Глава шестнадцатая КИТАЙСКИЙ ПАРИЖ
Глава шестнадцатая КИТАЙСКИЙ ПАРИЖ
Моисей еще вел еврейский народ через пустыню, а китайцы уже обладали знаниями, превышавшими знания египтян, и обширнейшим сводом законов. Они не только создали великолепную литературу и философскую школу и за двести с лишним лет до Рождества Христова воздвигли Великую Китайскую стену, но придумали компас, сейсмограф, спички, подвесные мосты, пудру, бумагу, огнестрельное оружие и печатный станок. Этот народ тружеников всегда вызывал у меня симпатию, и когда дочь спросила, какой третий иностранный язык ей выбрать в школе, я, не сомневаясь, посоветовала китайский. С тех пор наш дом наполнился мелодичной речью, в которой младший брат, оказывается, «ди-ди», старшая сестра «тие-тие», а ласковое «сие-сие» обозначает «спасибо».
Первые китайцы обосновались во французской столице после Первой мировой войны. В 1917 году одному из крупных французских военных пришла мысль мобилизовать китайцев из Шанхая — в период французской концессии его называли Парижем Востока. Немало китайцев из города Вэньчжоу приехало тогда и работать: они заменили ушедших на фронт французов. В общей сложности во Франции оказалось 100 тысяч китайцев. Четверть из них погибла на полях брани, большая часть вернулась на родину, а маленькая горстка осела на улице Брюнуа в 12-м округе, неподалеку от Лионского вокзала, в гостинице под названием «Отель Востока». В двадцатые годы к ним присоединились новые эмигранты. В 1975-м, после после победы коммунистов во Вьетнаме и падения Сайгона, во Францию приехало оттуда около ста тысяч беженцев китайского происхождения. Многие из них — люди со средствами, благодаря французским школам Индокитая владеющие языком. Они поселились в отстроенных тогда башнях в 13-м округе. Последние десять лет в Париж приезжают китайцы, потерявшие работу на заводах северо-востока Китая. Начиная с 1998 года китайцы больше, чем другие иностранцы, просят во Франции политического убежища, но получают желанную визу единицы. И дело не в скептицизме французских чиновников, сомневающихся в реальном положении дел в Китае, но в ужесточении порядка получения французской визы для всех иностранцев.
Только 2 процента парижских китайцев — уроженцы Поднебесной, остальные родились в Сайгоне. Все они принадлежат к разным этническим группам. Представители народности хакка выделывают кожи, жители провинции Фуцзянь отлично шьют, уроженцы острова Хайнань знамениты своими ресторанами, а кантонцы — магазинами. Парижские китайцы работают портными, торгуют электронными товарами, текстилем, открывают турагентства и рестораны. В Париже выходит четыре журнала на китайском языке: «Эроп Журнал» (30 тысяч экземпляров), «Лонг Пао», «Синг Тао» и «Ле нувель д’Эроп». Община, сосредоточенная главным образом в чайна-тауне 13-го округа, между авеню Иври, авеню Шуази и бульваром Массена, активно участвует в парижской общественной жизни. Когда в 1986 году талантливейший актер-комик Колюш создал серию благотворительных столовых для бедных «Рестораны сердца», китайские коммерсанты моментально откликнулись и собрали для одного из «сердечных» ресторанов на авеню Шуази 600 обедов. Китайские детишки отлично учатся в школе и подают хороший пример одноклассникам. Да и в холлах, заселенных китайцами домов 13-го округа, нет хулиганов. Экзотизм китайцев не агрессивен. Тем не менее французские журналисты-ксенофобы эту общину критикуют. Вот цитата одной из статей столичной прессы: «Два китайца — это любопытно, тысяча — тревожно, но когда, проснувшись однажды утром, вы видите, что вокруг их тысячи, то неминуемо чувствуете себя в незнакомом и опасном мире».
