Глава пятнадцатая Деревянный конь и осада Трои

Глава пятнадцатая

Деревянный конь и осада Трои

Главные действующие лица

Пентесилея — Царица амазонок, убита Ахиллом.

Мемнон — Царь эфиопов, убит Ахиллом.

Ахилл — Величайший ахейский воин.

Парис — Убийца Ахилла, убит Филоктетом.

Большой Аякс — Могучий греческий воин, был побежден в споре за доспехи Ахилла, покончил жизнь самоубийством.

Одиссей (Улисс) — Хитроумный греческий воин, победил в споре за доспехи Ахилла; дал совет построить деревянного коня, что привело к падению Трои.

Кассандра — Троянская прорицательница, но ее вещим словам никто не верил.

Малый Аякс — Обесчестил Кассандру.

Лаокоон — Убеждал троянцев не вносить в город деревянного коня.

Приам — Царь Трои, убит после падения города.

«Илиада» не заканчивается завершением Троянской войны. Многие троянские герои погибли, но город так и не был взят греками. О дальнейших событиях рассказывается в других источниках. Так, в «Эфиопиде» Арктида Милетского повествуется о событиях, произошедших со времен появления в Трое воинственных амазонок, оказавших троянцам помощь, до самоубийства Аякса, а в «Малой Илиаде» действие развивается со дня смерти Ахилла до падения Трои и отбытия одержавших победу греков домой. О некоторых эпизодах Троянской войны рассказывается в различных драматических сочинениях, а о некоторых можно узнать из сохранившейся вазописи.

Ахиллу пришлось сражаться не только с троянцами, но и со вставшими на их сторону амазонками, пришедшими с севера, и эфиопами, пришедшими с юга. Прекрасная царица амазонок Пентесилея была бесстрашной воительницей, но в конце концов она уступила в поединке Ахиллу. Завершение этого поединка изображено на амфоре чернофигурного стиля работы Эксекия, хранящейся в Британском музее. Ахилл поражает Пентесилею ударом копья, но при взгляде на эту вазопись создается полное впечатление, что в роковое последнее быстротечное мгновение поединка в глазах непримиримых противников зажигается взаимная страсть. Терсит, лысый хромой горбун, единственный человек из народа, описанный в «Илиаде», насмехался над любовью Ахилла к Пентесилее и, глумясь, выколол у погибшей глаза, за что тут же расстался с жизнью после удара Ахилла.

Войско эфиопов возглавлял Мемнон, сын Тифона и богини утренней зари Эос. Черная кожа не мешала ему быть весьма привлекательным, вдобавок его украшали доспехи, выкованные Гефестом. Под Троей Мемнон убил множество греков и наконец сошелся в поединке с Ахиллом. Едва начался поединок, матери того и другого обратились к Зевсу с мольбой заступиться за сыновей, но бог лишь взвесил судьбу обоих, и, когда чаша с судьбой Мемнона пошла вниз, Ахилл нанес смертельный удар. В Абидосе, а также в египетских Фивах были построены святилища Мемнона, а при фараоне Аменхотепе III воздвигли колосс Мемнона. Эта статуя до ее реставрации в III веке издавала на рассвете звуки, воспринимавшиеся как приветствие Мемнона своей матери Эос.

Вскоре после гибели Мемнона погиб и Ахилл. Когда он в очередной раз сражался с троянцами — на сей раз у Скейских ворот — в единственно уязвимое место на его теле, правую пяту, попала стрела, и он умер. О том, кто поразил Ахилла, судят по-разному. Гомер дважды упоминает в «Илиаде» о том, что в смерти Ахилла будут повинны двое: сначала говорящий конь Ксанф предсказывает Ахиллу, что его убьют бог и смертный, а затем Гектор, перед тем как испустить дух, называет Ахиллу не только имена бога и смертного (Аполлона и Париса), которые его истребят, но и место, где он погибнет (у Скейских ворот). Однако в той же «Илиаде» Ахилл сам говорит, что погибнет от стрелы Аполлона. Эта версия была подхвачена Эсхилом, Горацием и Софоклом. По Гигину, Ахилла также поразил Аполлон, предварительно приняв обличье Париса. По Вергилию и Овидию, Ахилл погиб от стрелы Париса, направленной рукой Аполлона. А вот по свидетельствам Плутарха и Еврипида, Ахилла убил Парис без помощи свыше.

В более позднем источнике гибель Ахилла получила романтическую окраску. Однажды он увидал Поликсену, прекрасную дочь Приама, которая бросала с крепостной башни свои украшения, чтобы выкупить тело Гектора. Ахилл влюбился в нее, и ему, как он посчитал позднее, представилась возможность жениться на ней, ибо Приам пообещал отдать Поликсену в жены, если осада Трои будет снята. Ахилл отправился безоружным для переговоров о свадьбе в святилище Аполлона Фимбрейского (где до того поразил Троила). Однако в этом святилище Ахилл был предательски убит Парисом с помощью сына Приама Деифоба. Деифоб прижал Ахилла к своей груди, как бы в знак дружбы, а скрывавшийся за изваянием бога Парис вонзил ему в пяту меч или, как некоторые считают, — стрелу. Над телом поверженного Ахилла разгорелась жаркая схватка, но в конце концов его телом удалось завладеть Большому Аяксу, который под прикрытием Одиссея донес свою ношу до греческих кораблей.

Оплакать Ахилла пришла его мать Фетида вместе со своими сестрами нереидами, а с высокого Олимпа спустились музы.

Музы — все девять — сменялся, голосом сладостным пели

Гимн похоронный; никто из аргивян с сухими глазами

Слушать не мог сладкопения Муз, врачевательниц сердца;

Целых семнадцать там дней и ночей над тобой проливали

Горькие слезы бессмертные боги и смертные люди;

Но на осьмнадцатый день был огню ты торжественно предан;

Мелкого много скота и быков криворогих убили

В почесть твою; и в божественной ризе, помазанный сладким

Медом и мазью душистою, был ты сожжен; и ахейцы,

В медь облачась, у костра, на котором сгорал ты, кипели,

Конные, пешие, в быстрых блестя колесницах; великий

Говор и шум был.

