Гамилькар у власти. Завоевание Испании

Аристократию Карфагена погубила самоуверенность – она не сомневалась в прочности своей власти. Однако за несколько предыдущих лет в Карфагене выросла народная партия.

Война с Римом погубила военно-морской флот, привела к обнищанию горожан, и многие моряки и грузчики в порту остались без работы. Мы можем получить представление о том, как усилилась конкуренция предприятий Кампаньи, изучив предметы, представленные в гробницах того периода. Среди них становилось все больше и больше итальянских товаров. Так что ремесленники и владельцы магазинов тоже нищали, а ведь они составляли большинство населения Карфагена! Сначала люди боялись наемников, но не хотели снова оказаться под гнетом крупных землевладельцев, интересы и цели которых противоречили интересам простого народа. Поэтому народные массы объединились вокруг молодого человека по имени Гасдрубал, который, несомненно, был аристократического происхождения, но нам неизвестно, кем были его предки. Гамилькар Барка, избавившись от Ганнона, несомненно, получил от него помощь. Барка скрепил союз с Гасдрубалом, отдав ему в жены одну из своих дочерей. В 238 году до н. э. Гасдрубал обратился к тестю за помощью. Он, вероятно, сумел добиться принятия закона, ограничивавшего власть Одной Сотни и Четырех, ибо с тех пор не было ни одного случая, чтобы этот ужасный трибунал осудил кого-нибудь из генералов. Люди потребовали вернуть им право самим выбирать военачальников: Ганнон был дискредитирован в ходе пропагандистской кампании и окончательно и бесповоротно отстранен от командования, а Гамилькар был официально объявлен единственным главнокомандующим в Африке. Ганнон же остался членом совета старейшин и многие годы был активным лидером непримиримой оппозиции, пока наконец не передал свой пост сыну.

Полибий сообщает нам, что во время 2-й Пунической войны граждане Карфагена имели больше политических прав, чем римляне. Во времена Аристотеля все было наоборот. Таким образом, в III веке до н. э. в Карфагене, должно быть, была проведена полная реорганизация пунических институтов в пользу народа. Эта реформа, вероятно, была осуществлена после войны с Римом, ибо мы знаем, что во время этой войны все аристократические институты сохранялись в неизменном виде. Скорее всего, эта реформа пришлась на 237 год и, несомненно, привела к усилению власти Народного собрания и передаче исполнительной власти от постоянных комитетов, формируемых старейшинами, в руки магистратов, которые избирались собранием ежегодно. Именно тогда, или, по крайней мере, так думает автор этой книги, два суффета, которые в будущем стали избираться народом, сделались истинными гражданскими лидерами пунической республики. Когда определяли их статус, за образец, вероятно, взяли римских консулов, но суффеты никогда не командовали армиями и больше напоминали преторов, чьи функции были преимущественно судейскими. Гамилькар хорошо знал о непостоянстве жителей Карфагена и позаботился о том, чтобы не попасть от них в полную зависимость. Более того, для проведения в жизнь своих планов ему нужна была непрерывность власти, которую ежегодно сменяемые магистраты обеспечить ему не могли. И наконец, он был солдатом, а не политиком. По этим причинам конституционные реформы стали только первым этапом баркидской революции. Во время второго этапа Гамилькар планировал создать за пределами Африки военное государство, в котором он стал бы единственным правителем.

Создание такого государства было необходимо и для подготовки новой войны с Римом. Ведь даже если бы Гамилькар сумел забыть о своей ненависти к Латинской республике, римляне бы ему сразу об этом напомнили. Как только в Африке воцарился мир, Барка получил разрешение послать на Сардинию экспедиционный корпус. Договор с Лутацием делал эту операцию совершенно законной. Рим еще не успел захватить этот остров, который покинули восставшие наемники, обратившиеся к нему за помощью. Магистраты финикийских городов продолжали исполнять свои обязанности, а вожди сардинских племен, живших в глубине острова, по-прежнему правили своими народами и оставались сторонниками Карфагена. Тем не менее римский сенат, не доверяя Гамилькару, воспринял его действия как агрессию и, недолго думая, объявил Карфагену войну. О военных действиях не могло быть и речи: Гамилькар вынужден был отказаться ото всех своих прав на Сардинию; более того, ему пришлось согласиться на выплату 1200 талантов в добавление к тем суммам, которые были согласованы в 241 году до н. э.