Все больше французов покидают чайна-таун. Гонят их не только запах экзотической кухни, просачивающийся из-под всех дверей, и шум работающих допоздна швейных машинок, но и экономический интерес. Квартиры китайцев обычно заселены в два, а то и в три раза выше средней нормы, соответственно и воды они используют значительно больше, а платить за них приходится всем, поскольку во Франции количество использованной воды распределяется поровну между всеми жильцами. Живущих строго по бюджету французов это не устраивает. Сегодня, если вы пройдетесь по парижскому чайна-тауну с широкими авеню и высотными домами, то почувствуете себя на окраине Шанхая. Вывески на магазинах и ресторанах — по-китайски, кругом — одни китайцы, европейские лица здесь редкость. Даже клошары — и те китайцы…
Еще в начале восьмидесятых годов прошлого века парижские чиновники заметили одну странность: китайцы не умирали! Во всех парижских округах жители переходили в лучший мир, а китайцы в 13-м округе жили и все тут. Всем смертям назло. Сперва французские чиновники и ученые радовались здоровью и долголетию желтолицых соседей, относя это на счет регулярного употребления ими женьшеня и имбиря, но вскоре заподозрили неладное. «Так что они делают со своими мертвыми?!» — растерянно вопрошал в 1983 году парижский мэр 13-го округа Жак Тюбон. Это послужило сигналом для заинтригованной прессы. Газета «Закованная утка» первой опубликовала статью «об исчезающих мертвецах». За ней последовали остальные издания и даже всеми почитаемая «Ле Монд» не осталась в стороне от дискуссии, напечатав статью под громким заголовком «Мертвы или пропали без вести?». Слухи тогда ходили самые разные: тайные захоронения во Франции (чтобы не платить за могилу), тайная отправка тел для захоронения в Китае, продажа документов усопших и даже… снабжение их мясом многочисленных китайских ресторанов! Последнее предположение всерьез принимать не стоит, а вот первые заслуживают внимания. Действительно, некоторые китайцы предпочитают вручить тело умершего родственника знакомому соотечественнику, владеющему машиной и ездящему по делам в соседние Германию или Голландию. Вскоре после пересечения границы тот печально объявляет местным властям, что сердце его спутника не выдержало путешествия, и тихонько хоронит с минимумом затрат. В этом случае документы усопшего или с выгодой перепродаются очередному китайскому бездокументнику, или вручаются в подарок только что приехавшему из Китая родственнику. Одним словом, китайская община действует по принципу «Китаец умер, да здравствует китаец!» и, несмотря на то, что власти уже давно в курсе дела, каким-то чудом ей это удается: китайцы умирают в Париже крайне редко.
Не думаю, что во французской столице найдется хоть один неработающий китаец. Эта трудолюбивая нация на безделье не способна. Даже если и получает кто-то из них пособие по безработице, то обязательно одновременно работает вчерную. Китайцы стали истинными королями нелегальной работы. С 1980-х годов Париж наводнен узаконенными и подпольными китайскими ателье по шитью одежды, выделке кож и изготовлению сумок и ремней. Китайцы вытеснили изначально занимавшихся этим турок, югославов и тунисцев. Большинство ателье сконцентрировано во 2-м округе, в квартале, называемом Сентье. Вот как свидетель описывал одно из них: «В двухэтажном здании — пять прессов для разрезания кожи. Работают они круглосуточно. Две бригады по 50 человек сменяют друг друга каждые двенадцать часов. Здесь работники и спят. Даже для детей нашлось дело с пуговицами и кнопками. Кажется, что мы перенеслись в 1880 год!»
Кому-то это покажется бесчеловечным, но вот у руководительницы одного из таких ателье, мадам Танг, другое мнение: «Наши ателье дают работу тысячам китайцев. Говорят, что мы сбиваем цены. Неправда. Мы конкурентоспособны, всего лишь! Конечно, наши работники трудятся по 13–14 часов в день, но это нормально: они хотят чего-то добиться и им это удается.
Многие из моих бывших подчиненных уже открыли свои собственные ателье-мастерские».
Китайцы в те годы наводнили французский рынок мастерскими подделками Виттона, Эрмеса, Кардена, Картье, Леви-Строса, Роберто Гуччи, Бальмена и Лакоста. Джинсы «Levi’s» китайцы научились подделывать так искусно, что отличить их от настоящих практически невозможно. В период с 1983 по 1986 год эта фирма потеряла из-за подделок 80 процентов прибыли и вынуждена была создать специальное подразделение по борьбе с подделками, проводящее регулярные рейды по бутикам. Продававшаяся во Франции продукция с этикеткой «Кельвин Кляйн» состояла из подделок на 95 процентов! В общей сложности китайские подделки ежегодно приносили французским фирмам убыток в размере 250 миллионов долларов. До сих пор они с успехом идут за границу. Особым спросом пользуются в арабских странах. Жители Дубая, Абу-Даби, Омана и Йемена с удовольствием покупают «Кристиан Дор» (вместо «Кристиан Диор») и «Пьера Кардана» (вместо «Пьера Кардена»)… Портнихи работают не только в подпольных ателье, но и на дому — не владеющим языком эмигранткам это значительно сподручнее. В конце 1980-х годов власти решили с этим бороться. В 1988 году многие хозяева ателье, бравшие работников вчерную, были обвинены в уклонении от уплаты налогов и отмывании денег. А в апреле 1996 года полиция закрыла в Сентье 63 нелегальных китайских ателье. Но если прогуляться по этому кварталу сегодня, то китайцев можно увидеть во всех ателье и магазинчиках текстиля для оптовиков, и неизвестно, сколько нелегальных работников приходится на одного узаконенного.