После того как тело Ахилла сожгли на погребальном костре, его прах смешали с прахом Патрокла, поместили в золотую урну, изготовленную Гефестом, а урну зарыли у мыса Сигей на высоком холме. В дальнейшем, когда Одиссей во время своих странствий оказался в подземном мире, то на Асфодолинском лугу он повстречался с тенью Ахилла.

Ахилл пожаловался ему на безрадостную судьбу:

О Одиссей, утешения в смерти мне дать не надейся;

Лучше б хотел я живой, как поденщик, работая в поле,

Службой у бедного пахаря хлеб добывать свой насущный.

Нежели здесь над бездушными мертвыми царствовать, мертвый.

По другой версии, душа Ахилла была перенесена на Левку, лесистый остров в устье Дуная, где герой продолжал жить жизнью блаженных вместе с женой Еленой и своими товарищами, Патроклом и Антилохом. По рассказам греческих мореходов, они, проходя мимо этого острова, слышали, как где-то не берегу Ахилл читает стихи Гомера, а если высаживались на остров, то слышали стук конских копыт, крики воинов и звон оружия. А вот по свидетельству Ивика, греческого поэта, Ахилл женился на Медее и стал жить вместе с ней в Элизии.

После похорон Ахилла в его честь состоялись погребальные игры — состязания по бегу, стрельбе из лука, метанию колец в цель и колесничному бегу. Затем Фетида повелела отдать доспехи Ахилла самому отважному греку из числа уцелевших. Претендентами на эти доспехи оказались Одиссей и Аякс. По словам Гомера, арбитрами в споре стали Афина и пленные троянцы, которые могли достоверно определить, кто из претендентов нанес им больший урон. Согласно вынесенному вердикту, доспехи Ахилла получил Одиссей. По другой версии, лазутчики Нестора подслушали разговор троянских девушек, обсуждавших заслуги Аякса и Одиссея. Когда содержание этого разговора поведали Нестору, он решил, что троянки отдали первенство Одиссею. А вот по Пиндару, греки отдали предпочтение Одиссею тайным голосованием.

Обиженный Аякс решил отомстить и ночью вышел с мечом из шатра, намереваясь разделаться с греками, нанесшими ему оскорбление. Однако Афина наслала на Аякса безумие, и он во тьме бросился на стадо быков и стал убивать их, полагая, что убивает греков. Этой теме посвящена трагедия Софокла «Аякс», в которой безумие героя сменяется ужасом, когда у него прояснился разум. Увидев, что он перебил большое число животных, Аякс решил смертью искупить свой позор.

Он восклицает:

…благородный должен славно жить

И славно умереть.

Текмесса, наложница Аякса и мать их малолетнего сына Эврисака, попыталась отговорить Аякса от опрометчивого поступка. Успокоив ее и своих соратников, Аякс все же свел счеты с жизнью, бросившись на воткнутый в землю меч, полученный им от Гектора в обмен на пурпурную перевязь после поединка. Однако первая попытка уйти из жизни не удалась: когда Аякс бросился на меч, тот неожиданно согнулся в дугу. Тогда Аякс воткнул меч в свое уязвимое место.

Когда тело Аякса нашли, Менелай и Агамемнон решили оставить его на растерзание стервятникам и собакам.

Этому воспротивился Одиссей:

…его позорить

Не стану, пусть он враг мой. Признаю:

Он был из нас, явившихся под Трою,

Всех доблестней, коль не считать Ахилла.

Агамемнон нехотя согласился, позволив похоронить Аякса и воздать ему почести как герою, но при этом оговорил условия похорон: погрести Аякса в фобу, а не сжечь, поскольку погибший не пал в сражении. Этим заканчивается трагедия, а ранее Афина осведомилась у Одиссея, кто из героев был «разумнее и решительнее» Аякса.

Одиссей ей ответил:

Нет никого… Горюю об Аяксе,

Пусть он мой враг, — он истинно несчастен,

Постигнутый тяжелым помраченьем.

Его судьба… моя, — не все ль одно?

Я думаю: мы все — живые люди —

Лишь призраки, одни пустые тени.

Выслушав Одиссея, Афина произнесла:

Вот видишь… Будь сдержан, никогда

Не оскорбляй бессмертных чванным словом.

Не будь надменен, ежели другого

Богатством ты иль силой превзошел.

Любой из смертных может в день единый

Упасть и вновь подняться. Мил богам

Благочестивый, гордый — ненавистен.

Впоследствии, когда Одиссей пришел в царство мертвых, Аякс был единственной тенью, так и не подошедшей к нему. А что касается доспехов Ахилла, владельцем которых стал Одиссей, то, согласно Павсанию, Одиссей потерял их во время кораблекрушения, и те вынесло на берег рядом с могилой Аякса. По свидетельству Овидия, из крови Аякса, в тех местах, где она оросила землю, выросли гиацинты, на лепестках которых угадывались буквы А, I, являющиеся первыми буквами имени прославленного героя (Aias), и в то же время читающиеся как «Ай! Ай!» («Увы! Увы!»).

Троянская война продолжалась десятый год, когда Калхас (или троянский предсказатель Гелен, которого взял в плен Одиссей, чтобы пользоваться его даром пророчества) предсказал, что Трою невозможно завоевать без лука и стрел Геракла. Тогда Одиссей и Неоптолем, сын Ахилла, отправились на Лемнос, чтобы отыскать Филоктета, владельца оружия, которого греки на пути в Трою были вынуждены оставить на этом острове из-за незаживающей раны. Прибыв на Лемнос, Одиссей решил похитить несчастного Филоктета вместе с оружием, однако Неоптолем отказался участвовать в похищении. События, произошедшие в это время на Лемносе с участием Одиссея, Неоптолема и Филоктета изложены в трагедии «Филоктет» Софокла. Суть в том, что Филоктет все-таки отправился под Трою, где его излечили, а как только он выздоровел, то вызвал Париса на поединок в стрельбе из лука и нанес смертельную рану.