Действия Рима, вероятно, были самыми циничными с момента начала его завоевательных войн, и их с возмущением восприняли везде, вплоть до Греции. Нет нужды описывать гнев карфагенцев. В людях вспыхнула жажда мести, о которой Гамилькар мечтал с момента Эрикса. Патриотический подъем сопровождался мистическим кризисом. Он произошел во время знаменитого жертвоприношения Баал Шамину, когда маленький Ганнибал, которому было тогда всего девять лет, поклялся в вечной ненависти к Риму. Рассказ об этой драматической церемонии дошел до нас в нескольких источниках, которые описывают примерно одну и ту же картину, а это свидетельствует о том, что так на самом деле и было. Нашими источниками являются труды Полибия, Корнелия Непота, Валерия Максима и Силия Италика.

Эта впечатляющая церемония освятила начало великого предприятия Гамилькара, которому он отдал последние годы своей жизни. Стремясь возродить величие Карфагена и одновременно отомстить за его поражения, он решил снова обратиться за помощью к Испании, которая первой привлекла внимание тирийцев к Западу и позволила им закрепиться в Африке. Более восьми веков финикийцы эксплуатировали природные и людские ресурсы Иберийского полуострова. Тем не менее они, по сравнению с другими странами Античности, оказались такими богатыми, что казались еще совсем нетронутыми. Мы уже продемонстрировали и, в отличие от древних и современных историков, сумели доказать, что карфагенянам так никогда и не удалось добиться полного контроля над этими ресурсами. Они сумели подчинить себе только колонии Тира на южном побережье Иберии – древний Гадес, Абдеру, Секси и Малагу. Тартессианцы, жившие на побережье Альборанского моря, вступили в контакт с финикийцами и переняли их язык и образ жизни, хотя те и отличались от господствовавших в Африке. Созданная ими коалиция оказалась достаточно сильной, чтобы вытеснить греков назад в Каталонию. Когда-то они пытались создать свои торговые поселения на восточных берегах Иберийского полуострова. Греки жили теперь лишь в Эмпории и Роде, под пристальным наблюдением враждебных им племен. В IV веке Карфаген, по-видимому, совершал опустошительные набеги на внутренние районы Испании; порой ему удавалось заставить владельцев горных рудников отдавать ему большую долю добытой руды, право на экспорт которой принадлежало Карфагену. Но ему так и не удалось полностью подчинить себе иберов, и, пока подобный тип протектората был выгоден Карфагену, он не ощущал необходимости устанавливать над этими племенами прямой административный контроль, подобный тому, который был установлен в Африке.

Гамилькара не удовлетворяло положение дел, которое его предки считали вполне приемлемым. В его планах, несомненно, эксплуатации минеральных ресурсов Испании отводилась очень важная роль, ибо она должна была обеспечить его средствами для выплаты контрибуции, которую требовали жадные римляне. Это должно было разрушить все планы итальянских купцов, которые надеялись, обескровив Карфаген, нанести его экономике сокрушительный удар. Доходы от рудников должны были также покрыть расходы на строительство нового флота и осадных машин, а если распределить это богатство с умом, то оно должно было укрепить власть баркидской партии. И наконец, испанское золото и серебро поможет Карфагену купить себе союзников по всему миру и изолировать Рим. Союзниками могут стать независимые народы Африки, кельтского мира, Греции и Востока и даже Италии. Сто лет назад Филипп Македонский продемонстрировал всему миру, как далеко могут завести человека амбиции, если они опираются на неистощимые запасы денег. Но, чтобы получить необходимое количество ресурсов, десятой части испанского производства металлов было совсем недостаточно. Их добычу надо поставить под строгий контроль и внедрить более совершенные технологии, вроде тех, что создали македонцы на своих рудниках в окрестностях Филиппи, а также Птолемеи в Египте. Этого можно будет достичь только после завоевания Андалузской равнины и окружавших ее гор, а также путем создания передовых постов в Эстремадуре и Ламанчи, чтобы помешать кельтским и кельтиберийским племенам Месеты совершать набеги на районы рудников.

