VI

Помимо выяснения персонального состава членов и гостей ФО в Хронологии также предпринята попытка выявить учреждения и организации, наиболее активно способствовавшие его пополнению; сведения о членстве в них интересующих нас лиц отражены в ряде примечаний.

Особо отмечены здесь руководимый Г. Г. Шпетом ИНФ АНИИ при ФОН I МГУ[1110] и (в меньшей степени) организованный Г. И. Челпановым при Московском университете еще до революции Психологический институт им. Л. Г. Щукиной,[1111] выходцами из которых были многие сотрудники ФО. В связи с Психологическим институтом в литературе 1920-х гг. (и нашей Хронологии) возникает забытая ныне ВНПА (и ее Организационный комитет под председательством того же Г. И. Челпанова) – поскольку, как отмечал в начале 1920-х В. М. Экземплярский, экспериментальная психология (важная и для ФО, и для ГАХН в целом) «в России культивировалась до последнего времени в тесной связи с педагогикой».[1112]

Внимание в Хронологии уделялось и разработкам, связанным с деятельностью сотрудников ГАХН в иных исследовательских учреждениях. Речь идет в первую очередь об их диссертационных работах, готовившихся, а иногда и защищавшихся в рамках НИИАиИ РАНИОН на темы, совпадавшие по времени с программами ГАХН и ее издательскими планами.[1113]

В 1920-х гг. нередко бывало, что деятель науки выступал с докладами или лекциями на одну и ту же тему на нескольких площадках. Совместительство в это время неизменно присутствует в отчетных документах сотрудников научных учреждений, и в случаях совпадения программ последних иной раз невозможно определить, благодаря работе в каком из них ученый смог выпустить тот или иной печатный труд. К такому развитию событий подталкивало и общее состояние издательского дела: в те годы научно-исследовательские учреждения не всегда имели возможность публиковать работы своих сотрудников.

В конце 1927 г. вопрос о параллелизме в работе ГАХН и НИИАиИ был поставлен А. А. Сидоровым на расширенном Президиуме СПИ;[1114] сохранение обоих учреждений зависело от того, удастся ли им такой параллелизм ликвидировать.

Еще в мае 1927 г. Подсекция ИЗО Научно-художественной секции ГУСа, заслушав доклад А. А. Сидорова о деятельности ГАХН в области изобразительных искусств, предостерегла Академию «против увлечения историко-археологическими темами, считая для ГАХН наиболее продуктивным научно-лабораторный метод исследования отдельных видов пространственных искусств». В связи с этим Академии предлагалось учредить в ее составе «научную лабораторию по изучению художественных техник и приемов, обеспечив ее работу персоналом, помещением и аппаратурой».[1115]

Судя по документам ГАХН из одноименного фонда в РГАЛИ, в Академии не только прислушивались к рекомендациям вышестоящих инстанций,[1116] но и искали собственные пути выхода из сложившейся ситуации. Именно в этом контексте, вероятно, следует рассматривать и провозглашение «Энциклопедии художественной терминологии»[1117] одной из общих для всех научных подразделений ГАХН работ на 1927/1928 академический год;[1118] и образование «комиссии Габричевского»; и планы обеспечить Историко-терминологическому кабинету Разряда общего искусствоведения и эстетики подобающее «место в структуре ГАХН’а» – место «центральной терминолого-историографической ячейки, обслуживающей всю Академию».[1119]

Учитывая вышесказанное, в настоящей Хронологии большое внимание уделяется подготовке «Энциклопедии художественной терминологии». С разной степенью полноты здесь представлены сведения, относящиеся не только к философскому тому,[1120] но и к тем специализированным выпускам,[1121] в работе над которыми принимали участие сотрудники ФО и связанные с ним лица.

Если говорить о программах, разрабатывавшихся ФО, то в ряде случаев в Хронологию включались сведения о диссертациях гахновских аспирантов, сотрудничавших с Отделением (Н. М. Гайденкова, М. А. Моисеевой, С. С. Скрябина[1122]), и о планах их исследований (в извлечениях из личных отчетов об их работах). Сделано это было несмотря на то, что в наши дни имена и дальнейшая судьба молодых людей, начинавших тогда свою научную деятельность, остаются мало кому известными.[1123] Аспирантские планы расширяют наши представления о научных интересах их руководителей и о контактах между академическими подразделениями.[1124]

Кроме того, составитель Хронологии придерживается мнения, что никакая наука невозможна без передачи накопленного знания следующим поколениям ученых; между тем ведущие гахновские теоретики возможности работать с университетской аудиторией зачастую уже были лишены.[1125] Руководство аспирантами в ГАХН частично восполняло эту потерю, и не вина тех людей, что их усилия в итоге не увенчались успехом. На рубеже 1920–1930-х гг. аспирантура в Академии была ликвидирована, а аспиранты были или отчислены из ее состава,[1126] или переведены в другие научно-исследовательские учреждения (в том числе ленинградские).[1127]

Восстановление аспирантуры в рамках правопреемницы ГАХН – ГАИС – происходило в условиях, отличных от ситуации 1920-х гг.; там обучались и руководили обучением молодых специалистов уже совсем другие люди. Бывшие гахновцы во вновь созданной Академии в лучшем случае допускались к преподаванию иностранных языков, причем их занятия с аспирантами не были длительными (сошлемся для примера на историю сотрудничества с аспирантурой ГАИС бывшего члена ФО ГАХН Б. А. Фохта, отраженную в материалах его личного дела из фонда этой Академии[1128]).