«Крокодил»

В годы, предшествующие революции 1917 года, острый на язык критик Корней Чуковский (1882 – 1969) неуклонно трудился над тем, чтобы все осознали «опасность» массовой литературы. Он вступил в личное единоборство с Натом Пинкертоном, журналом «Задушевное слово» и книгами Лидии Чарской. От родителей он требовал более критичного отношения к детскому чтению. Его статьи были собраны в книгу «Матерям о детских журналах» (1911).

Отправной точкой Чуковского было требование – детский писатель обязан уважать своих читателей. Литература для детей и юношества не должна быть убежищем для второсортных авторов: «Писатель для взрослых может быть бездарен, сколько угодно, но писатель для детей обязан быть даровитым»[346]. Традиционно писатели видели детей маленькими взрослыми с похожими, но только менее важными интересами. Чуковский же настаивал на том, что нужно учитывать истинную природу ребенка. Всякий, кто пишет для детей, обязан сам стать ребенком и начать думать, разговаривать и видеть окружающий мир, как ребенок. «Он создает свой мир, свою логику и свою астрономию, и кто хочет говорить с детьми, должен проникнуть туда и поселиться там»[347].

Современная русская детская литература казалась Чуковскому скучной и примитивной. Ни одного гениального поэта, только писатели, которые регулярно поставляют положенные рождественские и пасхальные стихи, не сходя с давно наезженной колеи. Издательская политика детских журналов основана на ложных представлениях о читателях. Слишком много серьезности и дидактичности, не хватает улыбок, фантазии, сказок и детского «безумия». Такое «безумие» Чуковский нашел в не замеченной читателями странноватой сказке Леонида Андреева «Храбрый волк» (1909)[348]. Он выделял также сборник Городецкого «Ия» (1908), называя его «оригинальным и грандиозным»[349]. Среди журналов Чуковский отмечал кое-какие положительные черты в «Маяке» (например, его антимилитаристские установки) и в публикациях Федорова-Давыдова (беззаботную атмосферу). Главным образом, он одобрял «Тропинку», где сам начал публиковаться как детский писатель. Для поэтов, печатавшихся в «Тропинке», самым важным было детское видение мира. Они писали не для детей и о детях, а с детской точки зрения, одновременно создавая новые формы. Чуковский, однако, критиковал «Тропинку» за то, что журнал пренебрегал городскими темами и отдавал слишком большое место религиозной поэзии.

В том же 1911 году издательство «Шиповник» предложило Чуковскому заняться выпуском нового журнала для детей. Идея воплотилась в жизнь в антологии «Жар-птица» (1912). Чуковский пригласил тех авторов и художников, которыми сам восхищался: Сашу Черного, Алексея Толстого, Марию Моравскую, Сергея Судейкина, Сергея Чехонина, Мстислава Добужинского и Алексея Радакова. Самое лучшее в литературном отделе – новаторская сказка Толстого «Жар-птица», полная абсурдных и неожиданных поворотов сюжета и деталей, а вклад самого составителя был достаточно скромным. Его «Цыпленок» – прозаическая миниатюра для самых маленьких. Взаимодействие текста и иллюстраций, выполненных Сергеем Чехониным, все же получилось интересным. Лучше всего в антологии удалось именно плодотворное сотрудничество между писателями и художниками, заметное и в художественном оформлении книги. «Жар-птица» успеха не имела, что Чуковский объяснял ее высоким художественным уровнем и высокой ценой.

В 1915 году вышел сборник под названием «Наш журнал». Сбылась давняя мечта Чуковского: все тексты и иллюстрации выполнены детьми, и роль взрослых сводилась лишь к технической помощи. Главными инициаторами были два брата, Жоржик и Гаррик Арнштамы, четырех и семи лет; других участников приглашали с помощью объявления в газете. Самым интересным произведением стали «Приключения лунатика», написанные семилетней «Лидочкой Ч-кой», то есть дочерью Чуковского Лидией. Этот рассказик напоминает абсурдистскую прозу Даниила Хармса, но написан он почти пятнадцатью годами раньше, чем сформировалась группа обэриутов. В приложении к «Нашему журналу» публиковались восторженные отзывы известных писателей и художников.

