План Ганнибала

Нет никаких сомнений в том, что, возглавив государство, созданное его отцом в Испании, Ганнибал думал только о том, как разгромить Рим. Гасдрубал надеялся на достижение компромисса, который позволил бы независимому государству Баркидов на Западе процветать безо всяких помех. Но для Ганнибала, как и для его отца, Испания представляла собой лишь базу, которая давала ему средства отомстить Риму и которой можно будет без сожаления пожертвовать, когда цель будет достигнута. Перейдя через Альпы, молодой полководец забыл о существовании страны, в которой вырос, и мысль о том, чтобы вернуться в Испанию, никогда не приходила ему в голову, даже в те времена, когда он отчаянно искал убежища.

Решив начать войну, Ганнибал, должно быть, очень долго обдумывал свой план, тщательно взвешивая шансы на победу и сравнивая свою армию с армией Рима, как сообщает нам Дион Кассий. Он, несомненно, хорошо понимал, как силен Рим. Полибий сохранил для нас знаменитый документ, известный как formula togatorum, в котором приводится список римских войск, составленный в 225 году до н. э. Постоянная армия состояла из шести легионов, включавших в себя 32 тысячи римских пехотинцев и 1600 римских кавалеристов; к ним нужно добавить еще 30 тысяч пехотинцев и 2 тысячи кавалеристов из союзных государств. Эта армия, великолепно обученная и дисциплинированная, была постоянно готова к войне. По своим качествам она значительно превосходила все другие армии Средиземноморского бассейна. Первое резервное войско можно было мобилизовать исключительно быстро; по своим размерам оно почти не уступало основной армии. В нем было 20 тысяч бойцов римской пехоты, 1,5 тысячи кавалеристов, 30 тысяч пехотинцев и 2 тысячи кавалеристов союзных стран. Среди римлян и кампанцев можно было мобилизовать 273 тысячи человек, из них 23 тысячи конников. Боле того, различные итальянские народы держали у себя ополчение при условии, что оно тут же будет призвано на защиту Рима, если в страну вторгнется враг. Это добавляло еще 340 тысяч человек пехоты и 37 тысяч – кавалерии. Все эти резервные войска – в особенности ополчение – были очень разного качества, а на их верность полагаться было нельзя. В 225 году до н. э. галлы без труда сокрушили ополчение Этрурии, хотя оно сражалось за свою страну и свои дома. Тем не менее всю эту массу бойцов, сгруппированных вокруг прочного ядра римской армии, можно было разгромить только с помощью столь же хорошо обученной армии, по численности не уступающей римской. Ганнибал имел в своем распоряжении иберийских ветеранов своего отца и его великолепную нумидийскую кавалерию – их можно было считать равными по силе римским легионерам и кавалерии. Но ему надо было найти необходимое количество войск для борьбы с теми массами солдат, которых могли призвать в армию римские консулы.

Существовала еще одна проблема, и при этом гораздо более сложная, – море. Во время 1-й Пунической войны Рим построил крупнейший в Средиземном море флот. Полибий показал, что он был гораздо сильнее, чем любой флот, принадлежавший самым могущественным государям эллинского мира. В промежутке между двумя войнами страх мести со стороны Карфагена заставил верфи продолжать свою работу, и по первому же приказу Рима в море могли выйти несколько сотен кораблей. Для создания такого флота потребовалось разрешение, поскольку корабли сооружались в основном на вервях греческих и кампанских союзников Рима, ибо морская слава Этрурии осталась в далеком прошлом. Случилось так, что Кампанья в ту пору находилась на вершине своего коммерческого и промышленного расцвета. Поражение Карфагена открыло для ее купцов все западные рынки, и их присутствие в любой стране выдавали черные полированные суда, на которых они перевозили свои товары. От этой конкуренции пострадала Великая Греция, но ей все-таки удалось сохранить большую часть своих богатств, которые она накопила в IV веке до н. э. Эти регионы вполне могли позволить себе строительство военных кораблей, которые должны были гарантировать свободу их коммерческих предприятий. Более того, их лидеры стремились к сохранению сложившегося положения вещей, поскольку, вложив огромные средства в поддержание римской мощи, они могли оказывать сильное влияние на его политику и способны были заставить сенат и Итальянскую конфедерацию, в случае необходимости, прислушаться к их мнению.

