Конец пунической монархии

Мир, который последовал после войны с Тимолеоном, продержался примерно до 325 года до н. э. Именно в это время моряк из Массалии (совр. Марсель), Пифей, получил разрешение пройти через Гибралтар и обследовать западные и северные берега Европы. Как мы уже говорили, отношения между Карфагеном и Марселем улучшились, благодаря вмешательству Кере за сорок лет до этого. Подобное ослабление запрета, налагавшегося обычно на иностранных моряков, было бы необъяснимым, если придерживаться современных взглядов на торговлю Карфагена (к которым давно уже присоединился автор этой книги), а именно что карфагеняне имели монополию на торговлю оловом с Корнуоллом, которая шла по морю через порты Гаскони, Пуату и Бретани. Римско-пунический договор 348 года до н. э. ввел новые запреты на эту торговлю, впервые сформулированные в 509 году. Римлянам, например, было запрещено торговать с Сардинией и Ливией (за исключением Карфагена), а также с Испанией. Мы уже говорили, рассказывая о плавании Гимилько, что на побережье Франции и Британских островов археологи не обнаружили ни одного пунического предмета, и это заставляет нас сделать вывод, что Карфаген никогда не контролировал Атлантическое побережье к северу от Галисии и мыса Финистерре в Испании, хотя его присутствие здесь ощущалось. С другой стороны, олово с островов Силли (самая южная точка Англии) давно уже поступало в Марсель – его везли по рекам Галлии. Так что плавание Пифея никак не затрагивало коренных интересов Финикии, и этот мореплаватель хотел лишь отыскать новый путь в регион, который уже входил в сферу экономических интересов его родного города. Этот факт подчеркивает исключительно дружеский характер жеста Карфагена, который разрешил Пифею пройти в Альборанское море через Геркулесовы столпы и, естественно, заходить в финикийские порты на побережье Португалии. В свете этих фактов мы должны признать, что финикийцы и карфагеняне могли, ради общих интересов, на какое-то время позабыть о своих разногласиях.

Высказывалось предположение, что улучшение отношений между Карфагеном и Марселем было вызвано страхом перед вторжением Александра Македонского. И вправду, если карфагеняне и лелеяли надежду увидеть свою метрополию независимой, а восток – свободным, то все их надежды были очень быстро и жестоко разбиты. Во-первых, Артаксеркс III Охус, после жестокого подавления финикийского восстания в 345 году до н. э., снова подчинил себе Египет. Через двенадцать лет после битвы при Иссе (333 год до н. э.) Александр ворвался в Сирию. Сидонийцы, еще не оправившиеся после прежней войны, с радостью приветствовали нового завоевателя. Тиру удалось избежать войны с Охусом; его правители решили, что настало время обернуть сложившуюся ситуацию себе во благо. Под предлогом помощи персам в отражении агрессии Тир собрал мощный флот, часть которого находилась в Эгейском море. Военные действия возглавил царь Азмилк, который действовал совместно со Спартой и Афинами. Он надеялся, что распад Персидской империи и слабость македонского флота позволят Тиру обрести независимость. Это было время великой жертвы ради возрождения Мелгарта – жертвы, идею которой подал Хирам. Карфаген отправил присутствовать при этом событии свою делегацию. Александр заявил, что он сам явится и принесет эту жертву, надеясь стать властелином Финикии. Однако Азмилк ответил, что ворота города будут для него закрыты.

Пунические послы, вероятно, одобрили этот решительный шаг. Однако, когда Тир был осажден, а другие города попали в руки македонской армии, правительство Карфагена решило воздержаться от вмешательства в войну. Азмилка предупредили, чтобы он не ждал помощи от Карфагена, хотя всем мирным жителям, которые бежали в этот город еще до закрытия гаваней, был обещан приют. Члены карфагенской делегации оставались в Тире до конца, а когда город пал, укрылись вместе с царем в храме Мелгарта. Они были отпущены на свободу, но Александр предупредил их, что вскоре вторгнется и в их страну. Впрочем, смерть помешала Александру выполнить эту угрозу. Тем не менее жажду завоеваний, которую он породил у греков, можно было утолить лишь за счет африканской метрополии.

