Сандро Боттичелли

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Сандро Боттичелли

Эстетика Ренессанса, впервые проступающая в богословских сочинениях через античный и средневековый неоплатонизм, с оформлением возрожденческого неоплатонизма, философской основы гуманизма, с открытием перспективы, к концу XV века быстро достигает своего высшего развития в творчестве флорентийских художников, прежде всего Сандро Боттичелли, Леонардо да Винчи и Микеланджело. Перед нами ренессансная классика.

Отличительная ее черта, как говорит Алексей Лосев, «для возрожденческого человека материя оказалась пронизанной личностным началом, причем пронизанность эта была доведена здесь до полной неразличимости личностного бытия и бытия материального».

Можно сказать иначе: две стороны бытия - человеческое духовное и человеческое природное - сливаются до полной неразличимости, освещая одна другую, то есть светясь вдвойне. Отсюда неуловимое превосходство всех созданий представителей Высокого Ренессанса, хотя эта взаимопронизанность личностного и материального бытия имела свои особенности у Сандро Боттичелли, у Леонардо да Винчи, у Микеланджело или у Рафаэля и Тициана.

При этом необходимо учитывать то немаловажное обстоятельство, что художники эпохи Возрождения решали свои задачи в основном на сюжетах, взятых из Библии, чаще из Нового завета, а также античной мифологии. На первый взгляд, кажется, что их занимала сугубо религиозная или мифологическая тематика, как обращались к ней в другие эпохи. Но достаточно взглянуть на возрожденческих мадонн, чтобы понять, что между ними и Богородицей с младенцем на иконах, на которую молились и от которой ждали помощи, нет ничего общего.

Священный сюжет предстает светским портретом молодой женщины, имя которой даже известно. Что это? Вольность? Святотатство? Нет, художник выражает то новое в его личности, в его миросозерцании, - свободомыслие и всеобъемлющие горизонты человеческой истории и культуры. Ведь так же, как и с богородицей, он обходится и с Венерой. Здесь речь не только о самоутверждении личности художника, но и личности его персонажей. Здесь уже нельзя было обойтись подобием Мадонны, она должна быть явлена как живая личность во всей ее неповторимости, со всей выразительностью ее облика до полной интимности.

И все же иллюзия, что перед нами Мадонна с младенцем, нередко с волхвами или апостолами, достигалась, поскольку ренессансная эстетика свободно обходилась и со временем, соединяя прошлое и будущее в вечно настоящем, что позволяет миф. Возвышенный сюжет необходим, как миф, при этом он погружен в настоящее, ибо жизнь во всей ее конкретности возможна и прекрасна лишь в настоящем, в вечно настоящем. Теперь можно перейти к жизни и творчеству Сандро Боттичелли с его знаменитыми картинами «Весна» и «Рождение Венеры»

Сандро Боттичелли (1444-1510) родился во Флоренции и, по словам Джорджо Вазари, легко освоил все предметы, какие в то время обычно преподавались юношам, прежде чем они станут за прилавок. Но такая перспектива, очевидно, не улыбалась Сандро, он пребывал в беспокойстве, и отец его «с отчаяния посадил его за ювелирное дело», за которым юноша вдруг увлекся рисованием и проявил горячее желание стать живописцем, чему его отец не стал противиться, а скорее даже обрадовался.

Боттичелли учился у Фра Филиппо Липпи и, вероятно, у Верроккьо, у которого он мог встречать юного Леонардо да Винчи, то есть у лучших в то время художников во Флоренции. Боттичелли еще учеником выполняет работы в церквях, а к 25-27 годам становится известным во Флоренции художником картинами «Мадонна Евхаристии» (1471) и «Св. Себастьян» (1473). В них есть особенность, еще не в рисунке и в живописи, а в атмосфере задумчивости, в которой таится некая мысль.

Неудивительно, на молодого художника обращает внимание круг Лоренцо Медичи. Ведь в то время в церкви заглядывали, как в художественные музеи, чтобы ознакомиться с новыми работами художников, горячо обсуждали, создавая им славу по всей Италии. Сандро с его восприимчивостью, прислушиваясь к беседам членов Платоновской академии, несомненно проникся утонченными идеями неоплатонизма и гуманизма. Недаром время расцвета Платоновской академиии и расцвета творчества Боттичелли совпадает. Перемена в умонастроении Сандро, связанная с проповедями Савонаролы и его судьбой, говорит о том, что знаменитых картин Боттичелли, то есть его славы в веках, могло и не быть, если бы не круг Лоренцо Медичи.

