Лувр

От Вандомской площади иду по Rue Rivoli, где когда-то жили и работали Салтыков-Щедрин, Тургенев, Лев Толстой. Именно с этой улицы, а не с набережной Сены и не из подземного паркинга, как туристы, я люблю заходить в Лувр. Для туристов — это объект обязательный. Побывать в Париже и не посетить Лувр нельзя. Это непростительно. Также непростительно, как побывать в Санкт-Петербурге и не зайти в Эрмитаж. Хотя бы на часок. Лувр — это не просто художественный музей. Это — символ и Парижа, и Франции, и Искусства. Я бывал там сотни раз и научился воспринимать его, хотя и не сразу, не по залам, а целиком. Это место настолько уникальное, что его энергетика ощущается почти физически.

Лувр — один из крупнейших и самый популярный музей мира (9 334 435 посетителей в 2013 году, третий в мире по занимаемой площади: 160106 квадратных метров, из которых на 58 470 располагаются экспозиции). Музей расположен в центре Парижа, на правом берегу Сены, на улице Риволи, в 1-м округе столицы

Поначалу Лувр возник как крепость. Ее принялся строить в 1200 году Филипп-Август из династии Капетингов на берегу Сены, в том самом слабом месте обороны Парижа, где располагалась деревушка Лупара. Впоследствии это простецкое название переделали в более благозвучное «Лувр». Филиппу-Августу было не до эстетики. Король построил мощную квадратную крепость с огромной круглой башней посередине. Она простояла почти 300 лет, пока ее не снес король Франциск I. Но он не первый приложил руку к перестройке Лувра. Первые дворцовые здания на базе «Квадратного двора» («Кур каре») строил еще архитектор Карла Пятого (1364–1380) де Тампль. Но именно Франциск I вдохнул дух Ренессанса в будущий дворец всех французских королей. В 1546 году архитектор Пьер Леско сооружение де Тампля снес и почти 30 лет при различных Валуа возводил на его месте дворец.

Лувр строили и перестраивали практически до конца XIX века, когда уже и королей не было. Поначалу он соединялся с дворцом Тюильри, который строил архитектор Филибер Делорм. Он же по заказу Екатерины Медичи строил Малую и Большую галереи Лувра. В XVIII веке были достроены Западный корпус и часть Северного. Со стороны рю Риволи встала знаменитая Колоннада Перро, восточный фасад. Лувр замкнулся в классическом дворцовом каре. И только пожар 1871 года, уничтоживший дворец Тюильри, открыл ту самую перспективу вплоть до Триумфальной арки, которой раньше не было. Нет худа без добра. Пожар открыл ось Парижа. Она проходит через центр Двора Наполеона, вокруг которого буквой «П» расположен собственно музей Лувр, а оттуда идет через малую Триумфальную арку к пику Луксорского обелиска в центре Площади Согласия, оттуда ось идет через Елисейские поля к Триумфальной арке Наполеона и уж затем по Авеню Гранд'Арме — к арке-небоскребу в суперсовременном квартале Дефанс.

Знаменитую коллекцию скульптур и картин Лувра собрали, конечно же, короли. Без Франциска I, который приютил у себя великого Леонардо да Винчи, не было бы у Франции, да и всего человечества, если поглядеть на это шире, знаменитой Моны Лизы. Искусство нуждается в покровителях. Так что без них не было бы ни Ники Самофракийской, ни Венеры Милосской, ни «Рабов» Микельанджело, ни других шедевров мирового искусства. Без Наполеона и его завоевательных походов, прежде всего Египетского, не пришли бы в Лувр древнеегипетские статуи. История по-своему балансирует несправедливость и добродетель, добро и зло. Народное достояние ведь тоже кто-то должен сначала накопить.