В Сиракузах конституция Тимолеона продержалась совсем недолго. После беспорядков, начавшихся в 330 году до н. э., глава демократической партии – сын гончара по имени Агафокл – в 316 году захватил власть. Ему помог карфагенский генерал, который в то время командовал войсками на Сицилии и которого звали Гамилькар. Этот генерал через три года заключил договор с тираном, согласно которому он был признан правителем всех греков, находившихся под властью Карфагена, и в особенности жителей Агригентума, которые до той поры яростно отстаивали свою независимость. Есть все причины соглашаться с Белохом, который считал этого Гамилькара членом семьи Ганнона Великого[30]. Он вполне мог быть племянником Гиско, сына которого тоже звали Гамилькаром. В любом случае человек, о котором идет речь, из-за своего соглашения с Агафоклом был заподозрен в измене. Некоторые даже предположили, что он, с помощью сиракузцев, хотел стать тираном Карфагена. Он подвергся штрафу (Юстин утверждает, что его тайно приговорили к смерти), а после его гибели командиром войск на Сицилии стал сын Гиско. Последний, вероятно, вместе с постом командующего получил и царскую власть (но ее мог получить и его тезка). Во всяком случае, позднее он, несомненно, обладал этой властью. Этот факт, как и в случае с Бомилькаром несколько лет спустя, свидетельствует о том, что прежняя династия еще не утратила своего влияния и что старейшины, не доверявшие ей, не могли от нее избавиться. Сын Гиско добился очень важных уступок, ибо, несмотря на решения, принятые после битвы при Кримисе, для него был создан элитный батальон, состоявший из 2 тысяч дворян. Кроме того, было призвано 10 тысяч ливийцев, тысяча этрусских наемников, 200 колесничих той же национальности и тысяча иберийских метателей пращи, а также построено 130 галер. Этот флот был сильно потрепан штормом, но Гамилькар набрал еще больше бойцов на Сицилии. Летом 311 года до н. э. он встретился с войском Агафокла у Экнома и разгромил его. Эта победа позволила карфагенянам взять под свой контроль почти весь остров, кроме Сиракуз, где Агафокл приготовился к длительной осаде.

И тогда тиран изменил ход войны, сделав столь безрассудный шаг, что понять его смогли только современники Александра. Он бросил Сиракузы на произвол судьбы и перенес войну в Африку. Этот маневр мог закончиться успехом только в том случае, если он производился в полной тайне, и одним из достижений Агафокла стала его способность вооружить флот и армию так, чтобы карфагеняне не догадались о его намерениях. Ему удалось также обмануть расчеты врага, флот которого блокировал гавань Сиракуз, а 20 августа 310 года до н. э. он сумел избежать погони и высадил свою армию на Кап-Боне, неподалеку от знаменитых карьеров Эль-Хауарии.

Руководители Карфагена не могли даже представить себе подобное развитие событий и не предприняли никаких мер для отпора Агафоклу. Несомненно, на границе с Ливией стояли войска, но в окрестностях Карфагена и в самом городе не было ни одного солдата или магистрата, который имел бы опыт в мобилизации войск или в руководстве ими. Это мог сделать лишь царь, а он находился на Сицилии. Агафокл несколько дней опустошал Кап-Бон, не встречая никакого сопротивления. А Кап-Бон был тем местом, где карфагеняне имели свои самые лучшие владения, и полуостров был покрыт процветавшими поселениями. Агафокл начал с того, что «сжег свои корабли» (отсюда и пошло это знаменитое выражение), а потом захватил и разрушил два города: Мегалополис и Белый Тунис, точное местоположение которых нам неизвестно. (Впрочем, мы знаем, что Белый Тунис нельзя отождествлять с современным Тунисом, где Агафокл поселился позже.)

Вести об этих событиях достигли Карфагена в очень искаженном виде – они не имели ничего общего с реальностью. Они, естественно, вызвали в городе возмущение и панику. Когда горожане немного упокоились, старейшины официально обвинили командиров флота в том, что они не выполнили своих обязанностей, и назначили военачальниками Ганнона и Бомилькара, которые, если верить Диодору, принадлежали к соперничавшим семьям. Бомилькар был племянникам Гамилькара, первого союзника Агафокла, и, вероятно, принадлежал к дому Ганнона Великого, как и царь Гамилькар, сын Гиско, чей титул вскоре перейдет к нему.

Члены династической фракции вынуждены были подчиниться традиционному правилу, которое гласило, что царь не может встать во главе войска, но генералом должен был быть член его семьи. Бомилькар не пользовался популярностью у аристократии, поскольку принадлежал к числу убежденных монархистов, которые мечтали установить в Карфагене самодержавие. Поэтому к нему приставили Ганнона, которому велели не спускать с него глаз. Все горожане, способные носить оружие, были мобилизованы, и Ганнону с Бомилькаром удалось собрать 45 тысяч человек – почти в три раза больше того, что имел Агафокл. Однако ему удалось завязать битву в том месте, где он имел преимущество, поскольку карфагеняне не сумели правильно разместить войска, а их генералы не были способны координировать свои действия. Ганнон, шедший во главе своей фаланги, вскоре был убит, и Бомилькар (из-за измены, как сообщает Диодор) приказал начать отступление, которое вскоре превратилось в бегство.

