Налоговая система

Налоговая система

Основание для расчета налогов всегда устанавливалось по очень простому принципу. Каждый подданный империи поставлял государству в качестве натурального налога меры зерна и куски ткани. Также существовали повинности, которые позволяли проводить общественные работы. Даже если налоговые ставки менялись, даже если император редко сдерживал себя, сохраняя размер повинности в приемлемых для народа рамках, признавалось, что правитель живет, правит и занимается государственными делами, завися от тех ресурсов, которые государство может ему предоставить.

Ян Янь (727–780) поменял местами причину и следствие этой проблемы. Он рассчитал потребности центрального правительства и местных администраций. Затем он разделил полученную сумму по регионам в соответствии с богатством рассматриваемых районов страны, вычитая итоговую сумму из налогообложения. Этот налог собирался два раза в год, в начале лета и осенью, он получил название лян-шуэй-фа, или «метод сбора налогов за два раза». Налог вносился частично натурой, а частично деньгами. Кроме того, Ян Янь ввел еще два важных новшества. Речь идет о систематизации денежной экономики и о прогнозировании бюджета. «Способ взять под свой контроль все расходы правительства и повысить налоги состоит в том, чтобы высчитать итоговую сумму, которая необходима, а затем распределить сумму налога по населению. Благодаря этому доходы государства будут зависеть от его расходов. Все население страны будет внесено в список в соответствии с тем местом, где человек действительно проживает, вне зависимости от того, происходит он оттуда или нет. Все люди будут разделены на категории, в зависимости от их богатства, без учета того, достигли ли они уже совершеннолетия [взрослые] или еще нет [подростки]. Те, кто не имеет места постоянного проживания, зарабатывая, как бродячие торговцы, будут платить налоги в той префектуре или в том округе, где окажутся. Размер налога для них — треть [от стоимости их собственности]. Предположительно сумма, которую они заплатят, будет равна той, которую платят люди, имеющие постоянное место проживания, чтобы они не могли случайно избежать уплаты налога. Налог следует платить два раза в год, летом и осенью. Все способы сбора налогов, которые причиняют неприятности народу, должны быть исправлены. Раздельные налоги на землю и на работу, а также все общественные повинности упраздняются. Однако необходимо продолжать вести учет тех совершеннолетних, которые в состоянии работать. Налог на землю будет основываться на размерах обрабатываемых пространств на четырнадцатый год Да-ли [779], налог будет собран по справедливости. Летний налог будет собираться не позднее июня, а осенний налог не позднее ноября. В конце года местные чиновники получат продвижение по службе или, наоборот, будут наказаны, в зависимости от прироста или убыли населения на подведомственных им территориях и от поступления налогов. Все будет поставлено под контроль главного чиновника управления доходов и „ответственных за земли”».

Император Дэцзун (779–804) одобрил эту систему, которая просуществовала несколько веков. Впрочем, это не принесло никакой удачи несчастному Ян Яню: жертва интриги, на следующий год он был изгнан, а затем и приговорен к самоубийству. Исторические оценки реформ Ян Яня весьма осторожны. Ведь делая местных чиновников лично ответственными за общую сумму собранного налога в их округе, в соответствии со старой поговоркой о том, что хорошее правительство определяется процветанием народа, Ян Янь, без сомнения, явно увеличил размер поступлений в казну, но этим же он создал источник для бесчисленных несправедливостей.

Внедрение в жизнь новой формы налоговой системы было очень тонкой работой. Оно предполагало признание правительством своего провала. Неспособное обеспечить соблюдение закона о разделе земли, государство признало, хотя и с некоторыми оговорками, распространение частной собственности. Оно потеряло интерес как к человеку, так и к социальной справедливости и безжалостно душило налогами все слои населения. Самые отважные люди, как, например, Лу Чжи (754–805), пытались, хотя и безуспешно, показать императору, какие волнения могут спровоцировать такие глубокие изменения в обычаях предков. Он подчеркивал, что новая система открывала дорогу многочисленным лихоимствам: несмотря на то что вначале единый налог должен был заменить все другие формы повинностей, правительство, пренебрегая всякой заботой об экономике, продолжало осуществлять взимание дополнительных поборов. Еще больше важным было то, что мелкие производители, которые были основным источником доходов государства, были жестоко ущемлены новой налоговой системой. Для того чтобы заплатить налог деньгами, они вынуждены были продавать свой товар: бессовестные крупные торговцы скупали его по более низким ценам и продавали в случае необходимости им же этот товар по более высоким ценам, когда проходило время уплаты налога. Таким образом, восстановление монополий и реформа налоговой системы сделали это время счастливым для самых разных менял и ростовщиков, которые начали пускать в обращение письменные долговые обязательства, или, как крупные торговцы чаем, «летающие деньги» (фэйцянь), бумажные векселя, которые были предками наших банкнот. Скромный земледелец оказался совершенно неприспособлен к такому типу общества.