С улицы Риволи можно въехать через арку прямо в Лувр. От этого трудно удержаться, особенно ночью, когда стеклянная Пирамида во Дворе Наполеона, через которую теперь входят в Лувр, подсвечивается изнутри. Атмосфера праздника ощущается тогда в каждой ее переливающейся грани. Подсвет бассейна создает полное ощущение, что Пирамида поднимается из воды. И вдруг начинают бить фонтаны точно так, как это было в те далекие времена, когда еще были короли, строились дворцы и замки и было можно, не торопясь, десятилетиями выращивать в океане Времени такую жемчужину, как Лувр. В такие минуты там так красиво, что я тоже, грешный, любил проехать через Лувр затемно, хотя и удивлялся, почему парижские власти разрешают заезжать туда автомобилям и даже автобусам. К 1989 году, 200-летию Французской революции, стенам дворца вернули их первоначальную белизну с помощью специальных лазеров и пескоструек. Лувр, отбеленный за миллионы бюджетных евро, стал еще прекраснее. Но ненадолго: выхлопные газы, дожди и парижский смог быстро вернули ему привычный сероватый оттенок. Одним отбеливанием юбилейные инновации в Лувре, однако, не ограничились. Уже в 1983 году туда двинулись экскаваторы, бульдозеры и бетономешалки, а над прежде неприкосновенным Двором Наполеона поднялись подъемные краны. Парижане пришли в ужас, когда увидели вывернутую столетнюю брусчатку и выдранные с корнем деревья того же возраста. По мере того как углублялся котлован под будущую стеклянную пирамиду, которая должна была подняться к 1988 году между Павильоном Ришелье и Павильоном Денона, нарастал общенациональный скандал вокруг объявленного президентом Ф. Миттераном проекта «Большой Лувр».

Директор Лувра Андре Шабо подал в 1983 году в отставку, заявив, что планы расширения Лувра невыполнимы, а строительство пирамиды чревато «архитектурным риском». В Департаменте исторических памятников официальные лица открыто ворчали: «Пирамида в центре Лувра — это нелепость. Она лишит гармонии перспективу — вид на Триумфальную арку через парк Тюильри и Елисейские поля от центрального павильона дворца!»

Бывший госсекретарь по вопросам культуры М. Ги начал персональный поход против автора проекта луврской пирамиды американского архитектора И. М. Пея. Он создал «Ассоциацию за обновление Лувра» и заявил, что вход в Лувр через пирамиду Пея — это нечто «напоминающее атмосферу концентрационного лагеря». Скандал приобретал международный оттенок. Возмутились архитекторы как французские, так и зарубежные: почему именно Пей получил контракт на строительство своей пирамиды, которое обошлось в 330 миллионов долларов, без всякого международного конкурса?

Я хорошо помню Лувр во времена той уникальной новостройки. Во временном административном здании, расположившемся рядом с миниатюрной триумфальной аркой, ведущей в парк Тюильри, за столом, заваленным бумагами, меня встретил элегантно одетый, подтянутый мистер И. М. Пей — автор проекта. Он смотрит на меня изучающе сквозь толстые стекла своих очков и с загадочной восточной улыбкой говорит: «Конкурса, действительно, не было… Когда меня пригласил во Францию президент Миттеран, он хорошо знал не меня, а мои работы. Мы очень мило поговорили, мы, кстати, с ним почти ровесники, и я сказал ему: “Господин президент, мне пошел 71-й год. И еще одного архитектурного конкурса я просто не выдержу…”»

И. М. Пей родился в Китае, образование, в том числе подготовку как архитектор, получил в США. Известность пришла к нему довольно поздно — в 1962 году. Ф. Миттеран, судя по всему, принял решение предложить ему работу над «Большим Лувром» после того, как увидел в Вашингтоне построенное Пеем «Восточное здание» Национальной галереи искусств. Пей известен и как архитектор «Конвеншн сентер» в Нью-Йорке, концертного зала в Далласе и многих других сооружений. Интервью он дает очень редко, но мне почему-то не отказал.

— Вы сразу согласились с предложением президента, мистер Пей? — спрашиваю его.