Это неожиданное поражение, последовавшее после столь же неожиданного нападения, привело к фанатичной реакции карфагенских генералов. Финикийцы, как и евреи, верили, что политический разгром послали им боги в наказание за то, что они изменили своей вере. Было решено, что ответственные за поражение лидеры должны, в знак раскаяния, принести себя или кого-нибудь вместо себя в жертву. Возмущение народа в ту пору было, вероятно, очень сильным, ибо многие люди считали религиозные реформы, проводившиеся с начала века, совершенно неприемлемыми. Как мы уже видели, новые культы одобрялись в основном аристократией; дверь иностранному влиянию открыло благородное сословие. Поэтому гнев народа, вне всякого сомнения и к огромному облегчению Бомилькара, обратился против аристократов, а его подозрительное или, по крайней мере, неудачное командование было забыто. В качестве жертв было выбрано триста детей благородного происхождения; однако родители сумели спасти их, заменив детьми рабов. Этим детям было уже несколько лет от роду; их клали на руки ужасного идола, и они падали в огонь святилища.

Однако Агафокл не смог атаковать сам город Карфаген, поскольку он к тому времени был уже, вероятно, хорошо защищен. Тогда он вернулся в Тунис и расположил под его стенами свое войско, отрезав Карфаген от материка. После этого он начал совершать грабительские набеги на окружавшую местность, стремясь заставить ливийцев порвать союз с Карфагеном. Во время первого набега он опустошил Бизациум и захватил Гадрументум.

Тем временем царь Гамилькар отправил на помощь африканским городам войска, а сам продолжил осаду Сиракуз. Летом 309 года до н. э. он снова попытался взять этот город штурмом, но попал в плен и был замучен до смерти. Его голову отослали Агафоклу, который, по словам Диодора, сам явился к Карфагену, чтобы показать ее жителям города. Они пали ниц перед останками Гамилькара; это говорило о том, что монархия по-прежнему внушает людям религиозное благоговение. Бомилькара провозгласили мелеком, наделив его полной властью на всех фронтах.

Агафоклу же пришлось смириться с отсутствием дисциплины в своей армии, поскольку солдаты к тому времени уже поняли, что добиться решающей победы над врагом им не удастся. Он сумел подавить первый бунт и разгромить армию, которую удалось собрать и направить ее из города. После этого он занялся интригами, в ходе которых надеялся добиться завершения войны. Один из соратников Александра, Офеллас, создал для себя княжество в Киренаике. Агафокл пообещал отдать ему Карфаген, если он поможет захватить этот город. Когда же, после тяжелого перехода через пустыню Сиртики, Офеллас явился под стены Карфагена, сиракузец убил его и подчинил себе его войска[31].

А тем временем в Карфагене разворачивались драматические события. Не успев обрести власть, Бомилькар сделал попытку стать самодержавным монархом. Для этого он отослал большинство офицеров благородного происхождения сражаться подальше от дома и собрал в одном из пригородов войско, на которое мог положиться. Эта армия состояла в основном из наемников. После этого Бомилькар двинулся в центр города, но люди, которые до этого поддерживали его борьбу с аристократией, не захотели признать его тираном. Молодежь взялась за оружие и с высоких зданий, выходивших на агору, обрушила град стрел на диссидентские войска, вытеснив их из центра и заставив сдаться. Наемники бросили царя; он попал в руки разгневанных аристократов, которые наконец получили возможность разделаться с ним. Вся сдерживаемая до сих пор ненависть против него и его предков вырвалась наружу. Теперь они могли отомстить ему за страх, в котором вынуждены были жить, и за ужасную гибель своих детей. Царь был подвергнут пыткам, а потом распят на главной площади. Но, прежде чем он умер, у него хватило сил, как пишет Юстин, выкрикнуть, что он ненавидит своих мучителей за то, что они казнили Ганнона Великого, сослали Гиско и плели интриги против Гамилькара. Пуническая монархия, в буквальном смысле слова, умерла на кресте. И хотя она не была отменена, номинальные носители этого титула больше уже не обладали ни политической, ни военной властью. Это было просто почетное звание. Они не оставили в истории никакого следа, и до нас дошло имя лишь одного из них. (Это был Бомилькар II, зять Гамилькара Барки.)