Такова была ситуация в мире, и было бы весьма удивительно, если бы Карфаген не предпринял никаких усилий для восстановления своего превосходства или, по крайней мере, равенства в военно-морских силах, ибо это было необходимо для его безопасности. В договоре 241 года не было ничего, что могло бы ему помешать. Финансовое положение Карфагена этому не препятствовало – его военные расходы сильно сократились после потери Сицилии и Сардинии. Армия в Испании сама себя содержала, а войско в Африке, вероятно, кормилось за счет обработки земли. Контрибуция Риму, выплата которой закончилась в 221 году, составляла меньше 200 талантов в год (около 50 тысяч фунтов стерлингов). Самые крупные рудники в Испании находились в районе Картахены, и на одном лишь руднике Баебело ежемесячно добывалось руды на эту сумму! Более того, таможенные пошлины от одной лишь провинции Триполитания составляли 365 талантов в год, и все они поступали в распоряжение государства.

Во время Ганнибаловых войн Карфагену удалось создать два довольно крупных флота: в 213 и 212 годах до н. э. адмирал Бомилькар имел под своей командой 255 галер и 700 транспортных судов, которые участвовали в осаде Сиракуз. В то время он обладал численным превосходством над римлянами, но не воспользовался им. Многие современные историки считают, что Ганнибал не использовал карфагенский флот по политическим соображениям. Гсел же, наоборот, показал, что в ту пору правительство и общественное мнение в Карфагене полностью поддерживали Баркидов, а оппозиционная партия Ганнона начала усиливать свое влияние только в 217 году, но так и не сумела добиться контроля над государственными делами.

Для того чтобы понять, почему Ганнибал не сделал попытки атаковать Италию с моря, нужно вспомнить о том, что у карфагенян к тому времени не было уже ни единой морской базы на итальянском полуострове или поблизости от него, поэтому они должны были обладать неоспоримым превосходством в кораблях, чтобы компенсировать этот недостаток. Однако политическая ситуация не позволяла им добиться этого превосходства.

Война на Сицилии нанесла сокрушительный удар по экономике Карфагена – промышленное развитие прекратилось, а африканские рынки попали под контроль итальянских купцов. Наступивший мир не принес изменений, и мы будем напрасно искать произведения местной промышленности в археологических слоях III века до н. э.; лишь в Гиппоне на Кап-Боне мы находим черную кампанскую керамику. Крупномасштабный импорт из Испании не смог возродить местное производство металлов. Более того, именно из-за ввоза испанских богатств, которые позволяли закупать импортные товары, и не смогла восстановиться местная промышленность. Почти то же самое произошло и в XVI веке н. э., когда мощный поток золота из Перу парализовал развитие испанской экономики, отчего в конце концов выиграли английские и голландские противники монархии Габсбургов.

Гасдрубал попытался было создать промышленное производство в самой Испании, особенно верфи, но потерпел полный провал. Удалось открыть только одну верфь в Картахене, где трудились 2 тысячи рабочих.

В 218 году до и. э. Баркидский флот состоял из 50 галер с пятью гребцами и 5 трирем, но 18 галер первого типа не были оборудованы для боя. Этот флот был в четыре раза меньше римского флота мирного времени; он не только не мог атаковать Италию, но и защитить Испанию. Более того, он был частично уничтожен во время битвы при Эбро, а верфи не смогли заменить корабли, потопленные в бою. Когда Сципион в 209 году захватил столицу Баркидов, он нашел в ее гавани лишь 18 галер. Вполне возможно, что Ганнибал урезал субсидии на сооружение кораблей, а ряд верфей просто закрыл.

