4

Сразу возникают два вопроса. Один нацелен на сам предмет: как конституируется город, из чего возникают и, если угодно, из чего состоят его типичные свойства? Иными словами, на какую субстанциальную основу опирается тезис о “собственной логике”?

Простые причинно-следственные отношения, аккумулированные намерения, природа потребностей и тому подобное, наверное, тоже играют свою роль в конституировании города. Но они не специфичны для города и потому на интересующем нас уровне из рассмотрения исключаются: в городах ход событий следует законам природы, там заявляются намерения и цели, там наблюдаются определенные человеческие потребности. Но всё это еще не делает город городом. По всей видимости, конституирование и единство такой формы, как город, можно представить себе только неким иным образом.

Одно предложение, выдвинутое уже давно, носит очень формальный характер, но именно поэтому феноменологически к нему можно присоединять другие: ровно в той точке, где эмпирически расходятся социология измеряющая и социология понимающая, ориентированная на смыслы, располагается концепция “плотности”. Ее можно было бы актуализировать. Город – это феномен уплотнения. В урбанистике эту мысль различным образом усиливали. Уже Вирт (Wirth 1938) относил “плотность” (наряду с размером и гетерогенностью) к характерным признакам города, или городского образа жизни. “Плотность” может пониматься чисто количественно – как, например, у Вирта, занимавшегося историей поселений. Но когда говорят о специфической плотности как признаке города (плотности населения, транспорта, коммуникаций, платежей, ресторанов – чего угодно), всё-таки всегда как-то имеют в виду и переход количества в качество. Уплотнение релевантно, когда превышаются некие пороговые значения; уплотнение производит “собственные” эффекты, – это предположение присутствует, даже если редко проговаривается то, как именно из “плотности” возникает что-то большее, чем просто заполненность, т. е. где располагаются точки перехода количества в качество и как их надо себе представлять.

Уплотнение как специфическая черта городской действительности – черта, которая не объясняет эффекты собственной логики, но порождает их, – это идея, которой еще мало для теории городского. Но, надо полагать, основанную на собственной логике динамику того или иного города в первом приближении можно описать и изучить как результат уплотнения. Можно ли наблюдать уплотнение, наблюдать плотность? Можно – наверное, именно благодаря тому, что существует математическая ее формула (масса, деленная на объем) и картина физической смены агрегатного состояния удобна для визуализации того, что описывают концепции плотности, – будь то в качестве локальной инклюзии (Held 2005), заполненности, конституирующей пространство (Massey 1999), или взаимоналожения пространств (L?w 2001). Если взять плотность в качестве исходной точки, то количественные методы не исключены, но напрашиваются качественные. Надо лишь ожидать наличия пороговых значений, находить их и серьезно относиться к тому, что на этих порогах городские феномены действительно (иногда из полного небытия) возникают: когда люди очень часто видят очень много людей, возникает то, что мы называем городской анонимностью, – и мы, участвуя в ней, отчетливо ощущаем ее как таковую. Элементы городской действительности возникают под действием уплотнения. Поэтому теорема плотности непосредственно подсказывает нам феноменологический (если бы этому понятию можно было придать изначальную “резкость”) дизайн теории.

Одним из важных методических принципов того, что называли феноменологией (в значении метода), является заповедь безпредпосылочности, которая, естественно, касается не всего, что мы включаем в поле исследования, но по крайней мере эмпирических контуров объекта изучения. “Нечто являет себя как нечто”, – этот минималистский, но вполне поддающийся операционализации принцип гуссерлевой феноменологии, – видеть “чужесть” знакомого (cp. Waldenfels 1985; 1997) – позволяет сформулировать исходные вопросы: что будет являть себя, если я изначально как можно меньше всего исключу? Что выделяется как значимое из массы данностей? Это можно перенести и на “плотность” городских данностей, коммуникаций, практик, а можно переформулировать так: что в Дуйсбурге может распознаваться как “Дуйсбург” (или как “дуйсбургское”) и распознается как таковое, в том числе теми, кто там живет? Какое “нечто” только в Дуйсбурге является таким, каково оно там есть, а в других местах отсутствует или по крайней мере имеет значительные отличия? Само собой разумеется, всякое конкретное исследование должно ограничивать этот широкий вопрос, применяя его к своей системе координат. Но что в этом невозможного? И теорема плотности предлагает нам логику непрерывных переходов (при которых, тем не менее, что-то сохраняет значимость), а эта логика вполне согласуется с феноменологической гипотезой о взаимоперетекании фигуры и фона. Материал реальности состоит из переходов.