До того, как Парис похитил Елену, он был женат на нимфе Эноне, обладавшей даром пророчества. В свое время она сказала Парису, что ежели его ранят, лишь она может его излечить. Умирающего Париса отнесли на гору Ида, но явившаяся Энона из-за ненависти к Елене отказалась исцелить бывшего мужа. Спустя какое-то время Энона умилостивилась и, захватив с собой целебное средство, бросилась в Трою, но Парис к ее появлению был уже мертв. С отчаяния Энона повесилась.

После смерти Париса на руку Елены стали претендовать Деифоб и Гелен, сыновья Приама. В конце концов Елена перешла к Деифобу, а Гелен был вынужден удалиться из города и поселиться на склонах Иды. Узнав от Калхаса, что только Гелену достоверно известны оракулы, защищающие Трою от неприятеля, Одиссей похитил Гелена и понудил его выдать тайну. Гелен сообщил, что Троя падет, лишь когда в лагерь греков будут доставлены кости Пелопа, в войну вступит Неоптолем и греки завладеют Палладием (деревянной статуей Афины, упавшей некогда с неба), поскольку пока эта статуя в городе, его стены несокрушимы.

В скором времени кости Пелопа доставили в Трою, а Неоптолема привезли с Лемноса, и он вступил в войско, приняв от Одиссея доспехи Ахилла. Оставалось похитить Палладий. По Аполлодору, для этого были предприняты две попытки. Сначала Одиссей пришел в Трою под видом нищего, однако его узнала Елена, но троянцам не выдала, и Одиссей благополучно вернулся в лагерь, собрав необходимые сведения о месторасположении и охране Палладия. В следующий раз Одиссей отправился в Трою вместе с Диомедом. Они проникли в Трою по сточной трубе, перебили в храме Афины стражу и, похитив Палладий, вернулись в лагерь.

Однако по другой версии, отличной от варианта Аполлодора, Одиссей с Диомедом решили пробраться в Трою, преодолев городскую стену. Диомед влез на стену, встав на плечи Одиссея, поскольку лестница, которую они с собой захватили, оказалась короткой. Однако дальше Диомед решил действовать в одиночку и оставил Одиссея, не ожидавшего такого подвоха, внизу, у стены. Диомед похитил Палладий и вместе с Одиссеем отправился назад, в лагерь. Но Одиссей захотел, чтобы вся слава досталась ему. Он поотстал от Диомеда и выхватил меч, но тот предательски блеснул при ярком свете луны. Диомед обезоружил Одиссея, скрутил ему руки и погнал к лагерю, ударяя мечом плашмя.

Хотя греки и выполнили все условия для того, чтобы овладеть Троей, взять город не удавалось. Тогда они, воспользовавшись советом то ли Одиссея, то ли Афины, решили действовать хитростью: соорудить огромного деревянного коня, в пустотелом чреве которого могли бы спрятаться самые отважные воины.

Деревянный конь

О широко известном деревянном коне, который ассоциируется со взятием Трои, почти не говорится в греческой мифологии. О нем лишь мельком упоминается в «Одиссее», а вот в «Илиаде» и в послегомеровском эпическом цикле произведений древнегреческих авторов не говорится ни слова. Об этом деревянном коне повествуется в сочинениях римских авторов, а наиболее подробно — в поэме Вергилия «Энеида».

Конь этот был сконструирован и построен Энеем, пустотелый, с дверцей сбоку. На противоположном боку было начертано: «В благодарность за будущее возвращение домой греки посвящают этот дар Афине». Количество воинов, забравшихся в чрево коня, называют по-разному: двенадцать, двадцать три, тридцать, пятьдесят и даже, что вовсе невероятно, три тысячи.

По Евстафию, в чреве коня укрывались двенадцать воинов: Менелай, Диомед, Филоктет, Мерион, Неоптолем, Эврипил, Эвридамант, Феидипп, Леонтей, Мег, Одиссей и Эвмел.

Согласно Квинту Смирнскому, в деревянном коне укрылись тридцать греческих воинов, а последним вошел в его чрево строитель коня Эней, который сел рядом с потайной дверью, ибо только ему был известен ее секрет. Греческие воины сидели в чреве коня как на угольях, дрожали от страха все — кроме Неоптолема, которого впоследствии Одиссей, оказавшись в подземном царстве, расхвалил в разговоре с духом его отца:

Все, при вступлении в конские недра, вожди отирали

Слезы с ланит, и у каждого руки и ноги тряслися;

В нем же едином мои никогда не подметили очи

Страха; не помню, чтоб он от чего побледнел, содрогнулся

Или заплакал. Не раз убеждал он меня из затвора

Дать ему выйти и, стиснув одною рукою двуострый

Меч, а другою обитое медью копье, порывался

В бой на троян.

После того как чрево заполнилось вооруженными воинами, остальные греки ночью сожгли свой лагерь, вышли в море и поплыли к Тенедосу. У стен Трои остался только Синон, чтобы было кому разжечь сигнальный костер — знак для возвращения кораблей.

На рассвете следующего дня троянцы увидели, что лагерь неприятеля опустел, а на морском берегу стоит деревянный конь. Этот конь вызвал великое подозрение у жреца Лаокоона, который воспротивился возникшему намерению перетащить его в город. Лаокоону принадлежит известная фраза «Не верьте грекам (данайцам), дары приносящим». Произнеся эти слова, он бросил в коня копье, и внутри зазвенело оружие, но троянцы не услышали этого звона. Хуже того, они поверили Синону, выдавшему себя за изгнанника, который уверил, что конь оставлен для того, чтобы умилостивить Афину. И тут, словно в подтверждение его слов, из моря выползли два чудовищных змея, которые задушили Лаокоона и двух его сыновей. Этой теме посвящена скульптурная группа «Гибель Лаокоона и его сыновей», выполненная в стиле эллинистического барокко, хранящаяся ныне в Ватиканском музее.