Все эти ателье, магазины, мастерские и рестораны живут под пристальным оком китайских мафиозных группировок — триад и, не споря, платят им дань. Возникли триады триста лет назад как секретные патриотические организации, мечтавшие изгнать из Китая захватчиков-маньчжуров и восстановить на престоле династию Мин. Их символом стал треугольник, одна из сторон которого обозначала рай, другая — землю, а третья — человека. В течение двух веков триады сражались против маньчжуров, но, поняв тщетность усилий, эмигрировали в XIX веке в Гонконг и США. Там и произошла «переориентация» триад, начавших заниматься грабежом и рэкетом.
Каждому члену триады присвоен номер, который обязательно должен делиться на три — любимое число китайцев. Чтобы сохранить максимальную секретность, «коллеги» обращаются друг к другу не по имени, а по номеру. В Париже действует несколько триад, и их сфера весьма широка: наркобизнес, проституция, рэкет эмигрантов, продажа фальшивых камней и золотых слитков.
Азиатских проституток почти никогда не увидишь на улице, всех их приютили подпольные публичные дома, называемые еще «домами в цветах», и массажные кабинеты, дающие рекламу типа: «Молодые девушки из Таиланда мастерски сделают вам релаксирующий массаж». Один из самых знаменитых борделей конца XX века находился на престижной авеню Виктора Гюго, в просторной трехэтажной квартире. Заведение с двадцатью четырьмя девушками, десятью юношами и двумя транссексуалами называлось «Каскад счастья» и открывало двери лишь для избранных. Объявления о прибытии свеженьких девушек публиковались на последней странице газеты «Интернэшнл геральд трибюн» в разделе «Интернэшнл Бизнес Месседж Центр». Откуда попадают в бордели новые девушки? Чаще всего триады находят их в многочисленных лагерях беженцев в Юго-Восточной Азии. Действуют обычно через административные службы или благотворительные организации. Дело поставлено на широкую ногу, присмотревший новенькую получает от триады хорошее вознаграждение. В лагерях Таиланда, например, триады решают всё. Девушке просто сообщают, что в такой-то день она с новыми документами отправится в Европу. Ей остается проститься с родными, которые обычно горячо благодарят представителя триады за предоставляемый молодой родственнице «шанс», и пуститься в путь.
В 1987 году четыре уроженки Таиланда сбежали из квартиры в доме 7/9 на бульваре Даву в 20-м округе и укрылись в своем посольстве. Два камбоджийца заманили их в Париж, пообещав работу, и держали в сексуальном плену под присмотром шести вооруженных бандитов. В феврале 1996 года на улице Дюнуа в 13-м округе была раскрыта подпольная сеть публичных заведений 38-летнего Пенга. Лаосец держал в плену трех молодых таиландок. Но это капля в море. Точное число азиатских девушек, оставшихся в рабстве, исчисляется сотнями. Проституция идет рука об руку с грабежом. Белокожие барышни из города Вэньчжоу приглашают парижан к себе домой. На дороге тех поджидают и обирают до нитки приятели девушек.
Горе белолицему сутенеру, решившему присматривать за китайскими проститутками. В 1985 году шестнадцатилетняя Шав Сан и девятнадцатилетняя Пиен Хуан сбежали из-под надзора строгого дядюшки. Шав оказалась в ночном баре на улице Одриетт в Марэ, а Пиен на тротуаре. Их взял под крыло сутенер по кличке Длинный Поль. Вскоре, когда он сидел в баре на улице Сен-Дени, раздался телефонный звонок Хозяин передал ему трубку. «Немедленно оставь китаянок», — услышал он металлический голос, но угрозу всерьез не принял. А через два месяца, 6 апреля 1985 года, в бар в пассаже Каира, где Длинный Поль играл с приятелями в покер, зашли два азиата с мачете, отрубили сутенеру руку и скрылись. Выживший после «операции» Поль делился с прессой: «С этими кретинами диалог невозможен. Нет, вы представляете, подойти к человеку и, не поздоровавшись, не обругав, молча отрубить ему руку. Это же средневековье! Оставьте желтых разбираться между собой и не трогайте их женщин».
