Кому война, а кому…

Уход из семьи не повлиял на творческую деятельность Табакова. А если и повлиял, то только с положительной стороны — активность Табакова актера и режиссера возросла. Несмотря на то что страна переживала в то время по-настоящему лихие годы (две чеченские войны, расстрел парламента, разгул преступности, дефолт и т. д.), Табаков этого практически не замечал — работал не покладая рук. Только теперь каких-то высоких гуманистических и духоподъемных целей в искусстве никто не проповедовал, поскольку магистральной линией в обществе победившего чистогана стала ПОТРЕБЛЯДСКАЯ. Чтобы понять это, достаточно было включить телевизор или открыть любую из газет, например «Московский комсомолец» или «Мегаполис-Экспресс».

На сцене МХАТ ни одного нового спектакля в постсоветские 90-е Табаков не сыграл. Зато в родной «Табакерке» таких постановок у него было пять. Назовем их все:

1994 — «Ужин» Ж.-К. Брисвиля. Постановка А. Смирнова — Талейран;

1995 — «Последние» М. Горького. Постановка А. Я. Шапиро — Иван Коломийцев;

1996 — «Анекдоты» А. Вампилова. Постановка В. В. Фокина — Анчугин;

1997 — «Сублимация любви» А. Д. Бенедетти. Постановка А. Марина — Леоне Саваст;

1998 — «Комната смеха» О. Богаева. Постановка К. Гинкаса — Иван Жуков.

Помимо этого в «Табакерке» Табаков выступил и как режиссер, поставив на ее сцене четыре спектакля:

1993 — «Механическое пианино» (А. Адабашьяна и Н. Михалкова) по Антону Чехову;

1996 — «Чемпионы» Д. Миллера;

1997 — «Прощайте… и рукоплещите!» А. Богдановича; «На всякого мудреца довольно простоты» А. Н. Островского.

Что касается кинематографа, то там у Табакова было десять новых проектов. Правда, почти все они канули в вечность, не оставив благодарного следа в памяти людей. Но такова участь почти всех фильмов, созданных в лихие 90-е. Особняком в этом ряду стоит фильм «Ширли-мырли» (1995) Владимира Меньшова, где Табаков сыграл роль алкаша Суходрищева. Честно скажу: это не мое кино. И гордиться здесь прекрасному режиссеру Владимиру Меньшову, автору таких эпохальных картин, как «Розыгрыш», «Москва слезам не верит» и «Любовь и голуби», на мой взгляд, нечем. Но в «Ширли-мырли» хотя бы показан весь кошмар и идиотизм тогдашней российской действительности. Читаем В. Меньшова:

«Судьба "Ширли-мырли" до дрожи напоминает историю фильма "Москва слезам не верит". Когда он появился, то был встречен в штыки моими коллегами и кинокритиками. Меня критиковали за то, что нарушил правила игры и снял "пошлую" мелодрамку Единственным контраргументом была огромная очередь кинозрителей, которая стояла в течение трех месяцев у кинотеатра "Россия". Сейчас очень похожая ситуация. Очевидна несдерживаемая недоброжелательность моих коллег…

Все сейчас стараются доказать, что покрыть затраты на кино невозможно. Мне важно было доказать обратное. Наше кино гибнет не только потому, что денег нет. Но потому, что мы не можем или не хотим снимать кино для зрителей…»

Олег Табаков со второй женой Мариной Зудиной

Скажем прямо, это заявление режиссера имеет один, но весьма существенный изъян: по вызванному ажиотажу два названных фильма и в самом деле чем-то схожи, а вот по своим художественным качествам «Москва…» в сотни раз выше «Ширли-мырли». Впрочем, как и «Розыгрыш» и «Любовь и голуби». Но это сугубо мое мнение. А теперь вновь послушаем Владимира Меньшова:

«"Ширли-мырли" вполне достойная картина, как я считаю. Я присутствовал на просмотре, причем не в зале, и со мной сидели человек пять. Я видел, что они настроены на ту же волну, что и я, у них такое же чувство юмора. Я наблюдал, как люди сползают со стульев. Они говорили мне, что ничего смешнее не видели. А недавно Катя Васильева сказала, что смотрела этот фильм со своим сыном-священником и они просто хохотали до истерики… "Ширли-мырли" — это документ эпохи, она точно передает атмосферу перестроечного времени и 90-х годов — идиотизм вместе со свободой. Так что зрители еще ее догонят…»

Самое интересное, но пройдет всего лишь несколько лет — и как же далеко разведет жизнь Табакова и Меньшова. Первый станет одним из активных пропагандистов либеральных идей в среде творческой интеллигенции (особенно театральной), а второй займет диаметрально противоположную позицию — антилиберальную. Два прирожденных русака, но в разных окопах.

