Корней Чуковский

Рождение совершенно новой поэзии для детей произошло все-таки не в Москве, а в Ленинграде. Два ведущих поэта 1920-х годов, Корней Чуковский и Самуил Маршак, писали не по «социальному заказу» или партийным резолюциям, а ради особой природы и нужд ребенка. Юмор и игровые элементы были для них важнее дидактики, и оба поэта черпали свое вдохновение в русском фольклоре и английских детских потешках. Чуковский писал аллегорические рифмованные сказки и коротенькие, полные абсурда стихи, а талант Маршака в полной мере проявился в книжках-картинках, рифмованных шутках и стихах о труде.

Корней Чуковский – его настоящее имя Николай Корнейчуков – родился в Санкт-Петербурге, но вырос в стесненных обстоятельствах в Одессе. Мать воспитывала его одна, но все же смогла дать сыну хорошее образование. Закончив школу, Чуковский работал журналистом, проведя несколько лет в Британии в качестве корреспондента газеты. После революции 1905 года, во время которой он издавал радикальный сатирический журнал, Чуковский стал литературным критиком в Петербурге. В то время он не планировал писать для детей. Наоборот, если бы тогда кто-то предрек ему, что он станет детским писателем, он бы серьезно обиделся. Он считал, что уровень русской детской литературы невероятно низок, и первым его вкладом в эту область оказалась резкая критика наиболее популярных авторов и журналов того времени.

Публикация «Крокодила» в 1917 году сразу принесла Чуковскому известность как новатору в детской поэзии, но смесь положительной и отрицательной критики поэмы все же отвратила его от этого жанра еще на несколько лет. Следующая детская книга появилась случайно. На полях научного труда он стал записывать сказку в стихах «Тараканище» (1923), а на следующий день сочинил «Мойдодыр» (1923) – веселые комментарии к нежеланию дочери мыть руки. Для литературного критика это означало потерю двух рабочих дней, а для русской детской литературы – гигантский шаг вперед.

Есть и другая версия появления обоих шедевров. Чуковский проводил летние месяцы 1921 года в Лахте – деревне на берегу Финского залива. Неподалеку располагался детский приют имени Надежды Крупской, и чтобы повеселить сирот, писатель решил сочинить для них стихотворные сказки[374]. Эту версию Чуковский рассказал в 1937 году, когда она лучше соответствовала текущему моменту, чем история о внезапном порыве вдохновения.

Прошло еще два года, прежде чем Чуковский нашел издателя для «Тараканища» и «Мойдодыра». Им оказался Лев Клячко, глава издательства «Радуга». Для Чуковского эти публикации стали прелюдией короткого, но интенсивного периода работы в детской литературе. За несколько лет «Радуга» выпустила не только две первые книжки Чуковского, но и «Мухину свадьбу» (1924), впоследствии переименованную в «Муху-Цокотуху», «Муркину книгу» (1924), «Бармалея» (1925), «Федорино горе» (1926) и «Телефон» (1926). В 1929 году «Еж» напечатал свободный пересказ «Доктора Дулиттла» Хью Лофтинга, названный «Приключения Айболита». Последней поэмой для детей, напечатанной до Великой Отечественной войны, стало «Краденое солнце» (1933).

Главной особенностью стихотворных сказок Чуковского является их лингвистическая виртуозность: богатство ритмов и рифм, ассонансов, игра слов. Стихотворная форма и размер постоянно меняются, это новинка в тогдашней детской литературе. Чуковский всегда помнил, для кого он пишет: требовались строки короткие и простые, язык легкий, свободный от архаизмов и поэтических клише. Стихотворных переносов надо было избегать. Чуковский, если нужно, придумывал свои собственные, уместные неологизмы вроде Айболита и Мойдодыра, как он назвал командира армии мочалок.

«Телефон» Чуковского – его самая радикальная поэма абсурда. В доме автора постоянно трезвонит телефон, ему звонят разные звери с совершенно неожиданными проблемами. Слон заказывает шоколад для маленького слоненка, крокодил требует галоши на ужин, мартышкам понадобились книжки. Газелям непременно надо узнать, не сгорели ли карусели, а бегемот провалился в болото, и его необходимо оттуда вытащить. Капризный сюжет и абсурдный юмор зависят более от рифм и ритма, чем от какого-то четко продуманного плана. Главный герой поэмы – утомленный писатель, изнемогающий под грузом творческих идей, одна безумнее другой. На более простом уровне поэма учит детей искусству общения и телефонному этикету.