Однако, по замыслу Гамилькара, не только Испания, в случае новой войны, должна была спасти Карфаген от обнищания, из-за которого он вынужден был заключить мир с Лутацием. Он хотел, в первую очередь, создать необходимую политическую и военную власть, которая позволила бы ему в подходящее для него время осуществить свои планы, не опасаясь Рима или политических неурядиц у себя дома, где демократический режим мог быть уничтожен олигархической реакцией. Единственным способом достижения необходимой ему стабильности было обретение независимости путем создания колониальной военной монархии, вроде тех, что появились в восточной части Средиземноморья после смерти Александра Македонского. Эти монархии основывались на мощи и доктрине лидерства, с помощью которых авантюрист, ставший во главе преданной ему армии, мог использовать для своих нужд труд подвластных ему народов. Но сначала их надо было завоевать.

Испания лучше всего подходила для его замыслов. Эта страна располагалась достаточно далеко от Рима, чтобы сенат проявил к ней интерес, поэтому, в случае возникновения здесь нового государства, Рим не ощутит угрозы для себя. По той же самой причине карфагенским врагам Баркидов будет трудно контролировать законность их действий, и даже если их возмутят какие-нибудь нарушения, людей вряд ли встревожат события, происходящие далеко от дома. Более того, оба народа, составлявшие большинство населения Испании, иберы и кельты, давно уже создали у себя традиции войны и приключений. Эти народы уже привыкли жить в обществе, а их этика и религия прославляла превыше всего храбрость и верность воинов по отношению к своему вождю. Эта верность подкреплялась мистическими ритуалами, которые внушали воинам, принимавшим в них участие, мысль о том, что лучше погибнуть вместе с вождем, чем обесчестить себя. Обучив этих головорезов, исполненных рыцарского духа, военному делу и дисциплине, можно было превратить их в непобедимых бойцов. Так армия Баркидов сохранит свой профессионализм, которым она всегда славилась, и будет воевать из чувства преданности вождю, а не патриотизма, что избавит ее от той нестабильности, которая так сильно проявилась во время наемнической войны.

Гамилькар уже проделал большую работу на пути реализации своих амбиций, когда, в ходе этой войны, призвал народ Карфагена рассудить его спор с Ганноном Великим. После этого армия стала сама выбирать генералов, предоставив гражданским властям право ратифицировать этот выбор. Подобный режим мог очень легко превратиться в военную анархию, как это происходило, время от времени, в Римской и Османской империях. Однако существовали психологические факторы, которые мешали этому. Они состояли в специфической комбинации популярных в эллинском мире идей с чисто финикийскими традициями. Великие войны IV века до и. э. отдали судьбу цивилизованного мира в руки солдат удачи, которые бросали свои дома и семьи и поклонялись одному богу (или скорее богине) – Фортуне (Тихе у греков). Естественно, большинство из них не считало удачу случайной, а верило, что некие мистические законы даровали ее одним и отнимали у других. Те командиры, которым она улыбалась, привлекали к себе самые лучшие войска и благодаря им приобретали богатства и царства, созданные мечом. Уцелевшие правители стран, которые сопротивлялись преемникам Александра, стремились придать своему правлению хотя бы видимость стабильности, и преобразовывали простые суеверия в некоторое подобие теологии, которая должна была придать законность их успехам. Они в полной мере использовали увлечение людей мистическими религиями, в которых искали утешения тысячи невинных жертв жестокого времени. Многим царям удавалось убедить своих солдат и подданных в том, что они правят по божественному соизволению. Удача дала им корону, исполняя волю провидения, которое правит миром, и некоторых связанных с ним божеств. После их смерти та же самая Фортуна переходила по наследству к их законным преемникам. Так родилась династическая религия, которая в течение двух или трех веков создавала ощущение непрерывности власти. Эта власть передавалась четко установленным путем в монархиях, возникших после распада Македонской империи.

Гамилькар Барка и его преемники перенесли эти идеи в Пунический мир и приспособили их к национальной религии.

Баркиды, вероятно, принадлежали к старой карфагенской аристократии, в состав которой входили потомки первых кланов. Они ревниво охраняли религиозные традиции метрополии, о чем свидетельствуют слова клятвы, которую принес в 216 году Ганнибал, вступая в союз с Филиппом V, царем Македонии. Пантеон, к которому потом обращался Ганнибал, был не городским пантеоном, а его собственным или скорее пантеоном его предков. Главным в нем был Баал Шамин, повелитель небес, которого греки звали Зевсом и которого в Карфагене заменил Баал Хаммон. Лидером второй божественной триады был Геракл или Мелгарт, «Царь города», Господин Тира, которого в Карфагене теоретически очень уважали, но чьи храмы навещали довольно редко. Об этом сообщает нам Диодор, подчеркивая, что имя Мелгарта и его изображения встречаются на пунических памятниках довольно редко.

