Новая семья
В том же 1993 году Табаков сделал окончательный выбор — он ушел из семьи и связал свою жизнь с Мариной Зудиной. Этот роман длился чуть меньше десяти лет и вот разрешился таким образом. Пойти на это нашему герою стоило большого труда. Дело в том, что его самого в детстве оставил отец, поэтому Табаков прекрасно знал, каково это — пережить развод родителей. Жена и дети этого поступка ему не простили и прекратили с ним всяческое общение. И никак не комментировали это в прессе.
Зато сам Табаков в апреле 1994 года в одном из интервью рассказал следующее:
«Несмотря на все мои грехи, романы, увлечения, я все равно возвращался в свое стойло. По сути дела, можно сказать, что ложь никогда не проходит бесследно. Она отравляет жизнь…
Долгое время мне казалось, что мы будем жить с женой долго и умрем в один день. Мне кажется, я помню все доброе, что было у нас. Жена сделала максимум для того, чтобы я встал на ноги, когда у меня случился инфаркт (в 1965 году. — Ф.Е), и многое другое… Но десять лет назад наши отношения испортились. В конфликтах наших, доходящих часто до предела, она сама нередко говорила: "Нам надо разойтись". Наверное, это надо было сделать лет десять назад. В этом моя вина перед ней.
Дело в том, что в какой-то момент мне показалось, что близкие не уважают то, что я делаю. Не уважают. Фамильярничают. Я взял в Америку своего трудно живущего племянника, чтобы он прожил там месяц и из интроверта, может быть, стал бы другим человеком. Я это сделал, потому что считал нужным это сделать. А близкие мои были уверены, что это показуха. Я помогаю своему двоюродному брату Они опять говорят — "показуха". Моим близким кажется, что вокруг меня одни холуи и подхалимы. И только одни они, то есть близкие, — носители истины обо мне, правдивого и трезвого взгляда. Но единственное, чего я не прощаю людям, — хамства в адрес моих занятий…
Я всегда воспитывал детей личным примером. Тем, как я жил. Что для меня было главным. Но мне однажды было сказано: "Ты же умрешь в одиночестве. И вообще, квартира…" Я не говорю, хорошо это или плохо. Это, может, и есть ответ на вопрос, какое место я занимал в жизни моих близких…»
А вот еще один отрывок, из мартовского интервью 1995 года: «После того как я заплатил 120 тысяч долларов отступного моей бывшей супруге и купил двухкомнатную квартиру своей дочери, Александре Олеговне Табаковой, и та, и другая до сих пор прописаны в моем доме. Это не очень оригинальная история — чисто совковая. Был бы брачный контракт — и все тут же встало бы на свои места, а поскольку его нет, рождаются неадекватные притязания…
Два месяца назад мы помирились с сыном и пришли к согласию. Сегодня у нас нормальные отношения. Я рад тому, что он начал себя реализовывать (Антон Табаков стал ресторатором. — Ф.Р.). В своей первой профессии, актерской, он реализовал себя не полностью.
Оказавшись у него в дискотеке "Пилот" на дне рождения моего доброго знакомого Гарика Сукачева, я обнаружил, что огромному количеству людей мой сын приносит радость. Им там весело…»
А вот как о тех днях вспоминает Марина Зудина:
«Олег Павлович мне не обещал ничего. Я была счастлива тем, что есть, и не настаивала ни на чем. Я понимала свою проблему: да, он женат, и рано или поздно мне нужно будет устраивать свою жизнь. Но, может быть, он подсознательно уже ощущал, что я взрослая и в какой-то момент устану и кто-то займет его место, но… Я всегда знала, что мы никогда не будем вместе. Мало того, я первая сказала: "Поговори с Антоном, зачем вам расходиться, живите спокойно". Господь нас свел, и я на тот момент ничего не хотела — только встречаться.
А он и не уходил, ситуация была стабильная, как предлагаемые обстоятельства. Я снималась, сама зарабатывала, была независимой, меня не надо было обеспечивать. Но я абсолютно была влюблена и готова встречаться в любом месте и в любое время суток. Ничего не требовала, да я и не готова была к требованиям. До этого у него были женщины, которые знали, чего хотят. Мне главное — встречаться, а живем мы вместе, есть ли у нас семья — меня это не волновало. Другая женщина захотела бы раньше чего-то, а я…
Это было как не знаю что: ну, я могла часами ждать на морозе, когда он выйдет из театра, чтобы всего-то довез меня до метро. Тогда же не было мобильных телефонов. Думаешь, я жизнь свою не могла устроить? У меня после "Валентина и Валентины" было столько поклонников. Знаешь, наверное, что держало: он всегда знал, что расстанемся мы — я устроюсь, без него не пропаду. Длительность наших отношений была еще и в том, что он знал: я уверенная в себе женщина в профессии и достаточно сильная. Ничто меня не будет держать, кроме чувства, что корысти ради я бы не держалась.
