Пушкин и Жуковский

Третье десятилетие века стало расцветом стихотворной литературной сказки. Трое авторов – Александр Пушкин, Василий Жуковский и Петр Ершов – опирались и на русский фольклор, существовавший по большей части в устной традиции, и на европейскую романтическую традицию. Выбор стихотворной формы мог казаться странным, так как ничего подобного до этого ни в России, ни за ее пределами не было. Писатели старались воплотить фольклор в более изысканной форме, да и сочиняли они преимущественно для взрослого читателя, привыкшего к поэзии. В случае Пушкина и Жуковского прошло немало времени, пока их сказки стали неотъемлемой частью детской литературы.

Александр Пушкин (1799 – 1837) – центральная фигура всей русской словесности – занял ключевую позицию и в детской литературе. Его поэтические сказки хотя не предназначались для юного читателя, стали непременным детским чтением. Пушкин не был в восторге от современной ему литературы для детей. Ему не нравились примитивные нравоучительные истории, его раздражали устаревшие стилистические идеалы. Русская фольклорная традиция побудила его попробовать свои силы в сказках. Во время ссылки в селе Михайловское в 1824 – 1825 годах он слушал сказки, которые ему рассказывала старая няня, и делал заметки для будущих сочинений. Ему нравились не только сами сказочные мотивы, но и красота языка. Несмотря на то, что только одна из пяти сказок Пушкина безусловно основана на русском материале, иностранные источники у него приобрели русскую форму и новый язык. Он писал сказки в 1830 – 1834 годах, на пике поэтического таланта, и они стали одним из лучших его достижений.

Первая из пушкинских сказок, «Сказка о царе Салтане, о сыне его славном и могучем богатыре князе Гвидоне Салтановиче и о прекрасной царевне Лебеди» (1831), наиболее сложная и оригинальная. Написана она четырехстопным хореем. Сказочные герои и мотивы виртуозно переплетены, а герои наделены гораздо более сложными психологическими свойствами, чем было принято в фольклорной традиции. Князю Гвидону, обреченному умереть в младенчестве, чудом удается избегнуть этой участи, и он решает отправиться на поиски отца, Салтана. Сюжет развивается динамично, без лишних отступлений. В конце концов добро вознаграждено. Происходит трогательная встреча – семья снова вместе. Царевна Лебедь, животное-помощник, превращается в прекрасную девицу на выданье, и для молодой пары основана новая империя. Этот мир счастья и благосостояния находит свои параллели в мифе об основании Санкт-Петербурга Петром Первым[23]. «Сказка о царе Салтане», как и многие русские сказки, кончается пиром, и «для радости такой» прощены даже отрицательные персонажи.

Марк Азадовский в 1936 году убедительно показал, что пушкинская «Сказка о мертвой царевне и семи богатырях» (1834) основана главным образом на «Белоснежке» братьев Гримм, а не на русском фольклорном материале, как предполагалось ранее[24]. В библиотеке Пушкина хранился французский сборник сказок братьев Гримм, изданный в 1830 году. Однако в сказке появились некоторые русские черты. Семь гномов превратились в усатых русских богатырей, которые, когда не трудятся в лесу, рубят татарские головы. Царевна скрывается от злой мачехи у богатырей, но отказывается выйти замуж за одного из них, так как хранит верность жениху, царевичу Елисею. Ведомый солнцем, луной и ветром Елисей находит возлюбленную и возвращает ее к жизни. Царевна представляет собой пушкинский идеал женщины, трудолюбивой, добросердечной и верной. На свадьбе присутствует и сам рассказчик, пьющий и празднующий с другими гостями.

«Сказка о рыбаке и рыбке» (1835) – самая популярная из пушкинских сказок. Она первой вошла в корпус детской литературы. В ней нет рифм и традиционного размера, по примеру «Песен западных славян», которые Пушкин переводил в то время. Несмотря на бедность, рыбак ничего не требует от пойманной золотой рыбки. В русском контексте это выглядит славянофильским идеалом доброты, скромности и отсутствия себялюбия. Название сказки, выбранное Пушкиным, соединяет рыбака и рыбку, представляя его как часть природы. Жена его, напротив, неудержима в своих желаниях и движима ложными идеалами власти и могущества. Ее жажда власти достигает апогея, когда она хочет стать не папой римским и не Богом, как в немецкой сказке, но «Владычицей морскою». Она хочет властвовать над самим источником жизни. К тому же этот приступ женской гордыни нарушает идеалы патриархальной семьи. Выражение «сидеть у разбитого корыта», означающее «снова остаться ни с чем», происходит из этой сказки.