Хотя официальные хозяева парижских секс-шопов — африканцы из Центральной и Северной Африки, большинство из них принадлежит триадам, а товары для них выпускают фирмы триад в Гонконге и на Тайване.
Желтую проституцию Парижа в течение долгих лет контролировала триада «14 К» под руководством гуанга. Остальные прибыльные дела поделили между собой триады «Ложа тигра», «Сто драконов», «Ложа Белого солнца», «Общество секрета» и несколько других. Полиция старается остановить процветающую наркоторговлю.
Одна из самых удачных операций была проведена в августе 1982 года. Тогда Центральное бюро по борьбе с наркотиками отловило 12 парней из триады Као Вонга с 20 килограммами чистейшего героина, которого хватило бы на 750 тысяч доз. Комиссар не строил иллюзий: «Мы обезвредили одну банду, но в Париже, разумеется, есть другие. Отследить их крайне сложно. Как вы можете, к примеру, отправить наблюдателя в один из домов, в которых эта торговля „налаживается“, если там все говорят по-китайски и играют в ман джонг[4]?!»
Седьмого ноября 1984 года полиция задержала наркоторговцев с восемью килограммами героина и полностью обезвредила банду «14 К», но ее место моментально заняли другие триады… Наркобизнес стал костным мозгом всех триад. Когда в 1997 году Гонконг с помпой был возвращен британцами Китаю, тамошние триады перебрались в США и Европу, где с 1970-х годов успешно сотрудничали с корсиканской мафией. Колоссальный наркобизнес под названием «Френч коннекшн» («Французский связной») развернул тогда бывший гестаповец Август Жозеф Рикорд, заочно осужденный и скрывшийся в Латинской Америке. Он сдружился с палачом Клаусом Барбье и начал работать на французские секретные службы, из-за чего его было так сложно отловить. Когда в середине 1980-х французской полиции удалось остановить деятельность «Френч коннекшн», его место заняла мафия из Гонконга под названием «МК».
Рынок камней издавна принадлежит в Париже еврейским и ливанским ювелирам, но триадам удалось проникнуть и сюда. «Общество братьев» и банда Гуанга в 1985–1986 годах смогли продать голубых топазов общей массой в десять тысяч карат. Каждый камень был запечатан в пакетик с надписью «Бриллиантовый клуб Анвера» и сертификатом подлинности, подписанным серьезным ювелиром Иоакимом Гольдштейном. На самом деле Гольдштейн эти камни не видел, ничего не подписывал, а вся эта красота была изготовлена в Гонконге. Торгуют триады и синтетическими бриллиантами. Они стоят 150 евро за карат, но «ювелиры» продают их во много раз дороже, рассказывая трогательную историю про камбоджийского беженца, который решил расстаться с семейными драгоценностями для покупки квартиры. Пользуются спросом и золотые слитки. Они изготовлены из меркурия и покрыты трехмиллиметровым слоем золота. К каждому прилагается сертификат подлинности. Продаются они китайским трудягам, которые ищут надежного вложения денег.
По подсчетам полиции, сделанным в 1990 году, во Францию ежегодно нелегально приезжают пять тысяч китайцев — это те, кому удается пройти пограничный контроль. Многих задерживают на границе. В 2002 году полиция остановила на границе и выпроводила 4500 китайцев. Это на 73 процента больше, чем в 2001 году, а уже в первые месяцы 2003 года их число увеличилось еще на треть. По словам шефа Центрального бюро по репрессиям незаконной эмиграции и подпольной работы иностранцев Дэни Пажо, китайские эмигранты стали их главной проблемой. Цена за возможность нелегально приехать во Францию колеблется у триад от 15 до 30 тысяч евро. И выплачивать ее нужно как можно быстрее, расправа с запаздывающими безжалостна. В феврале 1993 года Жиао Зуангси и его жена Ксиао Пингшу, приехавшие из провинции Чжэцзян, были захвачены триадой в комнатке отеля. Их заперли в пустой квартире, пытали, требуя немедленно заплатить долг, изнасиловали беременную Ксиао. Только через несколько дней французской полиции удалось выследить гангстеров. В январе 2003 года на улице д’Обервилье семнадцатилетнего китайца подвесили за ноги на девятом этаже. Мучители хотели заставить паренька позвонить родителям, оставшимся в Китае, и попросить у них денег. Веревка оборвалась, падение юноши было чуть смягчено проводами, поэтому он выжил, но был парализован.