Мучила ли меня совесть, что я разрушаю другую семью? Эгоизм юности в том, что ты в тот момент вообще ни о ком другом не думаешь. Не то что я себя оправдываю, но корысти не было вообще. И потом я все больше понимаю, что проблемы в семье — это проблемы мужчины и женщины, а не третьего человека. Третий, наоборот, как бы разгружает их сложные отношения. Если бы не было меня, их отношения лучше бы не стали. Я не говорю даже конкретно про Олега Павловича, а вообще о мужчинах и женщинах. Я даже думала тогда: "Если бы Олег Павлович захотел другую женщину, что бы я стала делать?" Наверное, я бы плакала, переживала, но как я могла вернуть его желание к себе? Оно либо само вернулось бы, пройдя через испытания, либо не вернулось никогда. Были же до меня женщины, но он не уходил из семьи — я не та, из-за кого он ушел…
Я не думала, что мы будем вместе. Но так вышло, так положили звезды. Мне даже астролог сказал, что то, что мы встретились, — это судьба. Однажды Олег мне просто сказал, что разводится с женой, и мы это не комментировали. Я не знаю, на сколько бы еще хватило моего терпения, не думаю, что на двадцать лет, но десять было естественным сроком. Хотя и ужасно много. Кто-то ждет год, два, но Олег Павлович нашел такую дурочку, которая ждала целых десять лет…
Единственный человек, которому я признавалась в любви, — это Табаков. Я не представляю, что когда-то способна буду так отчаянно любить. Я могу с полной уверенностью сказать, что никого так не любила и никто не будет меня так любить, как любит меня мой муж…»
1 августа 1995 года у Табакова и Зудиной родился мальчик, которого назвали Павлом. В момент рождения сына отец находился рядом с женой и все время держал ее за руку. Свои ощущения от этого действа он объяснил впоследствии следующим образом: «Чувство полного отчаяния и невозможности помочь близкому человеку. Врагу такого не пожелаю».
И далее: «Сегодня самое сладкое для моей души — это то, как мы с сыном Антоном после рождения Павла сидели вместе и выпивали. Хотя Антону 35, а этому — 10 дней. Я горд был не знаю как! Как генерал Серпилин или как капитан Тушин, когда он отстоял батарею. Дети, внуки… Сны снятся про них. Это значит, что я возвращаюсь…»
Между тем после рождения ребенка отношения в «звездной» семье стали напряженнее. Вот как об этом вспоминает М. Зудина: «У меня был тяжелый период, когда я родила ребенка, потому что всегда моей энергии и эмоционального запаса хватало на двоих, а после рождения и сил меньше стало, и я вдруг поняла, что вся энергия перешла к ребенку. На этой почве у меня целый год была депрессия. Я настолько была поглощена ребенком, что муж отошел неизвестно на какой план…»
Но брак Табакова и Зудиной выдержал это испытание.
Из интервью Олега Табакова середины 90-х:
«Мне предлагали сниматься в рекламе, но я отказался. Нет необходимости. Коллег же своих ни в коем случае не осуждаю: зарплаты в 150 тысяч не хватит никому…
С годами мне платят все больше. Иногда даже грустно бывает — вот бы эти деньги тогда, в 25 лет, когда они были так нужны…
Я никогда не был близок с властью, всегда держал дистанцию. Не был приближен, тем более вхож, никогда не обслуживал и не протягивал руку за милостыней. Я всегда следовал булгаковскому совету — не проси, дадут сами. Ну а кроме того, я экономически независим…
Я уже давно, с момента первого выезда за границу (1968), содержу себя. Стираю свое белье, носки, сам все делаю. Во всяком случае, я могу сказать, что комфортность бытия всегда была для меня подарком, а не правилом жизни. Я знаю, что такое голод. Я знаю, что такое воровать от голода. Это я к тому, что никогда ничего не боялся…
Я вообще не прекраснодушный человек. Я довольно трезво смотрю на себя. Я не подарок, я эгоист, я человек, для которого работа и есть способ существования. Я люблю этим заниматься, что для близких радостным быть не может…»