Эпизод 226 года показал, что сенат начал очень внимательно следить за развитием нового государства, чтобы не дать ему превратиться в угрозу для Рима. Ганнибал пришел к заключению, что прямое морское нападение на итальянское побережье невозможно. Чтобы уничтожить Рим, надо было внезапно атаковать его там, где он меньше всего ожидал.

Более того, события 225 года показали, что внезапное нападение может привести к успеху только в том случае, если в нем будут участвовать галлы. Галльские отряды вытеснили кельтов из долины реки По за Альпийские горы; они застали итальянцев врасплох, и еще немного, и им удалось бы повторить то, что случилось в Бренне. Ганнибал запомнил это. С тех пор Карфаген рассматривал Галлию как землю, в которой можно набрать много наемников. А после 225 года сотни агентов тщательно изучили политическую ситуацию в этой стране и пришли к выводу, что она нестабильна. До середины III века до н. э. граница кельтских владений проходила по Рейну: западнее лежали владения Франции, а восточнее – Южной Германии и Богемии. Около 250 года германские племена, которые в течение нескольких веков медленно продвигались на юг, неожиданно ускорили свое движение и вытеснили кельтов на запад и юг. Самым северным племенем в этом движении были белги, тесно связанные с германскими племенами во многих аспектах. Они расселились на территории, расположенной между Рейном и Сеной. Галлы, жившие раньше в этих краях и на территории современной Шампани, вынуждены были переселиться на земли, расположенные западнее Парижского бассейна, ближе к Нормандии и Бретани. Отголоски этих мощных сдвигов доходили даже до побережья Средиземного моря. Так, иберийское население средиземноморской части Лангедока попало под власть вольсков, правда, не без борьбы, следы которой археологи обнаружили в Энзеруне и в Ле-Гайле-де-Маиллак. Солдаты удачи, которых называли гесатами, среди которых были белги и даже германцы, хлынули в долину Роны и в Северную Италию. Это стало еще одним результатом переселения народов. Именно появление этих солдат стало одной из главных причин восстания трансальпийских галлов против Рима в 225 году до н. э.

Подобная ситуация многое обещала вождю с Ганнибаловым складом ума. Весь Запад заполнили согнанные со своих мест люди, которые мечтали найти себе новый дом и готовы были в поисках этого дома дойти до стран, расположенных на самом юге. Эти жестокие и храбрые варвары имели ужасную репутацию и могли дать Ганнибалу недостающих ему солдат для разгрома Рима.

У Ганнибала были все основания полагать, что хорошо подготовленный прямой удар может сокрушить то, что мы весьма неточно называем Итальянской конфедерацией. Для создания этого странного, сложного комплекса потребовалось чуть больше столетия; его создавали чисто эмпирическим путем; она была основана на сочетании военной и политической силы, предоставленной Римом, и экономической мощи Капуи. Этот дуализм хорошо заметен на монетах Конфедерации. Для своих собственных нужд и для нужд той части Центральной Италии, которая находилась под его властью, Рим чеканил тяжелую бронзовую монету. Эта монета выглядела крайне архаично и представляла собой то прямоугольные «кирпичики», то – крупные круглые куски бронзы. Это был фунтовый ас (as libral), весивший 373 грамма. Одновременно с этим кампанские мастерские выпускали серебряную монету для стран Конфедерации, основанную на греческом стандарте и имевшую хождение по всему Средиземноморью.

Согласно исследованию датского нумизмата Р. Томсона этот дуализм продолжался с 289 по 269 год до н. э. Где-то между двумя этими датами был период, когда Рим чеканил серебряную монету греческого типа, в дополнение к фунтовому асу; монетный двор в Кампанье сохранил свою автономию. Наконец в 235 году все изменилось: романо-кампанская драхма была заменена квадригатом (quadrigat) – серебряной монетой, изготовленной по итальянском стандарту. Вскоре после этого вес и ценность бронзовых монет сильно уменьшились, после чего две независимые до этого системы слились в одну. Стандартными стали теперь серебряные монеты, а бронзовые – мелкой монетой.