А вот как описана эта сцена в «Энеиде» Вергилия:

Вдруг по глади морской, изгибая кольцами тело,

Две огромных змеи (и рассказывать страшно об этом)

К нам с Тенедоса плывут и стремятся к берегу вместе:

Тела верхняя часть поднялась над зыбями, кровавый

Гребень торчит из воды, а хвост огромный влачится,

Влагу взрывая и весь извиваясь волнистым движеньем.

Стонет соленый простор; вот на берег выползли змеи,

Кровью полны и огнем глаза горящие гадов,

Лижет дрожащий язык свистящие страшные пасти.

Мы, без кровинки в лице, разбежались. Змеи же прямо

К Лаокоону ползут и двоих сыновей его, прежде

В страшных объятьях сдавив, оплетают тонкие члены,

Бедную плоть терзают, язвят, разрывают зубами;

К ним отец на помощь спешит, копьем потрясая, —

Гады хватают его и огромными кольцами вяжут,

Дважды вокруг тела ему и дважды вкруг горла обвившись

И над его головой возвышаясь чешуйчатой шеей.

Тщится он разорвать узлы живые руками.

Яд и черная кровь повязки жреца заливают,

Вопль, повергающий в дрожь, до звезд подъемлет несчастный, —

Так же ревет и неверный топор из загривка стремится

Вытрясти раненый бык, убегая от места закланья.

Оба дракона меж тем ускользают к высокому храму.

Быстро ползут напрямик к твердыне Третонии грозной,

Чтобы под круглым щитом у ног богини укрыться.

Троянцы восприняли гибель Лаокоона как наказание за дерзость, ибо, как они посчитали, жрец осквернил ударом копья подношения богине Афине. Придя к этой мысли, они переправили деревянного коня в город. Правда, в «Одиссее» Гомера певец Демодик рассказывает, что принятому решению предшествовали жаркие споры: одни вызывались взломать коня и посмотреть, что внутри, другие настаивали на том, чтобы сбросить его в море с обрыва, третьи предлагали посвятить коня богине Афине. В той же поэме Менелай рассказывает, что Елена, прохаживаясь возле коня, стала обращаться к укрывшимся в коне грекам голосами их жен, и только вмешательство Одиссея помешало тому, чтобы греки себя выдали.

Возражала против переправления коня в город и предсказательница Кассандра, предрекая несчастье, но ее, как обычно, никто не слушал. Троянцы украсили храмы благодарственными венками и шумно отпраздновали окончание долгой осады Трои. Ночью, когда троянцы уснули, Синон разжег сигнальный костер, и греческий флот возвратился в Трою. Вышедшие из коня воины открыли городские ворота, и греческое войско хлынуло в город. Трою постигла участь взятого противником города: последовали многочисленные убийства, насилия, грабежи.

Неоптолем убил Приама, пытавшегося найти прибежище у алтаря Зевса. Менелай расправился с Деифобом, последним мужем Елены, а саму Елену отправил на свой корабль. Малый Аякс обесчестил Кассандру в храме Афины, что побудило статую обратить глаза к небу, чтобы не взирать на небывалое святотатство. Малолетнего Астианакса, сына Андромахи и Гектора, сбросили с крепостной стены, а Поликсену, прекрасную дочь Приама, принесли в жертву богам на могиле Ахилла.

О том, как Поликсена храбро приняла смерть, рассказывается в трагедии Еврипида «Гекуба»:

[Неоптолем] взявшись за эфес,

Царь меч извлек сияющий. А свите

Отборной он кивает, чтоб схватила

Она юницу. Его царский знак

Уловлен был, и речь ее ответом

Была к толпе: «Вы, Аргоса сыны,

Что город мой разрушили! Своею

Я умираю волей. Пусть никто

Меня не держит. Я подставлю горло

Без трепета. Но дайте умереть

Свободною, богами заклинаю,

Как и была свободна я. Сойти

Рабынею к теням царевне стыдно».

И смутный гул покрыл слова.

                                         А царь

Агамемнон сказал: «Освободите».

И, царское приявши слово, дочь

Приамова от самого плеча

И по пояс свой пеплос разорвала,

Являя грудь прекрасней изваяний.

Потом, к земле склонив колени, так

Сказала нам она отважно: «Вот,

О юноша, вот — грудь моя, коль хочешь

Разить ее, ударь; а если шеи

Возжаждал нож, — мое открыто горло».

И, жалостью объят, Неоптолем

Невольной волей движимый, дыханью

Ударом быстрым пресекает путь.

Потоком кровь из раны льется. Дева ж —

Последний луч — старается упасть

Пристойно и скрывает, умирая,

То, что должно быть тайной для мужей.

Согласно римским источникам, единственной пощаженной греками троянской семьей была семья Энея. Эней, взвалив на плечи своего престарелого отца Анхиса и тем самым проявив ценившееся греками благочестие, беспрепятственно вынес старца из города, объятого дымом и пламенем.

За время странствий Эней достиг Лация в Италии и, согласно римской традиции, в конечном счете, через своих потомков Рема и Ромула, основал Рим.

После взятия Трои греки поделили добычу. Агамемнону досталась Кассандра, Неоптолему — жена Гектора Андромаха, а Одиссею (или Гелену) — Гекуба. Лаодика, самая красивая дочь Приама, решила умереть, чтобы не попасть в рабство. Она обратилась к богам с мольбой, чтобы ее поглотила земля. Мольба Лаодики возымела действие: земля разверзлась и поглотила девушку на глазах у всех.