«Чудо-дерево» написано в том же духе. Эта поэма о дереве, на котором растут чулки и башмаки, была напечатана в «Муркиной книге» вместе с другими абсурдными стихами – о баране в аэроплане, двух свинках, печатающих на машинках, о бутерброде и булке, задумавших бежать и убежавших бы, если бы их не выдали чайные чашки. Источником вдохновения для подобных стихов были русские народные потешки и детские загадки. В 1924 году Чуковский опубликовал сборник переложений русских народных песен, колыбельных и поговорок. Другим важным источником для поэта стали английские детские стихи и песенки, с которыми Чуковский познакомилсяв Англии в начале 1900-х годов. В них он нашел юмор, фантазию и языковую игру, созвучные его собственным писательским предпочтениям. В 1920-х годах Чуковский, еще подростком выучивший английский язык по самоучителю, занимался пересказом английских детских стихотворений.

Сквозная тема сказок Чуковского – борьба с тиранией. Во многих произведениях, написанных после «Крокодила», повторяется одна и та же история: захват власти тираном, трусость подданных, легкая победа до того никем не замеченного героя над тираном и в завершение веселый праздник. Как в народных сказках, в битве добра и зла негодяй в конечном счете оказывается просто «бумажным тигром».

Всего лишь грозно пошевелив усами, таракан становится хозяином целого звериного царства, и все остальные звери приносят деспоту «своих детушек» на съедение. Спасение приходит от маленького воробышка, который легко склевывает противную букашку («Тараканище»). Паук появляется на празднике насекомых и угрожает съесть хозяйку, муху. Гости в испуге разбегаются кто куда, и только маленький комарик храбро вынимает саблю и отрубает злодею голову («Муха-цокотуха»). В «Краденом солнце» крокодил проглатывает солнце и заставляет всех зверей жить во тьме, но его побеждает медведь, и солнце возвращается на небо. Злодейская фигура в «Бармалее» – бородатый африканский разбойник, которого заставляют начать новую страницу жизни и стать добрым булочником в Ленинграде.

Иногда тема бунта соседствует с дидактикой. В «Мойдодыре» и «Федорином горе» предметы бунтуют против хозяев, плохо обращавшихся с ними. Под руководством Мойдодыра, «умывальников начальника и мочалок командира», разнообразные предметы – книжка, подушка, самовар, сапоги – отказываются служить владельцу и преследуют его, мальчика-грязнулю, по всему городу. Примирение наступает, только когда «неумытый поросенок» исправляется и моется дочиста. От старухи Федоры убегает кухонная утварь, которую она не мыла и не чистила. Дети видят, к чему приводит себялюбивое и безответственное поведение, но нравоучительный смысл подается в весьма оригинальной и забавной форме.

Соблазнительно отыскивать в сказках Чуковского взрослый подтекст, несмотря на то, что сам автор постоянно протестовал против всех попыток найти тайное значение сказок. Описание умывания в «Мойдодыре» может быть адресовано русским футуристам, старым противникам Чуковского, которых он призывает освободиться от примитивной антикультурной поэтики[375]. Предполагалось также, что сказка является предупреждением против идеологических «чисток», которые угрожали истребить всякую живую литературу в России. Основателя Красной армии Льва Троцкого, жесточайшего критика Чуковского, называли прототипом Мойдодыра – тщеславного генералиссимуса, который жестоко использует свою власть, заставляя жертву стать своим послушным орудием[376]. Проблема с «Тараканищем» заключается в том, что сказка была опубликована в 1923 году, слишком рано для того, чтобы прямо указывать на другого злодея с большими усами – Сталина. Критик Игорь Кондаков разрешил эту дилемму, считая, что сказка является аллегорией захвата в России власти большевиками. Народ легко впадает в панику и тут же подчиняется узурпатору, но всегда готов приветствовать всякого нового лидера как своего освободителя. Если «Муха-цокотуха» написана эзоповым языком, то сказка может изображать пиры нэпманов, надеющихся на то, что вернутся старые добрые времена. Победа комарика над пауком означает всего лишь смену одного кровопийцы другим. И наконец, «Федорино горе» можно интерпретировать как паническое бегство русских писателей, напуганных культурной политикой большевистского режима, а их последующее возвращение отражает попытку найти другой способ существования при новом режиме. В самоваре разглядели Алексея Толстого, известного приспособленца.

Чуковский не только сочинял сказки в стихах, но и переводил и перекладывал иностранные детские произведения, например сказку Оскара Уайльда «Счастливый принц» (1918), «Просто сказки» и «Рикки-Тикки-Тави» (1923) Редьярда Киплинга. «Доктор Айболит» (1925) написан по мотивам книги Хью Лофтинга. Чуковский также перевел книги «Маленький оборвыш» (1926) Джеймса Гринвуда, «Приключения Тома Сойера» (1935) и «Принц и нищий» (1936) Марка Твена, «Робинзон Крузо» (1935) Даниэля Дефо. «Барон Мюнхгаузен» (1928) Распе переведен Чуковским с английской версии.