Однако вернемся к другим фильмам Олега Табакова, в которых он снялся в лихие 90-е. Вот их список:

1992 — «Сталин» (Венгрия, реж. Айвер Пассер) — доктор Виноградов;

1993 — «Хочу в Америку» (Беларусь, реж. Сергей Никоненко) — Иван Иванович;

1995 — «Московские каникулы» (реж. Алла Сурикова) — министр торговли Италии, он же мафиози Маурицио Костеллани;

1996 — ф/сп «Двадцать минут с ангелом» (реж. Александр Далин);

1997 — «Три истории» (киноальманах) (Россия, Украина, реж. Кира Муратова), новелла «Девочка и смерть» — Старик; «Сирота казанская» (реж. Владимир Машков) — повар Павел;

1999 — «Что сказал покойник» (реж. Игорь Масленников), главная роль — инспектор Йенсен; «Президент и его внучка» (реж. Тигран Кеосаян), главная роль — Президент;«Кадриль» («Мосфильм», реж. Виктор Титов), главная роль — Саня Арефьев.

Не обошли Табакова в те годы и награды различной степени достоинства. Перечислим их все:

1995 — Премия «Золотой Овен» («Человек кинематографического года»);

1996 — Премия Золотая маска;

1997 — Государственная премия РФ; Премия «Чайка» (в номинациях «Патриарх», «лучший комедийный актёр» (спектакль «Анекдоты»); Премия мэрии Москвы в области литературы и искусства;

1998 — Орден «За заслуги перед Отечеством» III степени — за многолетнюю плодотворную деятельность в области театрального искусства и в связи со 100-летием Московского Художественного академического театра.

Юбилей МХАТ отмечали в конце октября 1998 года. Весьма тяжелое было время. Достаточно сказать, что всего за два месяца до этого в стране случился дефолт — она стала банкротом. Это было результатом той политики, которую после самых бесчестных выборов 1996 года проводили в стране либерал-реформаторы под водительством президента Б. Ельцина. Однако, несмотря на дефолт, руководство страны не поскупилось на щедрые вливания в МХАТ, чтобы тот достойно отметил свое 100-летие. Как говорится, пусть все горит огнем, но витрина должна сиять.

А «витрина», кстати, была не в самом лучшем состоянии. Большая сцена простаивала, и там неделями не было никаких спектаклей. А те, что шли, оставляли желать лучшего. А достойных премьер не ставилось. Актеры либо постоянно репетировали, либо были в отпусках. В МХАТе царили тишина, пыль и запустение. Но водка и закуска для 100-летнего юбилея уже закупались ящиками и килограммами. Чтобы создать перед широкой общественностью видимость того, что МХАТ жив, а не умер. И торжество прошло с большой помпой. Вот как об этом написала газета «Коммерсантъ» (номер от 27 октября 1998 года, автор — П. Сигалов):

«Ровно сто лет назад открылся Московский Художественный Общедоступный театр. Вчера в историческом здании Художественного академического театра имени Чехова в Камергерском переулке российская политическая элита встретилась с элитой театральной. Но каждая из них праздновала свое.

Уже днем над фасадом МХАТа развевались штандарты: российский триколор, московский победоносец и желтоватая мхатовская чайка. Ставший пешеходным Камергерский переулок покрыла ковровая дорожка — московская имитация каннской фестивальной лестницы. К вечеру в рассеянном свете фонарей под звуки военного марша из исторических "Трех сестер" по ней прошествовала московские звезды — политические и театральные.

Мхатовский партер светился сановными лицами: по фойе разгуливали А. Шохин (с сентября 1997 года по декабрь 1998 года — председатель фракции "Наш дом — Россия" заместитель Председателя Правительства Российской Федерации в Правительстве Е. М. Примакова. — В.Р.) и В. Густов (в 1998–1999 годах — первый вице-премьер правительства РФ. — Ф.Е),белоснежно улыбался И. Шабдурасулов (в 1998–1999 годах — генеральный директор ОАО «ОРТ». — Ф.Е), мелькал любимец московской интеллигенции Е. Гайдар (в 1998 году Гайдар, не занимая официальных должностей, продолжал влиять на экономическую политику правительства. — Ф.Е). В ложе восседал Евгений Примаков (в 1998–1999 годах — Председатель Правительства Российской Федерации. — Ф.Е). Юбилей случился как нельзя более кстати. МХАТ остается одним из последних культурных институтов страны, в почтении к которому — искреннему или формальному — сходятся все. Как самый харизматический театр России, именно МХАТ мог бы претендовать на роль всеобщего объединителя. Хотя бы на один вечер.

