Печатные книги и грамотность

В начале XVI в. в Европе было около 250 печатных станков; к 1500 г. на них было уже напечатано 27 000 наименований книг. Если предположить, что печаталось хотя бы по 500 копий каждой книги, то получается, что среди населения в 84 миллиона человек циркулировало целых 13 миллионов книг[73]. Цифра, конечно, впечатляющая, но требует определенного контекста. Из нее, конечно же, не следует, что у 15 процентов населения была хотя бы одна книга. Даже подавляющее большинство грамотных людей не владели никакими печатными книгами, не говоря уж о 90 процентах тех, кто не умел ни читать, ни писать. Большинство книг было напечатано на латыни и посвящено богословской тематике, что значительно снижало их привлекательность. С другой стороны, у богатых людей, коллекционировавших книги, было по несколько печатных фолиантов. Если в 1500 г. из 13 миллионов книг сохранилось около 10 миллионов, то они были распределены среди примерно полумиллиона владельцев, причем многими из этих владельцев были учреждения. В целом можно сказать, что печатные книги в Европе были менее чем у 1 процента населения. Популярными средствами массовой информации в 1500 г. по-прежнему оставались кафедра проповедника и рыночная площадь, а не печатное слово.

Ключевым событием, изменившим все, стала публикация Библии на языках наций. Не было ни одной другой книги, которую люди с таким нетерпением хотели бы прочитать сами. Они хотели изучить слово Божие лично, без вмешательства священника, чтобы улучшить свое положение на земле в глазах и окружающих, и Бога и повысить тем самым шансы на попадание в рай после смерти. Кроме того, они хотели помочь своим родным и друзьям, давая советы о том, как вести праведную жизнь. Таким образом, Библию можно назвать величайшей книгой о самопомощи. Библии на родных языках существовали и в средневековый период, и некоторые из них – например, французская «Историческая Библия» Гиара де Мулена, «Прованская Библия», приписываемая Петеру Вальдо, и «Английская Библия» Джона Уиклифа – оказались весьма влиятельны. Но они были доступны лишь в рукописных вариантах, то есть очень редки и дороги. Благодаря книгопечатанию Библии стали доступны в больших количествах и по куда более низкой цене. Тем не менее главной переменой стали не печатные издания Библии сами по себе, а печатные издания на родном языке. Научиться читать на латыни было почти нереально без специального образования, которое получали очень немногие, так что Библии на родном языке помогли простым людям научиться читать и самостоятельно изучать слово Божие. Таким образом, именно сочетание трех факторов – книгопечатания, использования родного языка и духовного значения Библии – бросило вызов доминированию церковной кафедры и в конце концов сделало общество Европы грамотным.

В разных странах Библию на родном языке напечатали в разное время. Первыми ее получили немецкоговорящие страны: Иоганн Ментелин перевел Библию на немецкий в 1466 г. Первая Библия на итальянском была напечатана в Венеции Никколо Малеми в 1471 г., за ней последовала первая чешская Библия в 1488 г. Новый Завет на французском языке напечатали в Лионе в 1476 г., а в 1487 г. Жан де Рели издал печатную версию «Исторической Библии» де Мулена. Эти ранние версии были переведены с латинской Вульгаты; переводы с греческого последовали лишь после того, как ученый-гуманист Дезидерий Эразм Роттердамский издал греческую версию Нового Завета в 1516 г. Мартин Лютер завершил перевод немецкой версии Нового Завета в 1522 г., основываясь на греческой версии Эразма, и поучаствовал в переводе Ветхого Завета, вышедшего на немецком в 1534 г. Новые версии Библии на французском вышли в 1523 (Новый Завет) и 1528 (Ветхий Завет) годах. Уильям Тиндейл перевел Новый Завет Эразма на английский язык и напечатал его в Вормсе в 1526 г., но попал в немилость властей из-за неудачного выбора слов и был сожжен на костре в 1536 г. за якобы еретические ошибки перевода. К тому времени он успел выпустить лишь половину Ветхого Завета; его работа была завершена Джоном Роджерсом в 1537 г., вскоре после того, как Майлз Ковердейл напечатал первую полную английскую Библию. В 1539 г. английское правительство одобрило издание Библии на родном языке, «Великой Библии», и позаботилось о том, чтобы ее копии разослали в каждый приход. Датчане и норвежцы получили Новый Завет на своем языке в 1524 г., а всю Библию – в 1550; шведы получили Новый и Ветхий Завет в 1526 и 1541 гг. соответственно, испанцы – в 1543 и 1569, поляки – в 1554 и 1563, а валлийцы в 1563 и 1588 гг. Первым памятником письменной финской литературы стал перевод Нового Завета от Микаэля Агриколы в 1548 г. Очень немногие европейские страны не получили Библию на родном языке к 1600 г., хотя в Португалии и России полные Библии на родном языке были напечатаны лишь в XVIII в.[74]