Анна Ахматова первой отметила, что «Сказка о золотом петушке» (1835) основана на «Легенде об арабском звездочете» из сборника Вашингтона Ирвинга «Альгамбра» (1832)[25]. В атмосфере ксенофобии сталинского режима подобные утверждения не приветствовались, и советские пушкинисты надлежащим образом отчитали Ахматову. Первый культурный мост через океан был установлен при помощи французского перевода, который стал источником пушкинской сказки. От загадочной пушкинской сказки веет восточным мистицизмом. Угроза миру и спокойствию исходит не от врагов внешних, как полагает царь Додон, она таится внутри него самого. Его уничтожает страсть к «роковой женщине». Не замечая дурных предзнаменований, он отказывается выполнять обещанное, бросает вызов судьбе и умирает внезапной и жестокой смертью. Ахматова предложила аллегорическое прочтение сказки, где два царя пушкинской эпохи колеблются между самовластием и желанием отречься от трона и сам Пушкин выступает в роли мудреца, которому в заключение отказано в законной награде.

«Сказка о попе и работнике его Балде» (1831) – одно из тех произведений, над которыми Пушкин работал еще в Михайловском в 1824 году. Священник ищет помощника и находит Балду, который «ест за троих, работает за семерых». В уплату он, кроме еды, договаривается в конце года дать хозяину три щелчка по лбу. Чтобы не платить Балде, хозяин задает ему немыслимые задачи, но этот простой трудолюбивый мужик оказывается сметливее хозяина. Веселый тон комической сказки меняется, когда Балда увесистыми щелчками расплачивается с попом и произносит свой приговор: «Не гонялся бы ты, поп, за дешевизной». Сатирический портрет священника не слишком подходил для той эпохи, и при публикации сказки, уже после смерти Пушкина, в 1840 году, Василий Жуковский благоразумно заменил попа на купца. С другой стороны, в советское время «Сказку о попе и работнике его Балде» очень ценили, поскольку она, по-видимому, свидетельствовала об антиклерикальных умонастроениях Пушкина и его симпатии к рабочему человеку.

Пушкин собирался опубликовать все сказки вместе, не по хронологическому признаку, а по темам. Сказки, действительно, можно разделить на две группы. В «Сказке о царе Салтане» и в «Сказке о мертвой царевне и семи богатырях» основными ценностями являются дом и семья; в обеих все, как положено, хорошо кончается. В «Сказке о рыбаке и рыбке», «Сказке о золотом петушке» и «Сказке о попе и работнике его Балде» главные персонажи охвачены ослепляющей страстью. Каждый из героев верит в свои силы, но, сталкиваясь с внешним миром, погибает. Тема рокового выбора ложной роли прослеживается в «Маленьких трагедиях» и «Пиковой даме» – других произведениях Пушкина, написанных в тридцатые годы.

Сюжет в сказках Пушкина быстро развивается. В них мало подробных описаний или вставных эпизодов. Пушкин заимствовал некоторые стилистические черты и традиционные формулировки из фольклора, но это не спасло его от критики современников, склонных к традиционализму. Белинский прямо объявлял пушкинские сказки плохими, лишенными всякой поэтической ценности. С его точки зрения, это просто неудачные подражания, в которых потеряны все истинные черты русской народной души[26]. В наши дни основная привлекательность пушкинских сказок – именно в естественности и полном отсутствии стилизации. В России сказки считаются доказательством глубокой связи Пушкина с русским народом; в таком взгляде на сказки таится риск позабыть об их общеевропейских и общечеловеческих источниках.

Пушкин не собирался заниматься детской литературой. В 1836 году он отказался от предложения Одоевского напечататься в журнале «Детская библиотека». Свои сказки он вообще не относил к детской литературе. В круг детского чтения они вошли поздно, в 1860-х годах, когда Константин Ушинский включил сказки и стихи Пушкина в свои хрестоматии по чтению.

Летом 1831 года поэт Василий Жуковский (1783 – 1852), главный представитель раннего романтизма в русской поэзии, жил недалеко от Пушкина в Царском Селе. Оба восхищались фольклором, и между ними возникло что-то вроде соревнования по сочинению стихотворных сказок. Как и Пушкин, Жуковский писал для взрослой аудитории, но после его смерти сказки поэта тоже стали классическим чтением для детей.

