авлиду,

Что у Евбеи лежит, и локров опунтских селенья,

Чтобы на брег Пагасейский ступить наконец с ликованьем.

Аргонавты успешно совершили путешествие за четыре месяца.

История Медеи по Еврипиду

Пелий не ожидал, что Ясон вернется из плавания, и ко времени его возвращения убил Эсона, заставив того испить бычьей крови[46]. Мать Ясона, потеряв мужа, с горя повесилась[47], а Пелий завершил свое злодеяние, убив ее малолетнего сына.

Вернувшись в Иолк, Ясон отдал Пелию золотое руно, но мщение отложил. Он отправился на Кадм, перешеек, где находилось святилище Посейдона, и, вытащив в этом месте «Арго» на берег, посвятил корабль владыке морей. Когда Ясон возвратился в Иолк, он попросил Медею отомстить Пелию. Составив коварный план, Медея уговорила дочерей Пелия вернуть их отцу молодость, а чтобы они уверовали в ее чары, решила продемонстрировать им свое волшебство на баране.

Вот уж притащен баран, от бесчисленных лет истощенный,

Около полых висков крутыми украшен рогами.

Только вонзила она свой нож гемонийский в сухое

Горло, едва лезвие запятналось скудною кровью,

Тушу барана в котел погружает колдунья и тут же

Мощный вливает состав, — и уже уменьшаются члены,

И исчезают рога, а вместе с рогами и годы,

Блеянье нежное вдруг из медного слышится чана.

Все в изумленье кругом, — меж тем из сосуда ягненок

Выпрыгнул; резво бежит и молочного вымени ищет.

Подивившись этому чуду, дочери Пелия согласились вернуть отцу молодость. Коварный план Медеи сработал, и Пелий погиб, после чего воцарившийся в Иолке Акаст изгнал Ясона и Медею из города, и они перебрались в Коринф. В этом городе они прожили десять лет, и за это время Медея родила Ясону двух сыновей — Мермера и Ферета. Но затем Ясон решил оставить Медею и жениться на дочери коринфского царя Креонта Главке.

Такова ситуация, при которой начинается трагедия Еврипида «Медея», впервые поставленная в Афинах в 431 году до нашей эры. Медея — одна из самых незаурядных и колоритных героинь греческой драмы. Неукротимая духом, она являет собой защитницу обездоленных женщин, пострадавших от деспотизма мужчин.

Она и сама страдает, о чем рассказывает кормилица:

Оскорблена Медея, и своих

Остановить она не хочет воплей.

Она кричит о клятвах и руки

Попранную зовет обратно верность,

Богов зовет в свидетели она

Ясоновой расплаты.

                             И на ложе,

От пищи отказавшись, ночь и день

Отдавши мукам тело, сердцу таять

В слезах дает царица с той поры,

Как злая весть обиды поселилась

В ее душе…

Несчастие открыло цену ей

Утраченной отчизны.

                               Даже дети

Ей стали ненавистны, и на них

Глядеть не может мать. Мне страшно, как бы

Шальная мысль какая не пришла

Ей в голову. Обид не переносит

Тяжелый ум, и такова Медея.

И острого мерещится удар

Невольно мне меча, разящий печень,

Там над открытым ложем, — и боюсь,

Чтобы, царя и молодого мужа

Железом поразивши, не пришлось

Ей новых мук отведать горше этих.

Да, грозен гнев Медеи: не легко

Ее врагу достанется победа.

После такого предвестия о возможной трагедии на сцене появляются Мермер и Ферет. Их сопровождает наставник, типичный киник (в представлении Еврипида). Он нисколько не удивлен непостоянством Ясона и рассказывает о слухах, ходящих в городе: Креонт сбирается изгнать Медею с детьми из Коринфа.

Из-за сцены слышится голос Медеи:

Увы!

О, злы мои страданья. О!

О, смерть! Увы! О, злая смерть!

О, горе! О, муки! О, муки и вы,

Бессильные стоны! Вы, дети…

О, будьте ж вы прокляты вместе

С отцом, который родил вас!

Весь дом наш погибни!

Медею утешает сочувствующий ей хор коринфских женщин, но она продолжает стенать:

О, ужас! О, ужас!