Известным орудием наказания стал у триад квадратной формы нож, называемый «листком мясника». Он так ранит руки и ноги должников, что они лишаются возможности работать, то есть обрекаются на голодную смерть.
Чтобы получить деньги, китайские бандиты не чураются и киднеппингом. 16 апреля 1987 года китаец Ши Тан, приехавший из Камбоджи и поселившийся во 2-м округе на улице Фобур-Сент-Антуан, обратился в полицию с заявлением о пропаже сына Даниэля. Он неуверенно выдвинул версию о побеге, но полиция ее отвергла, малышу всего два года. Остальные члены семьи открыто говорили о похищении. Ребенка взяли из семейного ателье по выделке кож трое неизвестных. Полицейским удалось его найти. Целый и невредимый, карапуз бродил по пустой квартире на улице Жозеф де Местр. «Хату» держала криминальная организация, специализировавшаяся на похищении детей из азиатских семей…
В конце 1980-х годов в комиссариате 13-го округа один полицейский решил уговорить всех крепких китайских пареньков округи, занимавшихся карате, стать полицейскими. Те отнекивались. Полицейский ужесточил тон, «или будем коллегами, или ждите неприятностей». Ребята, работавшие на банду Гуанга, пожаловались начальству, и вечером полицейский увидел на двери своей квартиры дохлую крысу со вспоротым животом. Чертыхаясь, он пошел в подвал за ведром и щеткой, а там его поджидали четыре сотрудника триады. Они сломали ему щиколотки и запястья и исчезли. Полицейский «тонкий» намек понял, ни словом не обмолвился о произошедшем руководству и больше вербовать китайцев в полицию не пытался.
Но самая страшная расправа ждет предателей из своих. В мае 1986 года хозяин вьетнамского ресторана 42-летний Таг Нгиен, тесно сотрудничавший с триадой «Чистая семья» и заподозренный в контактах с полицией, был расстрелян в своей квартире вместе с женой и двумя детьми. Ночью члены банды забрались в морг и обыскали тело убитого, чтобы найти печать триады, которую Нгиен, как один из ее высших чинов, носил на шнурке на шее.
…Полицейская из Гонконга — 25-летняя миловидная девушка смогла войти в доверие к руководителю одной из триад Тчангу, прозванному Большим Изобилием. Стала его любовницей, путешествовала с мафиози по Европе, Гонконгу и Сингапуру и поставляла ценную информацию своему руководству. Один из «братьев» (так называют друг друга члены банд) заподозрил девушку. Незаметно сняв отпечатки пальцев, отправил их подкупленному полицейскому в Гонконг, и тот моментально прислал все данные агента. Девушку пытали в течение двадцати одного дня под присмотром полусумасшедшего врача-наркомана. Ей отрезали руки и ноги, ампутировали грудь и глаз (второй глаз оставили, но отрезали веко), а на животе вырезали символ гонконгской полиции. Установили над ней зеркало, и она видела свое превращение в окровавленный обрубок. Каждый день садисты делали новые фотографии и отправляли их полицейскому руководству — чтобы не повадно было внедрять новых агентов. Понятно, почему среди китайцев так мало осведомителей, а существующие крайне ненадежны и при первой возможности прерывают контакт. Тюрьма их не пугает, она — санаторий по сравнению с тем, что их ждет при встрече с «патрульным ветра», как называют следователя триады, разбирающегося с предателями. Интересно свидетельство одного из членов триады. «Даже преданные триадам „братья“, прежде чем отправиться на „акцию“, устраивают жертвоприношение — режут петуха и пьют его кровь. Эта церемония происходит между вооруженными членами клана, но затем к празднику присоединяются остальные братья и он продолжается до тех пор, пока коммандос не уедут на акцию. Каждый из них знает, что будет сделано все необходимое, чтобы он вернулся целым и невредимым — один из коммандос остается в наблюдении и предупредит о малейшей опасности. В случае вмешательства полиции приказ один: поднять руки и сдаться. Ни в коем случае не открывать огонь по полицейским. После ареста за дело возьмутся адвокаты. Оплаченные триадами, они внесут залог и постараются добиться минимального наказания. Семейства братьев будут полностью взяты на содержание триадой. Но горе тому, кто решит поиграть в индивидуалиста и специалиста по расплывчатым признаниям. Самые крепкие стены тюрьмы не смогут его защитить, кровью заплатит и его семья. Ликвидация пройдет в тайне, трупы не найдут».