Важность того, что огромное число людей стало учиться читать, изучая Библию на родном языке, невозможно переоценить. До примерно 1530 г. почти половина книг, издаваемых в Англии, была на английском языке, а половина на латыни, но в 1530-х гг. доля книг, издаваемых на английском языке, резко возросла до 76 процентов. После публикации «Великой Библии» в 1539 г. и вовсе превысила 80 процентов. Эффект вышел лавинообразным: чем больше книг выходило на родном языке – особенно Библий, – тем больше людей учились читать и, соответственно, тем больше становился спрос на новые книги. В Англии производство книг увеличилось всего с 400 наименований в первое десятилетие века до более 4000 наименований в последнее десятилетие. Итальянский писатель в 1550 г. пожаловался, что книг стало уже столько, что у него нет времени даже читать все их названия[75]. Помимо всего прочего, отдельные книги тоже стали читать больше. Когда-то у каждой книги на латыни был всего один богатый владелец, который держал ее под замком в своей библиотеке и показывал лишь самым близким и хорошо образованным друзьям, теперь же тексты на родном языке шли по рукам, и одну книгу вполне могли прочитать человек десять.

Из-за того, что знания стали доступны в книжной форме, ценность умения читать стала очевидной для всех. Количество открываемых школ резко возросло. Университеты процветали. Книгопечатание стало естественным способом передачи и приема информации. Особенно полезным оно было для тех, кто хотел узнать или распространить новейшие научные теории. До изобретения книгопечатания научные труды копировались от руки переписчиками, которые зачастую даже не понимали описанных там концепций, из-за чего делали много ошибок. Таким образом, распространение научных идей было неполным и медленным. Печать позволила научным идеям распространяться намного быстрее и точнее, в результате чего научное сообщество в Европе, по сути, превратилось в единую организацию, рассматривавшую и критиковавшую новаторские идеи друг друга. Благодаря этому ученые стали намного влиятельнее, чем раньше. Когда в 1543 г. был опубликован труд Николая Коперника «Об обращении небесных сфер», многие астрономы получили его копии и это вызвало широкое обсуждение. Кроме того, текст не смогли скрыть церковные власти, хотя они и продолжали настаивать на том, что в центре Вселенной находится Земля.

Наука сделала несколько огромных шагов вперед не только благодаря печати наборным шрифтом. Не менее важной стала возможность печатать изображения. В 1542 г. Леонарт Фукс издал великолепный и замечательно иллюстрированный труд «Достопамятные комментарии к описанию растений». Команда профессиональных художников гравировала печатные клише, а затем раскрасила гравюры от руки по указаниям автора. Травники существовали уже много столетий, но еще никогда в них не было настолько научных описаний и таких замечательных иллюстраций, и уж точно не было другого научного труда, который был бы столь качественно и одновременно массово издан. Еще важнее печатные изображения стали для книги Андреаса Везалия «О строении человеческого тела», опубликованной в следующем году. В 1300 г. папа Бонифаций VIII запретил вскрытие трупов; соответственно, «Анатомия» Мондино де Луцци, написанная в Болонье около 1315 г. и во многом основанная на трудах Галена и арабских ученых, оставалась главным учебником по анатомии на протяжении всего позднего Средневековья. В 1478 г. появилась печатная версия, пережившая 40 переизданий и сохранившая галеновские анатомические идеи[76]. Эти идеи, конечно, были далеки от совершенства, ибо к вскрытию человеческих тел плохо относились и в античном мире – выводы Галена были по большей части основаны на вскрытии животных. Таким образом, серьезные ошибки в понимании анатомии сохранялись на протяжении веков. Большинство медицинских школ получало лишь по паре трупов повешенных преступников в год, а их вскрытия были скорее ритуальными, чем экспериментальными. В тех редких случаях, когда все-таки осуществлялось медицинское вскрытие, врач читал нужные главы галеновского текста в изложении Мондино, а хирург осуществлял необходимые надрезы. Студентам-медикам, которые наблюдали за вскрытиями, говорили, что у сердца три желудочка, а у печени – пять долей; в анатомических театрах того времени их не подпускали достаточно близко, чтобы они не могли увидеть все своими глазами и усомниться в том, что им говорят. Таким образом, вскрытие в присутствии учеников проводилось только для того, чтобы укрепить авторитет учителей, которые, по сути, обманывали их. Книга Везалия покончила со всем этим и положила начало научному изучению анатомии. Множество тщательно отрисованных и гравированных иллюстраций показывали вскрытые тела в разных позах, демонстрируя форму костей и мышц. Подобные изображения изменили отношение и к анатомии как таковой – хирурги занялись самостоятельными анатомическими исследованиями, несмотря на все запреты церкви.