Не только идеи, но и прямые заказы предопределили создание «Поклонения волхвов» (1475-1478), «Весны» (1477-1478) и «Рождения Венеры» (1484-1486).

«Поклонение волхвов» современные исследователи принимают за мифологизированный групповой портрет представителей семейства Медичи и их ближайшего окружения, включая самого художника. Чисто внешнее восприятие. Говорят даже о наивной решительности, с которой Боттичелли, подобно Гоццоли и Липпи, превращает евангельскую сцену в сцену многолюдного празднества, с тем творчество художника относят к раннему Ренессансу.

Здесь явно игнорируется эстетика Ренессанса и мировосприятие художников, что проявилось уже в воспроизведении Мадонны с младенцем как портрета конкретной молодой женщины, с апостолами, даже с папой. Священный сюжет для человека эпохи Возрождения не история с ее прошлым и настоящим, а миф, это явление вневременное и вместе с тем сиюминутное; миф не просто легенда, миф - сама жизнь. Эпизод из Евангелия раскрывается на сцене бытия, как в церкви перед изображением богородицы с младенцем, что на картине принимает характер театральной сцены.

Не только Мадонна с младенцем - портрет конкретной молодой женщины, если угодно, актрисы, играющей роль богородицы, но и все другие действующие лица оказываются в яви исполнителями своих ролей, что художник не скрывает, а скорее подчеркивает, изображая своих современников в их костюмах и самого себя среди них. При этом смысл священного события сохраняется, опять-таки, как на театральной сцене. Мистическое действо всецело перенесено в сферу искусства.

Картина, получившая название «Весна», имела программу, разработанную поэтом Полициано, что в двух словах звучит так: Venus - Humanitas (Венера - Человечество). Сандро, вероятно, лишь рассмеялся, выслушав поэта, но фантазия его разыгралась, и из-под кисти художника выходит картина, невиданная доселе. В ней все неожиданно до полной иррациональности. Нет далей и перспективой словно художник не владеет, плоский фон обозначен темными стволами деревьев, на которых вряд ли растут плоды, но они свисают, отдаленно напоминая Эдем.

Несколько эпизодов как будто не взаимосвязаны между собою, вместе с тем составляют единое целое, что достигается отнюдь не каким-то действием, а скорее пятнами телесного цвета, обнаженных частей тела и лиц. Стоит на краю полотна юноша с голым плечом, глядя вверх и в сторону от девушек, трех граций, нимф или ангелов в полупрозрачных одеяниях, подчеркивающих все изгибы их фигур, пребывающих словно в круговом танце. В середине картины дама в современном художнику платье в позе неподвижной статуи. За ее спиной светлый круг с веером стеблей, а над ее головой голый Амур с завязанными глазами и луком.

На правом краю картины женская фигурка в полупрозрачном одеянии, за которой гонится некто, не то сатир, не то Борей. И вот между ними и неподвижной дамой идет быстро молодая женщина в белом платье, разукрашенном цветами, с венками цветов на шее и голове, похожая, как сестра, на других, но с индивидуальными чертами и особенным выражением лица, нет сомнения, это портрет, а именно Симонетты Веспуччи, флорентийской красавицы, которую воспел в поэме Джулиано Медичи, а с ним и Боттичелли.

Похоже, Симонетта не была возлюбленной Джулиано, как все во Флоренции думали, иначе бы она не вышла замуж за другого; возлюбленная Джулиано родила сына уже после его гибели. Лоренцо взял сына брата в свою семью.

Картина получила название «Весна» в кругу Лоренцо Медичи. Ее символика была внятна и близка всем членам платонической семьи. Но самодовлеющая красота, помимо философских и эстетических тонкостей, ясна и близка всем и прежде всего всей гаммой переживаний художника, столь же обобщенных, сколь и глубоко интимных, что сумел он запечатлеть на все времена.