…Мой отец, посетив Китай в 1986 году после длительного перерыва (первый раз он побывал там накануне культурной революции), встретился с китайской интеллигенцией — писателями, переводчиками-русистами, лингвистами, многие из которых отсидели большие сроки при Мао. Даже в застенках эти люди жили творческой жизнью: писали книги и статьи, переводили русских авторов. За все путешествие отец не увидел ни одного праздного человека: все что-то готовили, мастерили, шили в крохотных мастерских, тут же продавали с маленьких лоточков. И китайские интеллигенты, и простые труженики напоминают мне зеленые ростки, несмотря на кажущуюся хрупкость, пробивающие толстый асфальт. Их не согнули ни террор Мао на родине, ни гнет триад в эмиграции.
Моя подруга Валери — дочь французского художника Либиона и полувьетнамской актрисы, время от времени звонит и предлагает «поехать к китайцам». Это значит провести вечер с мужьями и детьми в нашем любимом китайском ресторане 13-го округа. Мы загружаем гомонящих отпрысков в машины и двигаемся в путь. Место для парковки возле ресторана найти сложно, поэтому мы оставляем машины перед воротами большущего склада, за которым приглядывает старый камбоджиец с широким непроницаемым лицом. Взяв маленькую купюру, он без всякого выражения произносит «мерси» и исчезает в ночном мраке за воротами склада.
В гигантском зале ресторана на первом этаже высотного здания с китайскими бутиками, ювелирными лавочками и китайским супермаркетом уже вовсю идет веселье. Бегают в полумраке официанты с дымящейся лапшой, жареными креветками и «лакированной» уткой на подносах, посверкивают в свете прожекторов зеркальные шары под потолком, играет музыка, поет на подиуме кокетливая китайская певица. Рядом с нами празднуют юбилей (наверное, восьмидесятилетие) китайского старика в наглухо застегнутой рубашке и тщательно отутюженных брюках. Вокруг него сидит сияющая родня: седые сыновья и дочки, тридцатилетние внуки и внучки, худосочный молодняк Радостно хлопая в ладоши, старик задувает свечки на торте. Наступает черед пения в честь юбиляра. Одна из внучек или младших дочек, не по-китайски крепкая красивая сорокалетняя китаянка, смело выходит на эстраду и замечательно поет, за ней вторая, третья. Моя подруга, щуря чуть раскосые, «четвертьвьетнамские» глаза, с добродушной завистью замечает: «Нет, эти китайцы могут все! Даже поют, как профессиональные певцы».
Но главное зрелище, неизменно происходящее здесь каждую субботу, впереди. В центр зала перед эстрадой выходят два десятка китайских пар из постоянных посетителей ресторана и начинают синхронно танцевать под китайскую музыку. Картина завораживает: средних лет китаянки в блестящих платьях и их спутники в темных костюмах и при галстуках с армейской слаженностью выкидывают вперед то левую, то правую ногу, кружатся и хлопают в ладоши. Танец длится минут пять, и ни разу никто не сбивается и не ошибается. После этих «моисеевцев» танцевать неловко, мы стыдливо топчемся долговязыми тенями в центре зала посреди натренированных невысоких китайских пар и быстро возвращаемся на свои места. Допит зеленый чай в бело-голубых пиалах, пора домой. Зябко поеживаясь, выходим в слабо освещенный желтоватыми фонарями ночной мрак На ступеньках высотки сидит с мисочкой лапши обкурившийся какой-то дрянью китаец-клошар. За оградой появляется круглое, как полная луна, лицо старого камбоджийца. Он беззвучно следит за нашей погрузкой в машины и, кивнув, исчезает во тьме. Через пару месяцев мы обязательно снова вернемся — есть, танцевать и учиться у китайцев умению радоваться жизни: всегда, везде, несмотря ни на что.