К 1930-м годам Чуковский почти перестал писать для детей. Среди советских авторов он оказался первым, кого атаковала воинственная критика, осуждавшая сказки, антропоморфизм и юмор. Сам Чуковский объяснял уход из детской литературы тем, что вдохновение иссякло и «внутренняя музыка» замолчала. Все его стихотворные сказки возникали по прихоти вдохновения, и еще в середине 1920-х годов он заметил, что его способность внезапно испытывать «напор какой-то мажорной, неожиданной музыки, каких-то радостных ритмов и праздничных слов» пошла на спад[377]. К этому моменту его дети, для которых он поначалу писал свои сказки, уже выросли. Двое из его детей, Николай и Лидия, сами внесли немалый вклад в советскую детскую литературу. Николай Чуковский (1904 – 1965) стал известным автором морских и исторических повестей, а Лидия Чуковская (1907 – 1996) работала в редакции Маршака в 1930-х годах, а позже активно участвовала в советском диссидентском движении.

В 1930-х годах Чуковский опубликовал две автобиографические повести – о своих школьных годах и о жизни в советском детском санатории. Он продолжал работу над книгой эссе «От двух до пяти» (1928), ставшей настоящей классикой и выдержавшей двадцать одно издание только при жизни писателя. Поначалу книга носила название «Маленькие дети» и задумывалась как полемика в защиту сказок. Согласно утилитарным взглядам, преобладавшим в Советском Союзе в 1920-х годах, волшебные сказки оказывают вредное влияние на представления детей о реальности. Чуковский, наоборот, защищал право на фантазию и элементы абсурда в литературе, указывая, что они помогают формированию чувства реальности у детей. Более того, сказки лучше любых других литературных форм воспитывают сочувствие к тем, кто не так удачлив.

Через десять лет после Октябрьской революции Чуковскому снова пришлось вернуться к той же позиции, на которой он стоял, критикуя дореволюционную детскую литературу. Чего опять не хватало в произведениях для детей – так это уважения к читателю. Его девиз – «уйти в детвору». Писатели должны понимать детское мышление и мир воображения: «Вообще побольше благоговения к детям, поменьше заносчивости, и вы откроете тут же, подле себя, такие сокровища мудрости, красоты и духовной грации, о которых вам не грезилось и во сне»[378].

Многие из вопросов, обсуждаемых Чуковским в книге «От двух до пяти», занимали писателя долгое время. Сборник «Матерям о детских журналах» (1911) включал в себя важную главу «О детском языке». Чуковский полагал, что детский язык является ключом к пониманию детского мышления, и считал всех детей от двух до пяти лет лингвистическими гениями, обладающими огромным спонтанным творческим потенциалом. Дети относятся к словам не механически, художественное творчество для них – веселое занятие. Стихи рождаются в детских головах практически сами по себе. Именно к этому и должны стремиться писатели, когда используют игру слов и прием «остранения», то есть превращения знакомого и обыденного в новое и увлекательное.

Когда эта глава была впервые опубликована, многим читателям и учителям не понравилось утверждение, что детский язык имеет самостоятельную ценность и его стоит изучать серьезно. Но Чуковского это не испугало, и он продолжал исследование детского лингвистического мира. Посещая детские сады, школы и больницы, он набирал новый материал. Читатели посылали ему многочисленные примеры собственных наблюдений.

Книга «От двух до пяти» также служит введением в поэтику Чуковского. Его поэзия начинается с изучения детского мышления и языка и в идеале должна достигнуть уровня детской спонтанности, воображения и творческой свободы. Он предлагает коллегам и практический совет: писать «графические стихи», в которых каждая строка может быть превращена в рисунок. Очень важно движение, картинки и ситуации должны быстро сменять друг друга. Неудивительно, что стихотворные сказки Чуковского сравнивали с искусством кино. Необходимо, чтобы стихи легко заучивались наизусть; у самого Чуковского это достигается повторами и тем, что основное смысловое ударение падает на зарифмованные слова.

Во время Великой Отечественной войны Чуковский снова стал писать для детей, но резко отрицательное восприятие новых работ – «Одолеем Бармалея» (1942) и «Приключения Бибигона» (1945 – 1946) – показало, что в тогдашней советской литературе не было места фантазии. Последние десятилетия своей долгой жизни Чуковский предпочитал быть не автором, а критиком детской литературы. В 1957 году ему было присвоена ученая степень доктора филологических наук, а пять лет спустя – почетная степень Оксфордского университета. Как детский писатель он уже был живым классиком.