— Нет, — отвечает он, слегка поразмыслив. — Я попросил, чтобы мне дали возможность поближе ознакомиться с Лувром. Мне дали три месяца. Представляете, целых три месяца! И это несмотря на то, что с проектом торопились: ведь строительство должно быть завершено к концу 1988 года. Я работал день и ночь. Проект, конечно же, задевал мое честолюбие. И не потому, что реализация его трудна технически. Нет, мне приходилось строить комплексы и сложнее. Трудность заключалась в том, что это Лувр. Здесь все сплетается воедино: история, культура народа, непрерывность его тысячелетней традиции. Лувр как раз все это и воплощает…

— Лувр переделывался практически постоянно. Вы не первый. Выходит, вы просто продолжаете традицию…

— Не совсем так. Вплоть до завершения в 50-х годах XIX века Нового Лувра, где сейчас расположена картинная галерея, Лувр рос вширь, у меня он растет вглубь.

— И все же чем это вызвано?

— С 1793 года, с того момента, как декретом Конвента Лувр был превращен в национальный художественный музей, да и даже раньше, когда его помещения использовались для нужд Французской академии художеств, он предназначался для размещения и показа художественных коллекций. Места для работы художников, реставраторов, историков в нем практически не было. Я уже не говорю о подсобных помещениях, ресторанах, кафе, туалетах, наконец.

— Ну нельзя же превращать художественный музей в большой супермаркет!

— Нельзя. И особенно Лувр. Франция — не Америка. У французов высокое чувство истории, традиции. Все французские студенты, например, обожают историю, а об американских этого не скажешь. И тем не менее вот вам цифры. Лувр сейчас посещают 2,7 миллиона человек в год. 75 процентов из них — иностранцы. А Центр Помпиду (современный музейно-выставочный и научно-библиотечный комплекс) — 8 миллионов человек, большинство из них французы. Музей «Метрополитен» в Нью-Йорке посещают в год 6 миллионов человек, а Национальную галерею в Вашингтоне, которую мы строили вместе с сыном, — 8 миллионов человек. 6–8 миллионов для такого музея, как Лувр, — нормальная цифра. Но, увы, ее нет. А посмотрим на продолжительность. В «Метрополитен» посетитель проводит в среднем 3,5 часа. В Лувре — 1 час 15 минут. Почему? Ведь коллекция богатейшая. Есть что посмотреть…

Да, коллекция действительно богатейшая. В Лувре традиционно 6 отделов: античного искусства, египетских древностей, восточных древностей, скульптуры, живописи и рисунка, прикладного искусства. Шедевры мирового искусства — Ника Самофракийская, которая встречает посетителей прямо при входе в Лувр на вершине парадной лестницы, Венера Милосская, «Маркиза де ла Солана» Ф. Гойи, помимо «Моны Лизы» есть еще и «Мадонна в скалах» Леонардо да Винчи, уникальные полотна Рафаэля и Тициана, целый зал Рубенса, работы Монтеньи, Веласкеса и Эль Греко, Дюрера и Ван Дейка, Боттичелли и Фра Анджелико. Богатейшая коллекция французской живописи XVII–XIX веков — де Ла Тура, Пуссена, Риго, Давида, Делакруа, Милле, Курбе… В современном каталоге Лувра более 200 тысяч названий. За год не обойдешь!

— А все ли видят посетители? — продолжает Пей. — Далеко не все, конечно. Лувр не приспособлен к длительному noceщению. Родители, когда приходят сюда с ребенком, стремятся поскорее пробежать по наиболее известным залам и вернуться на автостоянку, которая к тому же далеко от Лувра. Туриста тянет поскорее в спасительный отель. Одинокий посетитель без экскурсовода просто в Лувре теряется. Экспозиция устроена бестолково и напоминает лабиринт, из которого невозможно найти выход…

— Так как же вы задумали решить эту проблему…

— Вот вам каска строителя и самый лучший гид по Большому Лувру — мой сын и партнер. Ди-ди, — зовет он. (По-китайски это значит что-то вроде «сынок».).

Пей-младший представляется: Чей Чан Пей и деловито осведомляется: «Сколько у нас времени?»

— Немного, — отвечает отец. — Я тороплюсь, а нам надо еще поговорить.