В это время Чуковский считал свою деятельность «гласом вопиющего в пустыне», но скоро он нашел соратника в лице Горького, который понял, что задиристый критик – эта та сила, которая теперь нужна детской литературе. «Сейчас одна хорошая детская книга сделает больше добра, чем десяток полемических статей, – сказал Горький Чуковскому. – Если вы в самом деле хотите, чтобы эта гниль уничтожилась, не бросайтесь на нее с кулаками, а создайте нечто свое, настоящее художественное, и она сама собою рассыплется. Это будет лучшая полемика – не словом, а творчеством»[350].

Первые попытки Чуковского писать для детей прошли незамеченными. Творческому взлету помог случай. В 1916 году маленький сын критика Николай попал в больницу в Хельсинки, и по дороге на дачу на Карельском перешейке Чуковский принялся импровизировать под стук колес ночного поезда – надо было как-то помочь мальчику справиться с болью и страхом. Так родился «Крокодил» (1917) – главное сочинение всей новой детской литературы.

Сюжет сам по себе был в высшей степени оригинальным. Крокодил, курящий сигару, разгуливает среди трамваев по Невскому проспекту. Он разговаривает по-немецки (позже немецкий был заменен на турецкий) и на ходу заглатывает городового и барбоса. Это Крокодил Крокодилович, гость из Африки, который терроризирует весь Петроград. Чудовище встречает достойного противника в бесстрашном Ване Васильчикове, который «без няни гуляет по улицам». Вооруженный деревянной саблей и игрушечным пистолетиком, маленький герой усмиряет злодейского крокодила.

Во второй части сказки происходит неожиданный поворот сюжета: теперь угнетателями становятся люди. Вернувшись в Африку, Крокодил Крокодилович рассказывает диким зверям, что их сородичи томятся в тесных клетках в России, и звери готовы начать освободительную войну. Так как люди держат зверей в плену, звери захватывают маленькую девочку Лялечку в заложницы. Как всегда у Чуковского, к концу сказки достигается полная гармония. Пленники отпущены из зоосада на волю и остаются жить в Петрограде с условием, что есть они будут только гречневую кашу, а пить простоквашу. В сказочной форме Чуковский рисует утопическую мечту о вечном мире, которую Владимир Маяковский изобразил в написанной в то же самое время поэме «Война и мир» (1917). Люди уничтожают все оружие, а животные затупляют когти и рога. Революционный идеал свободы и равенства воплощается. В «Крокодиле» гармонично сочетаются традиционность и новаторство. Чуковский ввел в русскую детскую поэзию образ большого города и современной техники, но вместе с тем он опирался на фольклорную традицию. Об этом говорят прием антропоморфизма, незаметный на первый взгляд герой и всеобщее празднование в конце поэмы. Преобладают свободная импровизация и игровое настроение. Главное – не прервать повествование. Для длинных описаний и своеобразных рифм нет времени. Повествование должно стремительно, динамично нестись вперед. Этого Чуковский достиг щедрым использованием глаголов, почти полным отсутствием прилагательных и постоянным изменением стихотворного размера. В «Крокодиле» Чуковский уже нащупал собственный стиль, разнообразие мотивов и сказочный антураж, которые потом станут отличительными чертами его поэзии.

«Крокодил» был напечатан в ежемесячнике «Для детей», приложении к популярному семейному журналу «Нива». Как редактор ежемесячника, Чуковский не обращался к знаменитостям своего времени, но приглашал новые таланты: Сашу Черного, Моравскую, Пожарову, Городецкого, Владислава Ходасевича, Алексея Ремизова, Александра Грина и Тэффи (1872 – 1952). Единственный писатель-классик, которого Чуковский одобрил, был Сакариас Топелиус, финско-шведский сказочник. Чуковский сам переводил с английского, например сказку «Царь Пузан», в которой возникает странная дружба между невероятно толстым Царем Пузаном и великаном Ермолаем Ермолаичем, который терроризирует подданных Пузана.