После разграбления Трои, когда греки уже готовы были отплыть, Калхас сообщил, что прежде чем возвратиться домой, надо умилостивить Афину за нанесенное Малым Аяксом оскорбление ее жрицы. Греки решили закидать Аякса камнями, но тот нашел убежище у алтаря Афины. Все же позднее он получил воздаяние за свое святотатство.

Отголоски падения Трои

В античном мире больше симпатизировали троянцам, чем грекам, и потому некоторые южные итальянские города претендовали на то, чтобы считаться основанными троянскими беженцами. В «Энеиде» Вергилия рассказывается, что Рим основали потомки Энея, а император Август настаивал на своем происхождении от Энея, поскольку это давало ему возможность претендовать на божественность, ведь Эней — сын Афродиты (римской Венеры).

Английский поэт Эдмунд Спенсер в поэме «Королева фей», называя Лондон Новой Троей (именем, которое ассоциируется с германским племенем триновантов), писал, что этот город основан Брутом, потомком Энея и предком первых английских королей. Теодорих Великий, король остготов, проводивший политику сближения с франками, наделялся троянскими предками, а франки возводили свое происхождение к троянцу по имени Франк. В наше время немецкая писательница Криста Вольф написала роман «Кассандра», так сказать, взгляд на мир глазами троянцев, следуя давней и представленной многими знаменитыми именами традиции.

Нынешнее малоприятное представление о троянском коне (известно, что «троянские кони» допекают пользователей компьютеров) перешло из далекого прошлого не только вместе с греческим мифом, но и с его воплощением в произведениях изобразительного искусства. Наиболее известное и имеющее особую художественную и историческую ценность изображение троянского коня представлено на рельефном пифосе (сосуде для хранения зерна) микенской культуры. Конь этот стоит на колесах и снабжен семью окнами, из которых украдкой выглядывают греческие воины. В более поздние времена итальянский художник Джованни Доменико Тьеполо (1727–1804) набросал ряд рисунков, посвященных падению Трои. Один из них изображает мастеровых, занятых постройкой коня под стенами обреченного города.

Трагическая кончина Лаокоона и его сыновей (задушенных змеями) послужила сюжетом для одного из величайших произведений древней скульптуры — мраморной группы «Лаокоон», хранящейся в Ватикане. По словам Плиния, эта скульптурная группа была изваяна родосскими мастерами Агесандром, Атенодором и Полидором. На взгляд этого римского историка и писателя, мраморная группа «Лаокоон» «превосходит все известные произведения изобразительного искусства». На этой скульптуре одна из двух змей, застилая плечи Лаокоона и обвившись вокруг руки его старшего сына, кусает жреца в бедро; вторая змея, обвившись кольцами вокруг ног своих жертв, душит младшего сына; лицо Лаокоона искажено от мучительной боли, а сам он тщетно пытается освободиться.

Английский гравер Уильям Блейк, используя композицию скульптуры «Лаокоон» и мотивы древнееврейской живописи, создал впечатляющую гравюру «Иегова и два его сына, Сатана и Адам» (1826–1827). Чарльз Диккенс в «Рождественской песне» (1843) сравниваете Лаокооном персонажа этой повести Скруджа, запутавшегося в чулках.

В 2007 году в Лидсе институт Генри Мура устроил выставку «Новый Лаокоон», на которой, в частности, демонстрировались скульптуры лауреата премии Тернера Тони Крэгга «Святой Георгий, побеждающий дракона» и Ричарда Дикона «Лаокоон» — скульптура из пропаренного дерева и алюминия, представляющая собой конструкцию из переплетенных прямых и изогнутых секций, образующих вместе нескончаемую спираль, олицетворяющую извивающихся безжалостных змей (сам Лаокоон в этом произведении не представлен).

Исход Энея из Трои с отцом на плечах стал одним из сюжетов древнегреческой вазописи, а в более поздние времена этот сюжет использовали немецкий живописец Адам Эльсхеймер, написавший картину «Пожар Трои» (1604), и итальянский художник Федерико Бароччи, написавший картину «Бегство Энея из Трои». На картине Бароччи Эней, его отец Анхис и сын Асканий составляют тесную группу, отделенную от жены Энея Креусы, затесавшейся в толпу троянцев и греков; горести сцене добавляет собачка, с состраданием взирающая на беженцев.

Произведения искусства посвящены и другим мифам, повествующим о падении Трои: пленению Андромахи, гибели малолетнего Астинакса, безжалостно сброшенного с крепостной стены города, попытке Менелая убить Елену, избежавшую гибели тем, что в драматичный миг обнажила свою прекрасную грудь, изнасилованию Малым Аяксом Кассандры, убийству Приама Неоптолемом (Пирром), зарубившим царя.

Так, краснофигурный килик, изготовленный около пятисотого года до нашей эры и хранящийся ныне в музее Пола Гетти в Малибу, снаружи и внутри покрыт росписью, посвященной сразу трем темам: надругательству над Кассандрой, смерти Приама и встрече Менелая с Еленой (течение этой встречи направляет Эрот: у Елены обнажена грудь, а у Менелая падает из руки меч, которым он собирался ее убить).

В шекспировском «Гамлете» заезжие актеры разыгрывают при дворе Полония сцену убийства Приама (при котором присутствует Гекуба, его жена), но при этом играют ненатурально, переходя меру, с надрывом в голосе и с излишним потоком слез.

Первый актер:

Гася слезами пламя, босиком

Она металась с головной повязкой

Взамен венца, и обмотавши стан,

Сухой от многочадья, одеялом,

Случившимся в руках. Кто б увидал

Все это, ядовитыми словами

Фортуну бы позором заклеймил.

А если б боги сами подсмотрели,

Как потешался над царицей Пирр,

Кромсая перед нею тело мужа,

И если смертный мог бы их пронять, —

Тогда бы вопль несчастной, переполнив

Слезами жаркие глаза небес,

Смягчил бессмертных.

Полоний:

Смотрите, он изменился в лице и весь в слезах!

Пожалуйста, довольно.