Эти изменения, очевидно, отражают стремление Рима отобрать экономическое лидерство у Кампаньи и стать не только политическим и военным центром Конфедерации, но и экономическим. У нас есть археологические доказательства этой теории. Они были найдены на территории, прилегающей к Пренесте, и относились к той эпохе, когда началось развитие промышленности в Риме. В конце 1-й Пунической войны латинская литература неожиданно выдвинулась на первое место, и почти сразу же появились такие выдающиеся произведения, как труды Плавта и Энния. И это снова – отражение быстрой социальной революции. И наконец, именно в этот период, судя по традиционным источникам, патриархальная структура общества дала трещину, а появление крупных состояний, основанных на сельскохозяйственных, промышленных и коммерческих сделках, привело к определенной социальной нестабильности.

Все это, естественно, породило тревогу и беспокойство в деловых кругах Кампаньи и в особенности в Капуе, которая, несомненно, была столицей этого процветающего региона. Ряд лидеров начал задумываться, выгоден ли им союз с Римом, или он приведет их к гибели, если они не поторопятся возвратить себе полную независимость. Главу этой фракции звали Пакувий Калавий Цекус, ему было суждено в скором времени привести Капую к расколу. Богачи Кампаньи, чье состояние базировалось на бизнесе, а не на сельском хозяйстве (в чем упрекает их Ливий), сильно пострадали от экономического развития Рима. Промышленный кризис, возникший в результате растущей конкуренции, естественно, повлиял и на ремесленников, и на владельцев лавок, которые составляли большинство среди населения Кампаньи. В результате началось брожение, которое вызвало тревогу у городских властей, и, как сообщает нам Ливий, Пакувий и Виррий встали во главе этого революционного движения, опасаясь, что оно их поглотит. Те же самые настроения царили в других итальянских и эллинских городах на юге Апеннинского полуострова, например в Таренте. Этот город стал приходить в упадок еще раньше, чем Капуя. Все это стало результатом возраставшей гегемонии Рима.

Вполне обоснованна мысль, что Ганнибал прекрасно об этом знал. В испанских портовых городах было много итальянских купцов, и, аналогичным образом, в Италии достаточно карфагенских торговцев (или гуггасов, как их тут называли) для возникновения нужных контактов. И как только Ганнибал вторгся в Италию, еще до того, как он одержал свою первую крупную победу под Треббией, комендант крепости Кластидиум тут же сдал ее карфагенцам. А ведь ему поручено было оборонять ее по приказу Рима. Этого офицера звали Дасий, он родился в Бриндизи и, вполне вероятно, изменил Риму не из неожиданного каприза, а в результате подрывной работы, которую пунические агенты вели в Южной Италии среди недовольных союзников Рима.

Если бы все пошло хорошо, то есть если бы карфагеняне, объединившись с галлами, сумели сильно ослабить римскую военную мощь, Ганнибал мог бы рассчитывать на то, что Итальянскую конфедерацию покинет множество городов Южной Италии. И тогда карфагенский флот, который до того времени стоял в резерве, вступил бы в игру, используя базы, которые новые союзники предоставили бы Карфагену. Рим потерял бы господство на море и был бы окружен армией Ганнибала. И ему пришлось бы принять условия победителя.

На первый взгляд, план Ганнибала выглядел авантюрным и поспешным, но при более тщательном изучении становится ясно, что он был очень хорошо продуман и вполне реален. В те времена, когда солдаты и государственные мужи были уверены в том, что главным повелителем человеческих судеб является удача, карфагенский командующий в гораздо меньшей степени полагался на удачу, чем Пирр и даже Александр Великий.