Баал Шамин и Мелгарт были главными богами Баркидов. Первому из них принес жертвы Гамилькар, отправляясь в Испанию. Именно тогда Ганнибал поклялся в вечной ненависти к римлянам. Накануне сражений повелитель небес являлся к Ганнибалу во сне и обещал ему помощь. Что касается Мелгарта, повелителя святилища в Гадесе, то он считался покровителем всего Иберийского полуострова и в этом качестве был особенно полезен завоевателям Испании.

Баркиды начали собирать бойцов в семейном пантеоне, давая понять, что им покровительствуют боги. Потом они, не колеблясь, пошли дальше: на монетах, которые Ганнибал чеканил в Картахене, он и его отец отождествлялись с Гераклом-Мелгартом; рядом с изображениями их голов, увенчанных лавровыми венками, красовалась и палица Геракла. Отождествление живых людей с богами было невиданным явлением в семитской религии. Самое большее, на что осмеливались карфагеняне, – это обожествлять кое-кого из своих умерших, особенно тех, кто добровольно покончил с жизнью, принеся в жертву себя самого или тех, кто его заменил. С другой стороны, греческие цари постоянно отождествляли себя с богами, особенно с Гераклом. Таким образом, Баркиды полностью изменили старый культ Тира, желая, чтобы он соответствовал целям их политики. Вероятно, именно они установили в священном храме Гадеса (этой святая святых, где нет других идолов языческого культа) статуи Геракла в греческом стиле и Александра Великого, который заявлял, что его предком был Геракл. И их совершенно не волновало, что Тир был уничтожен именно Александром!

После того как солдаты подверглись обработке политической и религиозной пропагандой, Баркиды решили, что теперь можно не сомневаться, что они все время будут голосовать за одного из родственников Гамилькара. И вправду, сначала войска избрали своим вождем его зятя Гасдрубала, а после его смерти – Ганнибала.

Однако захваченная Испания не стала для Карфагена новой провинцией, которая могла бы заменить утерянные Сицилию и Сардинию. На самом деле это было новое независимое государство, которым полностью и безраздельно управляли Гамилькар Барка и его преемники. Мы полагаем, что он планировал это с самого начала. Однако Баркиды добились безраздельной власти не сразу, а лишь после того, как это новое государство окрепло.

В течение девяти лет, проведенных Гамилькаром в Испании, времени на воплощение в жизнь своих политических планов у него так и не появилось. Ему пришлось постоянно воевать с коренным населением, которое никак не хотело признавать его власть, и в ходе этой борьбы он был убит. Сначала он высадился в Гадесе и создал здесь свою штаб-квартиру. И хотя город сохранил свою автономию, он стал прекрасной базой, откуда можно было вести завоевания долины Гвадалквивира – первой цели Гамилькара. Эту долину населяли турдетанцы, которые представляли собой западную ветвь древнего тартесского народа, разгромленного двумя веками ранее. Они не оказывали особого сопротивления, поскольку, очевидно, уже находились под сильным влиянием финикийской пропаганды и к тому же не отличались особой воинственностью. В любом случае с 235 года до н. э. Гамилькар контролировал все рудники, расположенные в горах, которые окружали верхнюю долину реки. Именно тогда в Гадесе и начали чеканить серебряную монету, которая своим высоким качеством сильно превосходила убогие деньги, выпускавшиеся Карфагеном в конце войны наемников. Все серебро, которое добывали в рудниках Испании, делилось на три части: одна отправлялась в Карфаген, вторая отдавалась в распоряжение магистрата Гадеса в благодарность за его помощь, а из третьей Гамилькар чеканил свою собственную монету, что свидетельствовало о его стремлении к независимости.