Разыгранная сцена позволяет Гамлету задать знаменитый вопрос:

Что он Гекубе? Что ему Гекуба?

А он рыдает.

Судьба Гекубы отражена во многих произведениях, начиная с трагедии Еврипида до оперы Гектора Берлиоза «Троянцы» и далее до оперы Майкла Типпетта «Царь Приам». В наше время Марта Грэм, американский хореограф, поставила на музыку Сэмюела Барбера балет «Стенание Андромахи».

Разрушение Трои привлекает внимание публики с античных времен. Во времена Шекспира была популярна баллада с такими словами:

Великая Троя уступила место пустыне,

Там, где был город, царит запустение ныне.

В 1810 году в Троаде побывал Байрон, проведя в местности вокруг Илиона (Трои) семнадцать дней. Свои впечатления он изложил в «Дон Жуане»:

Равнины невозделанный простор,

Курганы без надгробий, без названья,

Вершина Иды над цепями гор

И берегов Скамандра очертанья;

Здесь обитала Слава с давних пор,

Здесь древности покоятся преданья.

Но кто тревожит Илиона прах?

Стада овец и сонных черепах!

Такие мысли могут прийти на ум и современным туристам. 11 января 1821 года Байрон сделал в своем дневнике такую запись:

Людей интересует подлинность мифа о Трое… Я чту этот миф как историческую действительность. Будь он небылицей, вымыслом, то не привел бы меня в восторг.

Открытие Трои и историчность троянской войны

Миф о Троянской войне выдержал испытание временем частично благодаря вдохновенной «Илиаде» Гомера, а частично благодаря последовавшему за этой поэмой большому числу произведений литературы, изобразительного и драматического искусства, не говоря о фильмах, поставленных Голливудом.

Древние греки были убеждены: Троянская война — историческая реальность. В Паросской хронике даже называется дата падения Трои — 5 июня 1209 года (до нашей эры). Правда, некоторые древнегреческие писатели (к примеру, Фукидид и Павсаний), хотя и считают, что поход греков на Трою имел место в действительности, в своих трудах дают более реалистичное, на их взгляд, объяснение отдельных событий. Так, Павсаний считал деревянного коня греков стенобитной машиной. Но подобные рассуждения не смогли выхолостить богатую поэтическими образами историю и не помешали попыткам найти месторасположение гомеровской Трои и подтвердить существование описанных в «Илиаде» героев. Результаты исследований, становясь достоянием публики стараниями средств массовой информации, порой обесценивают работы древнегреческих авторов в пользу довольно поверхностных взглядов на историческую и материальную «истину».

В центре дискуссии о реальности Троянской войны стали результаты археологических изысканий на холме Гиссарлык на северо-западе Турции. Эта местность отождествлялась древними греками с гомеровским Илионом. В самом деле, известно, что Гиссарлык был населен эолийцами (одним из четырех главных племен греческого народа), начавшими переселяться в эти края в VII веке до нашей эры. Однако в настоящее время некоторые ученые полагают, что Гиссарлык был не только местом действия «Илиады», но и центром хеттского царства Вилуса.

Более правильным названием Трои является Илион (по которому получила название «Илиада»), а вот жителей этих мест называли троянцами по имени Троса (Троя), мифического царя, основателя города, а местность вокруг Илиона (Трои) стала называться Троадой. Раскопки на холме Гиссарлык стали одним из наиболее знаменательных событий в археологии, но тот, кто в наше время посетит Трою, не увидит ни «гордых башен», ни «величественных ворот» и, вероятно, будет разочарован, не обнаружив ассоциаций с поэмой Гомера.

Раскопки на Гиссарлыке начались только в XIX веке усилиями американца Фрэнка Кольверта (1828–1908), а затем немца Генриха Шлимана (1822–1890), купца и археолога-любителя. Интуитивное помышление Шлимана, что Троя Приама располагалась на Гиссарлыке, подтвердилось обнаружением городских стен, ворот и «клада Приама». Шлиман был убежден, что откопал Трою и считал, что имеет право переименовать священное место, называвшееся доныне Гиссарлыком. Он писал: «Я делаю это ради божественного Гомера — даю ему [священному месту] то овеянное бессмертной славой имя, которое наполняет сердце каждого радостью и энтузиазмом. Я даю ему имя „Троя“ и „Илион“». В слое раскопок, известном как Троя II, Шлиман обнаружил знаменитый «убор Елены», хранящийся ныне в московском Музее изобразительных искусств имени Пушкина, но, к сожалению, эта находка Шлимана датируется XXV–XXIII веками до новой эры, то есть промежутком времени, отстающим от даты падения Трои, указанной в Паросской хронике, грубо говоря, на тысячу лет.

С 1882 года Шлиман стал сотрудничать с археологом Вильгельмом Дерпфельдом, который, научно обработав изыскания Шлимана, установил девять слоев материальной культуры Трои, покрывающих временной промежуток примерно с 3000 года до новой эры до времен падения Римской империи. Дерпфельд предположил, что Троя VI (1700–1280), существовавшая в период расцвета микенской культуры, и была городом, описанным в «Илиаде». Коалиционный состав ахейского войска (собранного из различных местностей Греции) исторически соответствует развитию греческих городов в бронзовом веке, что подтверждается надписями линейным письмом Б на табличках, найденных в Фивах. Американские археологи, проводившие изыскания в Трое в тридцатых годах XX века под руководством Карла Уильяма Блегена, уточнили заключения Дерпфельда, разбив определенные им девять слоев материальной культуры Трои на сорок шесть различных пластов. Блеген предположил, что Троя II была разрушена сильным землетрясением, а Троей, осаждавшейся греками, является Троя Vila (1280–1180), пострадавшая от пожара.