Однако художественная элита справляла совсем не тот праздник, на который собрались звезды политики. Сценарий юбилея, родившийся в недрах театра, отводил сановникам роль пассивных зрителей. Торжества начались подчеркнуто стихийно, артистически-беспорядочно, с каким-то трогательным обаянием — праздновали не столетие сегодняшнего МХАТа, а вековой юбилей того, стародавнего — Художественного Общедоступного. "Который мы потеряли" — это не было сказано, но подразумевалось. Мхатовское генеалогическое древо, нарисованное на занавесе, свидетельствовало: почти все здравствующие московские театры ветвились от единого ствола.

Отгородившись от политиков рампой, деятели культуры удобно расположились за столиками прямо на сцене, выпивали и закусывали. Правда, вначале Олег Ефремов предпринял вялую попытку объединить политиков и актеров, предложив всем присутствующим выпить за юбилей. При отсутствии такой возможности в зрительном зале предложение худрука поддержали лишь на сцене.

Поздравления текли чередой. Старейшая актриса МХАТа 94-летняя Ангелина Степанова пришла пожелать Художественному "счастливого пути". Загримированный Лениным глава российских театральных деятелей Александр Калягин перефразировал реплику вождя пролетариата из пьесы Шатрова: "Ничто не сможет скомпрометировать МХАТ, если он сам себя не скомпрометирует". Впервые за последние 10 лет на исторической сцене появились "раскольники". Представители МХАТ имени Горького поздравили коллег, пригласив их к себе на Тверской бульвар повторно отпраздновать юбилей. И хотя Татьяна Доронина в Камергерском так и не появилась, формальный шаг к примирению был сделан.

Несмотря на призывы Ефремова к краткости, приветствия затянулись за полночь. Впрочем, в фойе были накрыты столы. Демократично — для всех. И многие, не дождавшись конца поздравлений, отправились справлять день рождения театра еще более раскованно, чем предусматривал неформальный сценарий».

А вот как откликнулся на это действо Всеволод Шиловский, ушедший из МХАТа практически сразу после его раздела:

«На двух сценах в течение двух дней творилось циничное, мракобесное действие. На одной сцене — плохо организованная, но четкая самодеятельность — столетний юбилей Т. Дорониной без упоминания имен стариков МХАТа. И на другой сцене — всемирная пьянка — столетний юбилей О. Ефремова. И снова не было названо ни одного из стариков МХАТа. На груди у Ефремова с одной стороны — Герой Социалистического Труда — знак строя и системы, с которой боролся Олег Николаевич, а на шее — знак за заслуги перед Отечеством, то есть за то, что он хорошо ужился и с нынешним режимом. А на голове Ефремова была шапка Мономаха…»

В то же самое время состоялся еще один вечер, посвященный 100-летию МХАТа. Его организовала в Доме актера Маргарита Эскина. И вот там как раз «великие старики и старухи» МХАТа были упомянуты почти все до единого, как и спектакли, в которых он блистали. Но это было камерное мероприятие, не помпезное.

В МХАТе имени А. Чехова многие обратили внимание, что Ефремов выглядел как-то нелепо. Когда он говорил свою речь, гости его не слушали — ели-пили, веселились. И Ефремов это видел, отчего его голос в какой-то момент задрожал, а лицо еще сильнее вытянулось. Что он думал в эти минуты, неизвестно. Но наверняка это были невеселые мысли. Мысли о том, что его время уже прошло и больше никогда уже не вернется. Причем приближал его исход сам Ефремов вкупе со своими коллегами-шестидесятниками. Во времена СССР они были на авансцене, купались в лучах славы, и им, видимо, казалось, что и в новых временах им найдется достойное место. Место им действительно нашлось, но это было место чучел в музее истории. Новым хозяевам жизни шестидесятники оказались не нужны. Как говорится, мавр сделал свое дело, мавр может уходить.