Самой замечательной публикацией в ежемесячнике «Для детей», безусловно, был «Крокодил» (или «Ваня и Крокодил», как эта сказка первоначально называлась). Сказка печаталась во всех двенадцати номерах журнала с иллюстрациями Ре-Ми, то есть Николая Ремизова. Дети восприняли ее с большим энтузиазмом; критики были осторожны – современная сказка с элементами абсурда была чуждой литературной формой. Многие враждебно относились к фантастической литературе просто из принципа, но существовали и опасения, что Крокодил, узурпатор, самозваный тиран, чья власть основана на страхе граждан, является политической аллегорией.

В то же самое время Чуковский по приглашению Горького готовил альманах для маленьких детей под рабочим названием «Радуга». Художественным редактором сборника был Александр Бенуа – тот самый, который резко осуждал русскую детскую литературу в 1908 году. Чуковский пригласил писателей и художников, принимавших участие в «Жар-птице» 1912 года, да еще Горького, Ходасевича, Брюсова и Натана Венгрова (1894 – 1962). Пересказ народных сказок был в моде, и в тот исторический момент образ Ивана-дурака, оказавшегося умнее Царя, пришелся к месту («Про Иванушку-дурачка»). Хвастливый, самодовольный самовар в басне Горького «Самовар» в конце концов так разогревается, что разваливается на куски, чему остальная кухонная утварь только рада. Саша Черный написал о счастье двух девочек, получивших новый игровой домик, а Алексей Толстой выказал редкую способность снова переживать детские фантазии и страхи («Фофка»). Ходасевич, Венгров, Моравская и Черный внесли свою лепту веселыми стишками о забавных маленьких существах. Но самым запоминающимся в альманахе Чуковского и Бенуа были не отдельные литературные произведения, а удачное сотрудничество писателей и художников – Лебедева, Замирайло, Радакова, Добужинского, Чехонина, Ивана Пуни и Юрия Анненкова. Они прекрасно улавливали дух литературных произведений, что сулило прекрасное будущее русским книжкам-картинкам. Среди художников один Илья Репин держался старой школы.

Два тома «Детского альманаха “Творчество”» (1917) были задуманы в том же стиле, что и «Радуга». Однако если эти тома предназначались для возрождения детской литературы, то результат оказался неудачным. Новые имена большого интереса не представляли. Хорошо читаются лишь пересказы народных сказок Алексея Ремизова и страшный рассказ Евгения Чирикова «Сказка старого дома». Великолепны стихи Марии Моравской, как и ее «Кладоискатели» – рассказ в духе «Тома Сойера» Марка Твена. Это сочинение действительно написано для детей и с точки зрения ребенка. А вот стихи Блока, Белоусова и Есенина с их птицами и цветочками уже выглядели устаревшими. Старомодными в этот исторический момент казались и такие безусловно талантливые художники, как Леон Бакст, Д. Моор (Дмитрий Орлов) и Алексей Радаков.

Оба альманаха «Творчество» вышли тиражом в 6000 экземпляров в январе 1917 года, на месяц опередив Февральскую революцию. Альманах Чуковского и Бенуа «Радуга» должен был выйти весной 1917 года, но из-за типографской разрухи издание появилось только в самом начале января 1918 года, прямо перед Рождеством. Чуковский и Горький не обрадовались, узнав, что альманах поменял название на «Елку», хотя само по себе решение понятное. Еще больше Горькому и Чуковскому не понравилась обложка работы Бенуа. Его рождественская елка была населена маленькими херувимчиками с зажженными свечками. Ангел протягивал яблоко, а на верхушке елки сидел стилизованный младенец Иисус. Все это плохо сочеталось с содержанием и общей идеей альманаха, не говоря уже о текущем историческом моменте. Парадокс заключался в том, что «Елка» была одной из первых, если не самой первой детской книгой, напечатанной в Советской России.

На этом закончилась длинная глава в истории русской детской книги. Она, может быть, не принесла много выдающихся имен и произведений, но создала читательскую аудиторию и доказала, что русская детская литература способна расти и развиваться. В 1917 году воздух был полон обещаниями обновления. То, что на самом деле случилось, оказалось почти полным разгромом существующей литературы с помощью подавления, насильственной эмиграции, закрытия журналов, очистки библиотек от неподобающих произведений. Новая советская литература начиналась практически с нуля.