Кроме того, местные чиновники не стеснялись вымогать у народа подарки, так как, согласно закону, они тоже должны были платить налоги императору. Таким образом, на практике простолюдины вынуждены был платить налоги государству дважды.

Более того, наместники не могли правильно вносить в списки все изменения, вызванные передвижениями населения. Они довольствовались тем, что распределяли общую сумму требуемого налога между оставшимися жителями. Если их становилось значительно меньше, год был катастрофическим. Бо Цзюйи (772–846), придворный надзиратель, а одновременно один из самых великих китайских поэтов, в 808 г. передал правителю смелую докладную записку, в которой он изобличал эти преступления. Еще более трогательной является его длинная поэма, в которой он с отчаянием описывает несправедливые страдания народа:

Приносит заботы крестьянину каждый месяц.

А пятый и вовсе хлопот прибавляет вдвое.

Короткою ночью поднимется южный ветер,

И стебли пшеницы, на землю ложась, желтеют…

Крестьянские жены в корзинах еду проносят,

А малые дети кувшины с водою тащат.

Один за другим идут по дороге к полю.

Мужчины-кормильцы на южном холме, под солнцем.

Подошвы им ранит дыханье земли горячей.

Им спины сжигает огонь палящего неба.

В труде непрестанном, как будто им зной не в тягость.

Вздохнут лишь порою, что летние дни так долги…

Еще я вам должен сказать о женщине бедной,

Что с маленьким сыном стоит со жнецами рядом

И в правой ладони зажала поднятый колос,

На левую руку надела свою корзину.

Вам стоит подслушать бесхитростную беседу —

Она отзовется на сердце печалью тяжкой:

«Все дочиста с поля ушло в уплату налога.

Зерно подбираю — хоть так утолить бы голод».

А я за собою какие знаю заслуги?

Ведь в жизни ни разу я сам не пахал, не сеял.

А все ж получаю казенные триста даней,

До нового года зерно у меня в избытке.

Задумаюсь только, и мне становится стыдно,

И после весь день я не в силах забыть об этом.[79]

Новый налог, несмотря на то что количество плательщиков расширилось, был хуже приспособлен к новым формам государственных или частных хозяйств, вышедших на национальный уровень. Его введение не привело к желаемому преодолению дефицита государственной казны, который продолжал расти. Цикл немедленных взносов и покрывающих их долговременных задолженностей все больше и больше ускорялся.

* * *

В это время светское хозяйство буддийской церкви превратилось в государство в государстве, гигантский и вызывающий механизм налогового мошенничества, который позволял вырваться из тисков работы или, как это подчеркивали конфуцианцы, семьи. Это продолжалось до того момента, когда правительство, доведенное до разорения, вынуждено было принять драконовские меры. С 842 до 845 г. оно яростно объявило вне закона как буддизм, так и все «иностранные религии», например несторианство, которые одновременно проникли в Китай с Запада.

Впрочем, эти репрессии не стремились поражать духовные основы доктрин самих религий. Они касались материальных учреждений, богатств, разорительных обрядов чрезмерно пышных культов, исключительных монополий и экономических привилегий, которые были постепенно и необдуманно предоставлены монастырям.

Однако спустя четыре века религиозного усердия большая часть представителей китайского народа, кажется, быстро отошла от исступления и восторгов веры. Все это оставалось свойственно отдельным личностям, но не группам, как это было в период гонений, когда японский паломник Эннин, автор увлекательного «Дневника», путешествовал по Китаю (838–847). Во-многих обстоятельствах буддизм использовался только для того, чтобы служить частным интересам. Так это было свойственно богатым семьям, враждебно относившимся к исключительному и слишком «элитному» превосходству конфуцианства, которое не признавало ничего, кроме культурных ценностей. Буддизм также играл важную роль для евнухов, женщин дворца и торговцев, которым эта религия возвращала чувство собственного достоинства, оспариваемое конфуцианцами и легистами. После того как были разрушены его материальные строения, буддизм потерял и былую поддержку. Осознавало ли китайское общество все то, что было бесспорно принесено вместе с буддизмом: больше милосердия в правосудии, больше свободы и равенства в отношениях между частными лицами? Оно снова казалось нерушимо связанным с древними общественными, религиозными и обрядовыми понятиями, которые всегда указывали ему путь. Больше, чем когда-либо, китайское общество осознавало свое величие.