К моменту нашей встречи Пирамида уже поднялась над Дворцом Наполеона, и на специально устроенной площадке для посетителей ее можно было увидеть целиком. Строительство вступило в завершающий период. Шли отделочные работы. Рабочие настраивали эскалаторы, по которым теперь посетители спускаются в огромный «Зал встречи». Рядом с большой пирамидой — еще три маленьких. Через размещенную слева от ее центра отчетливо виден Павильон Ришелье — парадный вход в Восточный корпус, который тогда все еще занимало Министерство финансов, а теперь там — раздел скульптур. Через ту пирамидку, что установлена справа, — вход в Западный корпус. Если смотреть прямо перед собой, видишь вход в знаменитый «Кур каре», то есть «Квадратный двор» — самую древнюю часть Лувра, где издавна размещался отдел прикладного искусства. В «Большом Лувре» старинный «Кур каре» открылся посетителю по-новому: он увидит найденные здесь при раскопках остатки крепости Филиппа-Августа и первые дворцовые постройки, возведенные двести лет спустя Карлом V.

— Вы замечаете разницу между обычным стеклом и тем, которое покрывает пирамиду? — спрашивает Пей-младший.

— Да, покрытие практически бесцветно.

— Верно. Обычное стекло, если приглядеться, имеет зеленоватый оттенок. Мы делали стеклопокрытие по старинному способу — в печах, а уже потом полировали. Это дало ту идеальную прозрачность, которая позволяет видеть Лувр таким, как он есть…

Под землей Пей и его сын разместили целый город. Тут и рестораны, и кафе, и коммерческий центр, конференц-зал на 420 мест, столовая для персонала, многочисленные рабочие помещения, наконец — огромный подземный гараж, куда прямо с улицы заезжают автобусы с туристами, из-за которых было не проехать по набережной Сены у Лувра, и личные авто. Над этим паркингом ушла в землю четвертая, перевернутая пирамида, через которую лучи солнца проникают на значительную глубину, освещая новое дворцовое подземелье. 60 тысяч квадратных метров дополнительной площади получил Лувр под землей. Работа проделана огромная.

Я стою в самом центре «Зала встречи», проверяя на себе, прав ли был бывший госсекретарь по вопросам культуры, господин Ги насчет той самой зловещей «атмосферы»… Нет, конечно. Пирамида создает ощущение удивительной легкости. И не только потому, что относительно легка сама — всего 180 тонн. В подземных сооружениях всегда ощущаешь, как давит толща земли на каждый сантиметр и помещения, и тела… Не случайно поэтому у многих возникает клаустрофобия — боязнь замкнутого пространства. Здесь видишь небо, видишь все три корпуса дворца, не теряешь ориентации, и поэтому давящего ощущения нет.

Когда я рассказал об этом Пею-старшему, он улыбнулся как-то застенчиво и очень по-китайски, а потом сказал: «Спасибо. Для архитектора — это самая лучшая оценка. Приятно, когда говорят, что понимают замысел, его оправдывают. Но вот когда говорят, что в построенном тобой здании «ничего не давит», — это приятно вдвойне…»

В своем временном кабинете, куда он приезжал наездами из США раз-два в месяц, Пэй открыл мне еще один секрет своих пирамид.

— Главная задача, которая перед нами стояла, — сказал он, — это сделать Лувр настоящим музеем.

— То есть?

— Да, да, не удивляйтесь. До недавнего времени Лувр был сооружением многофункциональным. Это и дворец, и музей, который занимает всего половину его площади, и административное здание, включая Министерство финансов. Поэтому с самого начала работы над проектом «Большой Лувр», а наша пирамида — это лишь часть его, было решено, что Лувр будет музеем и только, а все другие учреждения и службы, включая Министерство финансов, переселятся отсюда в другое место.

— Короче говоря, вернутся к решению Конвента, объявившего Лувр «музеем и только»?