Вклад Жуковского в литературную дуэль 1831 года составили «Спящая царевна» (1832) и «Сказка о царе Берендее, о сыне его Иване-царевиче, о хитростях Кощея Бессмертного и о премудрости Марьи-царевны, Кощеевой дочери» (1833). Первая из них написана четырехстопным хореем и основана на «Спящей красавице» Шарля Перро и на сказке «Шиповничек» братьев Гримм. Изменения незначительны, но фабула передается в более изящном виде, отчасти с иронией. Верный классическим образцам, Жуковский не старается индивидуализировать героев или дать психологическую мотивацию их поступков. Вместо этого он уходит в поэтические описания и подчеркивает эротические моменты. Единственный истинно русский элемент сказки – пир в конце, на котором присутствует и сам рассказчик.

«Сказка о царе Берендее» основана на русской народной сказке, которую рассказал Жуковскому Пушкин, но в ней просматриваются и мотивы гриммовских «Милого Роланда и девицы Ясный свет» и «Двух королевских детей». Царь Берендей, не подумав, обещает отдать злому Кощею Бессмертному «что есть у него и чего он не знает». Оказывается, что это его новорожденный сын Иван-царевич. Иван, однако, спасается от Кощея при помощи хитроумной Марьи-царевны, Кощеевой дочери. Это занимательная сказка о победе любви и силы креста над злобой и беспамятностью. Николай Гоголь очень обрадовался, что «немецкий» Жуковский написал сочинение, столь русское по духу и литературным приемам. Слабостью сказки обычно считается то, что Жуковский предпочел четырехстопному хорею торжественный и тяжелый гекзаметр. Русская сказка и гекзаметр – невозможное сочетание, но главным результатом стал сходный с прозой ритмический строй.

В 1840-х годах, когда у самого Жуковского были маленькие дети, он написал еще три стихотворные сказки: «Сказку об Иване-царевиче и Сером Волке» (1845), «Тюльпанное дерево» (1845) и «Кота в сапогах» (1846). «Сказка об Иване-царевиче и Сером Волке» – шедевр Жуковского. В ней множество разнообразных героев и мотивов русских народных сказок, своеобразно и искусно переплетающихся между собой. Иван, младший из трех братьев, ищет руки Елены Прекрасной, и чтобы ее добиться, ему нужна помощь Жар-Птицы, Серого Волка, коня Златогрива и Бабы-яги. С помощью «воды живой и воды мертвой» он воскресает и продолжает поиски. Злые силы воплощены в образе Кощея Бессмертного, которого нелегко убить, поскольку смерть его спрятана в сундуке под дубом, растущим на острове. В сундуке сидит заяц, в зайце спрятана утка, в утке – яйцо, а в яйце – Кощеева смерть. Чтобы справиться с Кощеем и заполучить Елену в жены, Ивану нужны драчун-дубинка, скатерть-самобранка и шапка-невидимка. Забавная деталь: Серый Волк остается в семье, становится нянькой детям, рассказывает младшим сказки и учит старших читать и писать. И сама эта история, как объясняется в сказке, была обнаружена в записках Серого Волка уже после смерти этого чудесного зверя.

«Тюльпанное дерево» – написанная белым стихом версия сказки братьев Гримм «О миндальном дереве». Это история о привидениях, полная наводящих ужас деталей, и поэтому ее редко публикуют в детских книгах. Последняя стихотворная сказка Жуковского, «Кот в сапогах», близка к одноименной сказке Шарля Перро, не считая некоторых незначительных сатирических штрихов.

Русская критика обычно несправедливо отзывается о сказках Жуковского, словно летнее состязание 1831 года все еще продолжается и пальма первенства непременно должна достаться Пушкину, национальному поэту. Эти критики считают Жуковского чересчур европеизированным и полагают, что он недостаточно хорошо чувствовал русский материал и слишком слепо следовал тексту оригиналов. Простота и непосредственность – в большей степени черты пушкинских сказок, а текстам Жуковского присуща отточенная поэтическая интонация. Однако можно сказать, что Жуковский все же проявлял больше интереса к чисто русскому материалу, относясь к нему более изобретательно. Для него важнее всего приключенческий сюжет, в который он вложил тонкую иронию и пародийные элементы. Волшебные сказки еще не стали тогда полноправной частью детского чтения, и Жуковский недвусмысленно отстаивал эту литературу: «Я полагаю, что сказка для детей должна быть чисто сказкою, без всякой другой цели, кроме приятного, непорочного занятия фантазии»[27].