III

Если говорить об академических подразделениях, взаимодействие с которыми развивается у ФО наиболее успешно на протяжении всего периода его существования, то можно выделить четыре такие структурные единицы (учитывая, конечно, что и все прочие информировали Отделение об их деятельности и проводили с ним совместные заседания в рамках разработанных программ).

В их числе Литературная секция (далее – ЛС[1078]) – прежде всего в лице Подсекции теоретической поэтики, СПИ, Социологическое отделение / Разряд социологии искусств и Психофизическая лаборатория, реорганизованная в 1928 г. в Лабораторию экспериментальной эстетики и искусствоведения (далее – ЛЭИ).[1079]

В период руководства ФО Г. Г. Шпетом наиболее интенсивно развиваются контакты с ЛС; иной раз даже некоторые доклады, предложенные или запланированные в Отделении, передаются на рассмотрение Секции.[1080]

В период, когда Отделение возглавляет А. Г. Габричевский, преобладающим становится взаимодействие с СПИ – прежде всего в рамках Группы по изучению [стиля] русского искусства при Кабинете Секции (Группа вырабатывала схему описания памятника искусства совместными усилиями философов и историков искусства).[1081]

Что касается Социологического разряда / Разряда социологии искусств, то связь с ним ФО выражается, с одной стороны, в совместной работе над «Энциклопедией художественной терминологии»,[1082] с другой – в исследованиях развития эстетической мысли, прежде всего творчества Г. В. Плеханова и проблем взаимоотношения естествознания, социологии и эстетики (1860–1870-е гг. в России).[1083] По времени учащение контактов двух этих институциональных единиц совпадает с принятием руководством Академии решения (неоднократно подтверждавшегося впоследствии) об усилении академических работ «в социологическом направлении».[1084] Однако помимо фактов, свидетельствующих об их взаимодействии, составителя настоящей Хронологии привлекли и критики ФО и Академии в целом из числа сотрудников Социологического отделения / Разряда; наиболее ярко они проявили себя в дискуссии по докладу И. Л. Маца о «правых течениях в науке об искусстве» в Комакадемии (12 февраля 1929 г.).[1085] На основании архивных материалов из фондов ГАХН и ГАИС в РГАЛИ и публикаций в советской печати были выяснены фрагменты биографий докладчика, Л. Я. Зивельчинской, А. И. Михайлова и (в меньшей степени) А. А. Острецова, каковые и приводятся в ряде примечаний.[1086] Сделать это представилось необходимым уже потому, что они позволяют хотя бы отчасти подтвердить встречающиеся в литературе об Академии данные о начале развала ГАХН «изнутри».[1087] Отчасти – поскольку общая картина предстает более сложной, выходящей за рамки элементарного противопоставления гахновских «социологов» и всех остальных сотрудников (в первую очередь из ФО).

Обращение к четырем вышеназванным именам показывает: критики Академии художественных наук и в начале 1929 г. не выступали единым фронтом, а занимаемые ими позиции определялись не только и не столько мнением вышестоящих инстанций. Разница между не увидевшей для себя в составе ГАХН иных оппонентов, кроме В. Ф. Переверзева, Л. Я. Зивельчинской, с одной стороны, и А. И. Михайловым с А. А. Острецовым, в критике Академии шедшими в фарватере «старшего товарища» – И. Л. Маца, – с другой, довольно заметна.

Сотрудничество ФО с Психофизической лабораторией / ЛЭИ связано с вниманием к эксперименту как базе для теоретического исследования в области музыки, театра и пространственных искусств. По времени оно также приходится на руководство ФО А. Г. Габричевским, поскольку из лиц, сотрудничавших с Отделением/Разрядом, экспериментальным искусствоведением интересовались прежде всего аспиранты С. С. Скрябин и М. А. Моисеева (и их руководители по экспериментальной психологии – В. М. и С. Н. Экземплярские).[1088] А положение аспирантуры оформляется в Академии не ранее 1926 г.,[1089] что и находит отражение в утвержденном тогда Уставе.[1090]