Турдетанцы очень быстро достигли соглашения с Карфагеном, но кельтиберийские племена, занимавшие Месету, никак на это не шли. Они ни в какую не хотели смириться с мыслью, что соседи, которых они всегда грабили, попали под власть пришельцев, заставивших уважать себя. Вожди по имени Истолатий и Индорт напали на новое государство. Они были разбиты, а Индорт попал в руки Гамилькара. Карфагеняне долго его пытали, выкололи ему глаза и в конце концов распяли. Это было сделано для того, чтобы показать непокорным, что Гамилькар собирается установить свои законы и порядки во всей стране, используя все имеющиеся у него средства, ибо, по словам Страбона, наладить цивилизованную жизнь в Испании было невозможно из-за грабителей, вероломства и наглости вождей небольших племен.

В том же самом 235 году до н. э. на Сардинии вспыхнуло восстание против римлян. Византийский историк Зонарас пишет, итальянским купцам, находившимся в это время в Карфагене, не давали торговать, что вполне вероятно. Как мы уже видели, африканский рынок заполнили товары кампанских предприятий, поскольку договор с Лутацием отменил все протекционистские запреты, существовавшие ранее. Кампанские купцы были крайне непопулярны. Рим, однако, занял непримиримую позицию, поскольку консулом в это время был Атилий. Карфагенским магистратам снова пригрозили войной, но они принесли свои искренние извинения, которые были приняты. Скорее всего, вести себя благоразумно посоветовал им Гамилькар, поскольку новая война с Римом грозила разрушить все его планы.

В течение нескольких последующих лет Гамилькар обратил внимание на районы, лежавшие восточнее Гибралтарского пролива. На восток от Альборанского побережья располагались старые колонии Тира: Секси, Абдера и Малага. Они были ровесниками Карфагена и населены финикизированными тартессианами, которых римляне называли Бастуло-Фини. Другой народ того же происхождения, бастетанцы или мастианцы, управляли территорией, тянувшейся до самой Мурсии. Они не оказали особого сопротивления войскам Гамилькара, как и их северные соседи, дейтаны.

Таким образом, пуническая армия дошла до границы иберов, большого народа, населявшего все Средиземноморское побережье полуострова, от Аликанте до Пиренеев и далее, до самого устья реки Эро. Они, вероятно, приходились близкими родственниками тартессианам, но были более гордыми и воинственными. Южные племена иберов, по-видимому, обладали сильно развитым артистическим чувством, которое помогло им создать прекрасные скульптуры и керамические изделия по греческим образцам, но отличающемся особой оригинальностью и красотой. В этом отношении они были гораздо одареннее карфагенян, и мы можем только сожалеть о том, что последние погубили культуру, достигшую в III веке до н. э. своего расцвета.

Наступление пунической армии, столкнувшись со столь грозным противником, сильно замедлилось, но Гамилькару все-таки удалось занять Кабо-де-ла-Ньяо. В горной стране в глубине полуострова располагались многочисленные иберийские города. В 231 году Гамилькар перенес свою ставку в город Акра Левка, или Белый Мыс. Ученые полагают, что он стоял в Альбуферете, очень близко от Аликанте, где испанские археологи раскопали крайне важные иберийские кладбища, содержащие огромное количество пунических предметов. Перенос ставки должен был успокоить обидчивых жителей Гадеса, а также продемонстрировать, что Гамилькар намеревается продвигаться дальше на север, вероятно до иберийской границы.

Эти действия не замедлили возбудить тревогу у греков Каталонии. Сами они ничего не могли предпринять, но привлекли внимание Рима к тому, что происходит, используя своих марсельских соотечественников в качестве посредников. Сенат отправил в Испанию группу людей, которые должны были увидеть все своими собственными глазами. Гамилькар встретил их тепло, провел по рудникам и объяснил, что его единственная цель – доставить Карфагену средства для выплаты контрибуции. Отцы вернулись в Рим, удовлетворенные этим.

До этого карфагенянам удалось покорить лишь побережье. После создания ставки в Акра Левке Гамилькар решил пойти войной на могущественные племена внутри Иберийского полуострова, с которыми он уже вступил в контакт во время своего набега на Индорта. Он пошел вдоль реки Хукар вглубь, а его зять Гасдрубал напал на них с юга. Небольшой армии Гамилькара противостояла вся масса оретанских кельтиберов, которые господствовали в Ламанче. Карфагенянам пришлось отступить, но, когда они переправлялись через Хукар, на них внезапно напали враги. Гамилькар утонул в реке (229 до н. э.).