Современный немецкий археолог Манфред Корфман, руководитель раскопок Трои, в значительной мере уточнил выводы, сделанные предшественниками. По его заключению, Гиссарлык представлял собой укрепленный район с крупным для тех времен городом (одним из самых больших на Ближнем Востоке, население которого составляло от пяти до десяти тысяч человек). Жители Гиссарлыка занимались теми же видами сельскохозяйственной деятельности (земледелием, виноградарством, скотоводством), что и ахейцы гомеровской «Илиады» (на знаменитом щите Ахилла — изображения пашни, виноградника, пасущегося скота). Гиссарлык был богатой, хорошо укрепленной, стратегически выгодно расположенной местностью с удобной надежной гаванью, способствовавшей торговле (металлическими изделиями, тканями, лошадьми). Гиссарлык был тесно связан с греческим миром, и можно предположить (судя по топографии, упомянутой в «Илиаде»), что Гомер был хорошо знаком с местностью, на которой велась война между греками и троянцами — ведь он даже упоминал о господствовавших в том районе ветрах, хотя, что кажется удивительным, ни слова не сказал о троянском флоте. Однако на самом деле за почти пять столетий, отделяющих действие «Илиады» от времен жизни Гомера, береговая линия Гиссарлыка значительно изменилась, и потому местность, существовавшая в бронзовом веке, Гомеру в действительности не могла быть известна. В «Илиаде» говорится о «златообильных Микенах», о роскошных дворцах, о героях, которые носят бронзовое оружие и ездят на колесницах, но только обо всем этом ни словом не упоминается в дошедших до нас табличках с надписями линейным письмом Б, в которых отразился хозяйственный уклад греков и в которых упоминается даже о мелочах. Скорее всего, Гомер сложил «Илиаду», опираясь на эпические традиции и действуя по единому плану, описал ее героический мир таким, каким он ему мысленно представлялся, и потому вовсе не значит что целью Троянской войны было взятие именно Илиона. Илион послужил лишь названием места, где развиваются события «Илиады».

Уместно отметить, что в летописях хеттского царя Тудхалии I (ок. 1440–1410 до н. э.) упоминаются географические названия, наводящие на мысль о Трое: Тариус (Троя?) и Вилусийя (Илион?).

Дошел до нашего времени и некий разговор времен правления хеттского царя Муватталли II (1296–1272), в котором фигурирует Вилуса, где царствует Александу. Примечательно сходство этого имени с Александром (прозвищем Париса). Сохранился также отрывок письма Муватталли II, в котором он рассказывает, что мятежник по имени Пийямараду (Приам?) захватил, возможно, Вилусу, что заставило собрать войско, чтобы восстановить власть в этом царстве.

[Гасс, хеттский военачальник)] прибыл и привел с собой хетгское войско. [Когда они] выступили опять против Вилусы, чтобы напасть на нее, я был болен. Я и сейчас тяжко болен, прикован к постели.

[Пропуск]

Когда Пийямараду унизил меня, он послал Атпу [против меня].

Этот документ повествует, по крайней мере о том, что вблизи Гиссарлыка стояло хетгское войско. Правда, неясно, отправилось ли оно освобождать Вилусу от Пийямараду — пропуск в письме не позволяет точно установить. Мифическая традиция может сохранить в памяти поколений имя истинного правителя Трои, но она не в состоянии подтвердить историчность «Илиады» Гомера.

В XIII веке до нашей эры западная часть Малой Азии являлась нестабильным районом, но существует косвенное свидетельство идентификации хетгского царства Ахиява (не отсюда ли у Гомера второе имя греков «ахейцы»?) с Микенским царством. Более того, сохранилось письмо хетгского царя Хатгусили III царю Ахиявы, в котором говорится, что Хаттусили и его ахиявский «брат» около 1250 года [до новой эры] имели разноречивые притязания на Вилусу, однако «теперь… мы достигли соглашения по Вилусе, из-за которой нам пришлось воевать».

Можно ли из этого письма сделать вывод, что Ахиява воевала с Вилусой? Вполне допустимо. Хетгы, разумеется, оказали поддержку своему вассалу Вилусе и вступили в столкновение с Ахиявой, чем можно объяснить появление в Трое VI мощных крепостных укреплений. С другой стороны, этот конфликт мог быть улажен путем переговоров или военного столкновения, но без участия Вилусы в боевых действиях. Как там ни было, этот конфликт долго не длился и по своей продолжительности не может быть сравним с Троянской войной; кроме того, он не заставил жителей города спасаться бегством от неприятеля.

В другом дошедшем до нас письме, написанном в XIII веке до новой эры хеттским царем Тудхалией IV, он сообщает, что царь Вилусы Валму низложен, а сам он восстановлен в правах. Возможно, вернуть престол Тудхалии помогли войска Ахиявы, но об этой поддержке в документе не говорится, и Валму, быть может, изгнали его же подданные. Таким образом, имевшее место в XI11 веке до нашей эры соперничество за гегемонию над Вилусой не имеет никакого отношения к Троянской войне.

Есть и другие факторы, говорящие против историчности Троянской войны. Перечислим их.

1. История Вилусы носила бурный характер, но вряд ли значительно отличалась от истории других государств позднего бронзового века. Война в те времена была делом обыкновенным.

2. Взятию Трои (при Лаомедонте) Гераклом никаких исторических подтверждений не существует.

3. Десятилетняя война не подтверждена ни одним историческим документом; известная наиболее продолжительная осада города длилась всего несколько месяцев.

4. Нет никаких свидетельств разрушения греками хотя бы одного анатолийского города.

5. Не вызывает сомнения, что Троя времен Приама не была разрушена ни людьми, ни землетрясением. В Трое VI, правда, нашли оружие и наконечники стрел, но далеко не в таком количестве, которое позволило бы считать, что город пал под натиском неприятеля. Что касается землетрясения, то у Гомера нет и намека на буйство стихии, хотя Посейдон держал сторону греков.

6. Троя VII была частично разрушена, но не покинута жителями. Троя Vila менее впечатляет строительными и хозяйственными успехами, но наличие определенной культуры сомнений не вызывает.

