102. Роман Гуль — Георгию Иванову. 19 февраля 1956. Нью-Йорк.
102. Роман Гуль — Георгию Иванову. 19 февраля 1956. Нью-Йорк.
19-го февраля 1956 года
Дорогой Георгий Владимирович, пишу второпях. Оба письма Ваши — и очередное и внеочередное заявление — получены. Кратко: будем страстно ждать рукопись полит<ического> автора, даем весь февраль, скажем. Я говорил с М. М. о рукописи Ир. Вл. вообще, он сказал, что если это роман да еще о резистансе, то. м. б., мы его весь пропустим в НЖ? Так что, видите — ворота настежь! Сколь<ко> глаз его слезами провожают! Мы с своей стороны, как всегда джентельмены. А уж дадите Вы нам эту рукопись или промарьяжете... как бывало... сие зависит от Вас и от Ир. Вл. Впрочем, она в марьяже неповинна — это Вы повинны. Насчет чеков тоже говорил. М. М. сказал, что постарается, но им (т. е. Юманитис фонд [721]) это трудно. Но, м. 6., сделает. Опечатки будут помещены в «Исправлениях», с обычной свойственной нам элегантностью. Рыжие мерзавцы отвечать не будут. Струве был здесь (я не видел его — не видаю вообще, не люблю рыжих) и оч<ень> важно сообщил, что он отвечать не будет, но что Иванову тоже, вероятно, не понравится, что о нем написал он в своей книге (она скоро выходит в Чеховском),[722] причем добавил, как и некоторым другим (это в мой огород). Мы плевали. Не знаю, как Вы. Причем он писал М. М., что моя статья о Вас — интересна и хороша, но он не согласен. Он считает Вашим кульминационным пунктом — «Розы», [723] розы, розы, слишком много роз.... Филиппов один, я думаю, не рискнет ничего писать. Но т. к. он зол, как Каин, то «затаит». Ему поделом, он ведь в Клюеве — всяких шпилек напихал и Вам и мн<огим> др<угим>. Он вообще говно — и бездарь страшная. Браиловский — молодой поэт, старый эмигрант, 72 лет от роду, милый человек. Душой молод. Пишет когда как — когда неплохо, когда страшновато (в «Н<овом> р<усском> с<лове>»), но то, что было у нас — имеет некую замечательность, как Вы правильно изволили выразиться.
Ледерплексы вышлем. Сейчас у нас была финансовая пауза я НЖ — немного полегчало, но только немного. Но гонорары срезали, увы. Политический автор выиграл на этом деле — ему уплатили авансом по «высшей расценке». Теперь стихи — 20 цен. вместо былых 30-ти цен. И ВСЯКАЯ проза (включая беллетр.) — 1 долл. вместо 2-х и полутора. Всему приходит свой конец и даже нашим гонорарам, как сказал Данте у Бориса Зайцева. [724] О Варшавском у нас уже пишет Денике, [725] хотел я — но он вздрогнул — и я уступил. Об этой книге тут будет вечер-дискуссия. А на днях будет вечер-дискуссия — о кн. Адамовича. Увы, я сызмальства в дискуссиях не участвую — просто не хожу. Лучше, по-моему, погулять, посидеть где-нибудь, полежать, почитать даже или даже просто подышать, чем говорить «о литературе в литературном кружке». В сл<едующей> кн<иге> будет статья Адамов<ича> «Наследство Блока». А где же Почтамтская улица, где же тот дом, где же та барышня? [726] и т. д. Растравили любопытство Гуля — а теперь сказали х..? Как это нехорошо так издеваться над стариком.
Несмотря на это, жму Вашу прекрасную руку, цалую умные ручки политавтора и остаюсь, как всегда, Ваш раб и холоп, секретарь «Нов. журнала»
<Роман Гуль>