Да, но создать надо музей современный. А в нем положено иметь 50 процентов площади для экспозиции, другую же половину отдать под подсобные и служебные помещения. Вопрос вставал, где их взять? При условии, если в современном Лувре служебные помещения составляют всего 7–8 процентов его площади. Переезд Министерства финансов в новое здание из Восточного корпуса, который передан музею, дает эти искомые 50 процентов. Но разместить в самом дворце служебные помещения, которые музею необходимы, невозможно. Здание старое. Планировка его годится для выставочных залов, но, увы, не для размещения современной техники и разного рода реставрационного оборудования. Не меняя плана дворца, построить 60 тысяч квадратных метров дополнительных сооружений было нереально. Тогда и пришло решение — сохранить Лувр в неприкосновенности, добавить музею 50 процентов освобождаемой Министерством площади, а служебные помещения перенести под землю. Единственным местом для этого был Двор Наполеона, где до начала строительства размещалась автостоянка. Именно в этом дворе, как говорим мы, архитекторы, размещен центр тяжести Лувра. Здесь и должна была встать Пирамида.

— И все же, почему именно пирамида?

— Сложность проекта заключалась вот в чем. Из-за близости Сены котлован не мог быть глубже 8 метров. Но такая глубина недостаточна для вентиляции, не позволит пробиться в подземные здания необходимому для них в таком сооружении дневному свету. Они не смогут то, что называется соприкоснуться с небом. Для меня главное было — это свет. Отсюда — идея прозрачной пирамиды. Она давала свет, простор, объем. Снизу видно, где находишься, с самого начала знаешь, что ты в музее. Этому еще поможет и соответствующее оформление «Зала встречи», где будут продаваться входные билеты, будет размещена схема музея, по которой, стоя в центре пирамиды, будет предельно легко сориентироваться в экспозиции…

— Пирамида. С этим всегда ассоциируется Древний Египет…

— Общее — только форма. Но пирамида существует и в самой природе. Каменные, тяжелые пирамиды для фараонов в Египте — это здания для мертвых. Моя пирамида стеклянная, легкая, она для живых. Через нее видно небо.

— Парадокс. Пирамида — это вроде бы нечто древнее. Ваше сооружение в виде пирамиды, наоборот, ультрасовременное. Отсюда и шла вся критика: считали, что соседство древнего Лувра с таким модерном неестественно.

— Архитектура и стиль новых сооружений в проекте «Большой Лувр», я согласен, должны были быть нейтральными. Особенно в том, что касается построек во Дворе Наполеона. Но пирамида — это и есть как раз наиболее нейтральная форма, к тому же позволяющая достичь беспрепятственного обзора и легкости. С квадратным сооружением это невозможно. Более того, пирамида в том виде, в каком она была задумана, не нарушала традиций французской «архитектуры пейзажа», классиком которой был Ленотр.

Стеклянная пирамида Лувра во дворе Наполеона служит главным входом в Лувр и является одним из символов Парижа. Строилась с 1985 г. по 1989 проект создал знаменитый американский архитектор китайского происхождения Бэй Юймин

Покидая тогда луврскую новостройку, я не мог сказать самому себе окончательно, что я «принял» Пирамиду Пея. Аргументы разбивались о контраргументы. Ну вот взять хотя бы столетние деревья во Дворе Наполеона… Мне потом объяснили, что их убрали потому, что это не соответствует традиции. Французы, оказывается, любят видеть архитектурное сооружение без помех, и поэтому парадные дворы дворцов — без единого деревца, разве что скульптуры можно установить. Они и были установлены рядом с Пирамидой, в том числе снесенная во время революции 1789 года статуя Людовика XIV. И все же…

«Принять» Пирамиду все же проще, чем Францию, ее народ, его обычаи, нравы. Пей-старший говорил о «тысячелетней истории Франции в ее непрерывности». На мой взгляд, это своего рода ключ к пониманию уникальности французов как нации, которую русская нация, тоже тысячелетняя, всегда воспринимала с известной долей ревности. Отсюда и перепады в нашем к ней отношении на протяжении веков — то отрицание всего французского, то, напротив, — слепое копирование. Истина все же посередине.