О, пусть небесный перун

Пронижет мне череп!..

О, жить зачем мне еще?

Увы мне! Увы! Ты, смерть развяжи

Мне жизни узлы — я ее ненавижу…

Великий Кронид… Фемида-царица!

О, призрите, боги, на муки мои!

Сама я великой клятвой

Проклятого мужа

Связала с собою, увы!

О, если б теперь

Его и с невестой увидеть —

Два трупа в обломках чертога!

От них обиды, от них

Начало…

Но когда Медея появляется на сцене, она держит себя в руках, хотя и чувствуется ее отчужденность от окружающих, обособленность. В Коринфе она — чужестранка, жившая раньше у границы известного грекам мира, и потому чуть ли не варварка. Некоторые современники Еврипида считали его женоненавистником, но Медея опровергает это суждение:

Да, между тех, кто дышит и кто мыслит,

Нас, женщин, нет несчастней. За мужей

Мы платим — и не дешево. А купишь,

Так он тебе хозяин, а не раб.

И первого второе горе больше.

А главное — берешь ведь наобум:

Порочен он иль честен, как узнаешь.

Ведь муж, когда очаг ему постыл,

На стороне любовью сердце тешит,

У них друзья и сверстники, а нам

В глаза глядеть приходится постылым.

Но говорят, что за мужьями мы,

Как за стеной, а им, мол, копья нужны.

Какая ложь! Три раза под щитом

Охотней бы стояла я, чем раз

Один родить.

После этого горького откровения Медея обращается к хору коринфских женщин и говорит, что ее суждения к ним не относятся, ведь они живут у себя в стране, в своем доме, а она, Медея, в этой стране чужая. Но раз Медея сама выбрала себе мужа, то ее откровение все же больше, чем к ней самой, относится к местным женщинам.

Хор Медее не отвечает, и она просит коринфских женщин ей не мешать, чтобы она без помех могла отомстить Ясону. Коринфские женщины становятся пассивными наблюдателями дальнейшего развития действия. Им остается лишь сочувствовать несчастной Медее и ужасаться ее поступкам. Медея нарушает божественные и человеческие законы на фоне бездействия мирских, заурядных женщин.

Появляется Креонт. Он объявляет Медее, что та должна немедленно покинуть Коринф, а на ее вопрос, почему он гонит ее вместе с детьми, отвечает:

О, тайны нет тут никакой: боюсь я.

Чтоб дочери неисцелимых зол

Не сделала ты, женщина, моей.

Во-первых, ты хитра, и чар немало

Твой ум постиг, к тому же ты теперь

Без мужа остаешься и тоскуешь…

Я слышал даже, будто ты грозишь

И мне, и жениху с невестой чем-то.

Так вот, пока мы целы, и хочу

Я меры взять. Пусть лучше ненавистен

Медее я, чем каяться потом

В мягкосердечии.

Медея возмущена тем, что ее репутация умной женщины опасна для окружающих. Суждение о том, что женщины хитрее мужчин и являются источником всех бед и несчастий, известно еще со времен Гомера (описавшего ревнивую и коварную Геру), а такая нелестная характеристика частично ассоциировалась с воззрениями Еврипида, чьи героини не только равны мужчинам иль даже превосходят их в благородстве и самопожертвовании, но и более хитры, беспринципны и бессердечны. В комедии Аристофана «Женщины на празднике Фесмофорий» одним из действующих лиц является Еврипид, пытающийся избежать смертного приговора, вынесенного ему женщинами за разоблачение в своих сочинениях их интриг: если бы он не описал их коварство, им бы легче было справляться с мужьями.

Креонт неохотно, но все же соглашается выполнить просьбу Медеи: разрешить ей остаться еще на один день в Коринфе. Он не подозревает, что этим обрек себя на гибель. Чтобы отомстить, одного дня Медее достаточно. Медея преображается: из горестной женщины она превращается в злую волшебницу. Она решает: Ясон и его невеста должны умереть. Вопрос, как это сделать; если она отыщет кого-нибудь, кто прикроет ее после совершения злодеяния, то отравит Ясона и Главку, если нет, она убьет их собственными руками и сама за это ответит.