7. Троя была окончательно разрушена и покинута жителями около 1080 года до новой эры (слой VI lb), когда и греки страдали от нашествия неприятеля. Разрушить Трою могли так называемые «народы моря», о которых упоминается в египетских хрониках.

Конечно, «Илиада» Гомера, возможно, не лишена некоторых элементов исторической правды, но все же ее кажущаяся правдивость обязана гениальному автору, создавшему сочинение, в котором герои представляются живыми людьми, принимающими участие в реально происходящих событиях.

Все достижения, связанные с поисками правды о Троянской войне, заключаются в отыскании города, зависевшего от Хеттской империи и постоянно нуждавшегося в защите и помощи.

Есть и другие факторы, позволяющие не согласиться с историчностью Троянской войны. Известно, что греческий язык относится к индоевропейской языковой семье, в которую также входят латинский, английский, валлийский, русский, немецкий, санскрит, персидский, хеттский и многие другие языки. В ведах, древнейшем памятнике индийской религиозной литературы, созданном около 1450 года до новой эры, бог неба зовется Дьяус, а имя это происходит от санскритских корней diut («светить») и diu («небо» и «день»). Dyaus pita («Дьяус-отец») и Zeus pater («Зевс-отец») происходят от одного и того же индоевропейского корня, так же, как имена римского Юпитера (первоначально Diespater) и скандинавского бога неба Тиу, давший название вторнику.

Некоторые исследователи считают, что у народов, чьи языки имеют общие корни, возникали в стародавние времена и схожие мифы. Примером тому служат индоевропейские мифы о братьях-близнецах (имеющих связь с конями). Так, в древнеиндийской мифологии Ашвины («обладающие конями»), Divo Napata («сыновья Дьяуса»), вместе женятся на Сурье, дочери Сурьи (Солнца). В латышских народных песнях Dieva deli («дети Диеласа», верховного бога) оба сватаются к Saules meita («дочери Солнца»), катают ее в лодке по морю, по суше едут к ее дому на двух конях. В греческой мифологии Кастор и Полидевк, Диоскуры («сыновья Зевса»), покровители воинов, всадников и моряков (а Кастор еще и укротитель коней) отправляются спасать свою сестру Елену, чье имя, возможно, имеет связь с греческим helios («солнце») и, следовательно, с санскритским Sutya и латышским Saule. Но у этих «близнечных мифов» могли появиться и другие герои, и они появились: братья-близнецы Агамемнон и Менелай отправляются в Трою освобождать из неволи жену Менелая Елену. Так что Троянская война — вряд ли историческая реальность, ее описание, скорее, дань существовавшей традиции в индоевропейской мифологии. К тому же, как заметила Криста Вольф, «история выветривается из памяти, а мифы остаются в ней навсегда».

Следует также отметить, что при сложении «Илиады» Гомер, опираясь на эпические традиции, использовал более древние песни и героические сказания и соответственно присущие этим произведениям темы — темы мольбы, молитвы, жертвоприношения, кары богов, народного собрания, путешествия морем, гостеприимства, трапезы, боевого снаряжения, одежды, битвы и поединков, предзнаменования и пророчества.

Стоит также отметить, что «Илиада» Гомера созвучна некоторым другим эпическим произведениям древности — например, более древнему шумеро-аккадскому эпосу о Гильгамеше. Гильгамеш, подобно Ахиллу, рожден богиней, он тоже теряет близкого друга, скорбит о нем и пускается во все тяжкие, чтобы отомстить. И все же в области эпоса «Илиада» является высшим образцом поэтического произведения, однако это не значит, что события, в ней описанные и, в частности, Троянская война, происходили на самом деле.

Геродот писал:

Если бы Елена была в Илионе, то ее выдали бы эллинам с согласия ли или даже против воли Александра. Конечно, ведь ни Приам, ни остальные его родственники не были столь безумны, чтобы подвергать опасности свою жизнь, своих детей и родной город для того лишь, чтобы Александр мог сожительствовать с Еленой.

Правда, все же имеются сведения о проникновении эолийских греков на Гиссарлык, но нет никаких свидетельств того, что они когда-нибудь осаждали расположенный на нем город.

Манфред Корфман пишет:

Гомер использовал Трою лишь в качестве фона, на котором рассказал драматическую историю о столкновении между людьми, между богами,

Американский археолог Мозес Финли по этому поводу замечает: «Мы столкнулись с парадоксом: чем больше мы знаем о Троянской войне, тем больше возникает новых вопросов». На его взгляд, «Троянскую войну следует исключить из истории греческого бронзового века».

А вот по мнению Имана Уилкенса, Троянская война является фантазией автора «Илиады» или, по крайней мере, не имеет ничего общего с Гиссарлыком. Если она и велась, полагает Уилкенс, то в другом месте; при этом он выдвигает довольно эксцентрическую версию. Ссылаясь на то, что родство Галатеи, Кельтаса и Ахилла «неопровержимо доказано», Уилкенс считает, что «Илиада» Гомера может иметь кельтские корни, и потому помещает «священный город» на Гогмагогс, холмах неподалеку от Кембриджа.

В 2007 году немецкий писатель Б. Штраус опубликовал сочинение «Новая история Троянской войны» — «сомнительное писание для историка», как посчитал Питер Джоунс, знаток греческой мифологии. Комментируя это произведение, Джоунс приводит подходящую аналогию: если бы кто три тысячи лет назад прочитал занимательные истории о блистательном и находчивом Джеймсе Бонде и узнал, что «Данхилл», «Уайте», «Будлз» и мартини существовали на самом деле, он решил бы, что «Живешь только дважды» — реальность, а не фантазия.

Такой процесс создания мифов прослеживается и в одном из эпизодов телевизионного сериала компании Би-би-си «Доктор Кто», в котором главный герой сначала убежденно считает, что троянский конь — вымысел Гомера, а затем вынужден сам построить коня, чтобы греки смогли одолеть троянцев.