Очень легко представить, что Сандро был влюблен в Симонетту, облик которой он воспроизводит во всех картинах, даже в росписи в Сикстинской капелле (1481-1482). И здесь библейские и евангельские сюжеты, как в «Поклонении волхвов», Боттичелли трактует не в историческом плане, а совмещая разновременные события, так, сцены из жизни Моисея предстают как прообраз жизни Христа, как замечает историк искусства Арган, при этом можно кое в чем усмотреть намек и на современных художнику лиц и обстоятельства.

В те же годы в той же Сикстинской капелле Перуджино изображает «Передачу ключей апостолу Петру» как исторический факт, освященный догматами римской церкви. Совершенно ясно, это другой уровень эстетики и искусства, что мы находим у высших представителей Ренессанса.

По возвращении из Рима Боттичелли повторил, а скорее, заново продумав, может быть, не без помощи Полициано, создал «Палладу и кентавра» (1482), удивительную картину, содержание которой неуловимо и бесконечно. У Сандро здесь впервые проступает даль, осененная краем строения, похожего на руины, то есть фон воспринимается как современный, а на переднем плане кентавр (из туловища лошади высокий голый бюст мужчины с кудрявыми волосами и бородой, на лице мука) и женская фигура с длинным копьем, но в платье из той же материи и почти с теми же цветами, как у Весны. Лицо ее задумчиво, глаза открыты, но взор обращен вовнутрь. Паллада пальцами теребит волосы кентавра, что словно пугает его.

Некая тайна и вечность. Вполне возможно, перед нами символическое изображение интимнейших переживаний Полициано, считавшего себя уродом, которого не может полюбить женщина. Высокий трагизм бытия.

Поскольку картина по программе Venus - Humanitas обернулась «Весной», Боттичелли возвращается к ней и создает «Рождение Венеры» (1484-1486). И сразу становится ясно, что «Весна» - романтическая картина еще задолго до романтиков и по теме, и по поэтике. «Рождение Венеры» - это ренессансная классика и по теме, и по поэтике, хотя в последней сохраняются элементы романтической эстетики. Сандро и не думает о разработке перспективы, небо и море лишь обозначены, все у него неожиданно. Слева над морем две сплетенные фигуры, мужская и женская, Эол и Борей, ветры несут, очевидно, раковину, на которой спокойно стоит богиня, слегка прикрываясь руками, как всякая обнаженная женщина, на которую смотрят, поза живой натуры, в глазах отрешенность и грусть.

Справа обозначен темный берег с условными стволами деревьев и листьями, откуда женская фигура в современном художнику платье спешит накинуть на Венеру покрывало.

Картина насквозь символична. Перед нами древняя прародительница всего живого предстает обнаженной современной женщиной, отрешенно грустной, вместе с тем в ней проступает, говорят, и христианская идея рождения души из воды во время крещения. Телесная и духовная красота сливаются до полной неразличимости, светясь как естественность и чистота обнаженного тела прекрасной молодой женщины.

Вечная красота и грусть, что у художника превращается в тоску по идеалу или по утраченному.

В это время, в зените своей славы, Боттичелли, «как человек полный неожиданностей», по словам Джорджо Вазари, увлекается проповедями Савонаролы и иллюстрацией «Божественной комедии» Данте. Он обратился, а после гибели Савонаролы, когда многие во Флоренции, включая Марсилио Фичино, опомнились, Сандро вовсе забрасывает кисть и всецело отдается комментированию «Божественной комедии» рисунками. Эта работа была бы самоценна, как и живопись Боттичелли, если бы он в ней, как прежде, находил достоинство художника, а не повод для раскаянья и самоуничижения раба божьего, что повело и к тому, что он умер в нищете, по свидетельству Вазари. Моральная рефлексия, в которой он искал спасения, лишь погубила его гений, столь лучезарный, интимно понятный и близкий всем, кто соприкасается с его шедеврами «Весна» и «Рождение Венеры» через страны и столетия.

Что касается других картин - «Величание мадонны» (1483-1485), «Мадонна с гранатом» (1487), «Рождество» (1501-1505), - они интересны и знаменательны, но не они составляют славу Сандро Боттичелли.