Медея восклицает:

За дело же! Медея, все искусство

Ты призови на помощь, — каждый шаг

Обдумать ты должна до мелочей!..

Иди на самое ужасное! Ты, сердце,

Теперь покажешь силу. До чего,

О, до чего дошла ты! Неужели ж

Сизифову потомству, заключив

С Ясоном брак, позволишь надругаться

Над Гелиевой кровью!

                           …Но кому

Я говорю все это? Мы природой

Так созданы — на доброе без рук,

Да злым зато искусством всех мудрее.

Медее отвечает хор коринфских женщин, сочувствуя ей и возмущаясь несправедливостью: коварными, подобно Ясону, стали мужья, а во лжи и хитрости обвиняют женщин.

Реки священные вспять потекли,

Правда осталась, но та ли?

Гордые выси коснулись земли,

Имя богов попирая в пыли,

Мужи коварными стали…

Верно, и наша худая молва

Тоже хвалой обратится,

И полетят золотые слова

Женам в усладу, что птица.

Музы не будут мелодий венчать

Скорбью о женском коварстве…

Только бы с губ моих эту печать

Только б и женской цевнице звучать

В розовом Фебовом царстве…

О, для чего осудил Мусагет

Песню нас слушать все ту же?

В свитке скопилось за тысячу лет

Мало ли правды о муже?

Появляется Ясон. Перед Медеей он даже не пытается оправдаться. Ясон самоуверен, считает, что его женитьба — дело решенное, и то, что хорошо для него, постыдным и неправильным быть не может. Он предлагает Медее денежную поддержку и убежденно считает, что это освобождает его от взятых ранее обязательств. Любовь, верность и честь для него ничего не значат, и если раньше Ясон представал в роли романтического героя, то теперь это — эгоистичный и бесчувственный человек.

Выслушав Ясона, Медея приходит в ярость и напоминает ему, что она сделала для него:

                                         …Я тебя

Спасла — и сколько эллинов с собою

На корабле везли тогда мы, все

Свидетели тому, — спасла, когда ты

Был послан укротить быков, огонь

Метавших из ноздрей, и поле смерти

Засеять. Это я дракона, телом

Покрывшего в морщинистых извивах

Руно златое, умертвила, я,

Бессонного и зоркого, и солнца

Сияние глазам твоим вернула.

Сама ж, отца покинув, дом забыв,

В Фессалию с тобой ушла, — горячка

Была сильней рассудка. Пелий, царь,

Убит был тоже мною — нет ужасней

Той смерти, что нашел он — от детей!

И все тебя я выручала, — этим

От нас ты не побрезгал, а в награду

Мне изменил.

                     Детей моих отец

Ты брак затеял новый.

Медея обоснованно поясняет, что ей некуда уйти, а Ясон удивляется ее неблагодарности. Он растолковывает Медее, как много она приобрела в жизни благодаря тому, что жила вместе с ним, и говорит, что хотя она и спасла ему жизнь, заслуга в этом, прежде всего, принадлежит Афродите, внушившей Медее любовь к нему.

Ясон добавляет:

Я признаю твои услуги. Что же

Из этого? Давно уплачен долг,

И с лихвою. Во-первых, ты в Элладе

И больше не меж варваров, закон

Узнала ты и правду вместо силы,

Которая царит у вас. Твое

Здесь эллины искусство оценили,

И ты имеешь славу, а живи

Ты там, на грани мира, о тебе бы

И не узнал никто.

Ясон не понимает, что слава для Медеи — настоящее бедствие, не понимает и того, что его собственное поведение, по меньшей мере, предосудительно. Женщины, по словам Ясона, неблагоразумны: они не осознают своего блага и думают, что если муж бросает жену, то это для нее — конец света.

Ясон поясняет:

                   Все вы жены

Считаете, что если ложа вам

Не трогают, то все благополучно…

А чуть беда коснулась спальни, нет

Тут никому пощады; друг ваш лучший,

Полезнейший совет — вам ненавистны.

Нет, надо бы рождаться детям так,

Чтоб не было при этом женщин, — люди

Избавились бы тем от массы зол!