Архитектура, география и астрономия тоже получили огромную пользу от печати изображений. Несмотря на то что «Четыре книги по архитектуре» Андреа Палладио (1570) вышли только на итальянском языке, они оказали огромное влияние на всю Европу благодаря изображениям архитектурных принципов Витрувия и других античных архитекторов. В том же году благодаря новейшим достижениям в печати изображений Абрахам Ортелий выпустил первый современный географический атлас, использовав проекцию Меркатора. В книге Тихо Браге «О новой звезде» (1573) содержались звездные карты того места, где годом ранее наблюдалась вспышка сверхновой. В «Механике обновленной астрономии» того же автора (1598) подробнейшим образом описывалось оборудование его обсерватории; он рассказывал, как ему удалось добиться такого высокого уровня точности при изменении неба и как другие могут улучшить его труды. Таким образом, книгопечатание не просто распространяло знание, но и служило катализатором для новых научных достижений.

Все вышеупомянутые следствия печатной революции, скорее всего, очевидны. Менее очевидны, однако, ее последствия для общества. Распространение печатного слова увеличило количество грамотных людей и одновременно повысило значимость письменного слова. Это, в свою очередь, изменило отношения между королями и их подданными. Государства стали собирать информацию обо всех, кто живет в их границах. Почти все страны Европы начали хранить информацию о крещениях, браках и похоронах. Англия начала вести подобные записи с 1538 г. Во Франции записи обо всех крещениях велись с 1539 г., а обо всех браках и похоронах – с 1579 г. В Германии, где некоторые приходы вели собственные реестры еще в 1520-х, большинство государств начали систематический сбор информации с 1540-х. В Португалии каждый двенадцатый приход вел свои реестры еще с 1520-х. На Трентском соборе в 1563 г. порекомендовали вести записи о крещениях, браках и похоронах во всех приходах, и большинство католических стран, которые еще этого не делали, подчинились рекомендации в течение 30 лет. В Италии, например, приходские реестры получили повсеместное распространение к 1595 г.

Регистрация была лишь вершиной айсберга. В Англии государство стало требовать колоссального количества письменных материалов. Каждый графский суд обязан был вести протоколы своих ежеквартальных заседаний. Церковные суды обязали вести реестр завещаний, а также хранить копии миллионов завещаний, описей имущества и отчетов, на которых основывали свои решения. Церковь экзаменовала и лицензировала школьных учителей, хирургов, врачей и акушерок. С 1552 г. чиновники стали выдавать лицензии трактирщикам и рестораторам. В каждом приходе от дорожников теперь требовали вести учет денег, собранных и потраченных на ремонт дорог. Церковные старосты вели учет приходских средств, а попечители – учет выданной милостыни. Организаторы местного ополчения записывали людей, прошедших курс военной подготовки, и вели учет налогов, взимаемых с поселений на оплату этой подготовки и военных припасов.

Государство отказалось от средневековых архивных свитков и сформировало отдельные департаменты для работы с разными аспектами управления страной. К концу века эти департаменты начали собирать статистику, оценивая такие параметры, как количество жертв каждой эпидемии чумы или количество гостиниц и трактиров, работающих в каждом графстве, а также централизованно учитывать все индивидуальные налоги. А еще правительство мешало публикации определенных книг. Книгопечатание вне Лондона разрешалось только в двух университетских издательствах, а все их публикации нужно было регистрировать в Почтенной компании торговцев канцелярскими принадлежностями в столице, так что официальные лица могли следить за всем, что выходило в печати, и запрещать любую литературу, противоречившую их интересам. Участие государства и в контроле над новой литературной культурой, и в слежке за населением благодаря этой культуре стало беспрецедентным явлением. Сегодня мы принимаем такое вмешательство как должное, но переход от фактического отсутствия записей о подданных в 1500 г. к подробному государственному наблюдению в 1600 г. стал огромным скачком.

Еще одним менее очевидным социальным последствием распространения печатных книг на родном языке стало изменение положения женщин в обществе. В Средние века очень немногих девочек учили читать. Даже если женщина умела писать, она знала, что подавляющим большинством ее читателей будут мужчины, и, если им не понравится написанное, они смогут легко заставить ее замолчать, уничтожив рукописи. Книгопечатание покончило с этим: если книга выходила достаточным тиражом, то полностью уничтожить его было практически невозможно. Кроме того, книгам все равно, кто их читает: многие учителя, конечно, даже не задумывались о том, чтобы брать девочек в обучение, но вот книга может оказаться в руках как у мужчины, так и у женщины. Умные женщины быстро поняли, что могут учиться по книгам с таким же успехом, как и мужчины. Более того, у женщин был еще и совершенно конкретный повод научиться читать. В течение столетий им твердили, что они с юридической, биологической, духовной и социальной точек зрения стоят ниже мужчин, а причина этому – яблоко, которое Ева предложила Адаму в Эдемском саду. Теперь же, когда появилась возможность научиться читать самостоятельно, они могли сами истолковать для себя библейскую историю и сформировать собственные взгляды на неравенство полов. Более того, они могли выразить эти взгляды в печати, будучи уверенными, что их слова прочитают другие грамотные женщины. Соответственно, не стоит удивляться, что в Англии, где доля грамотных мужчин за век увеличилась более чем вдвое, примерно с 10 до 25 процентов, доля грамотных женщин увеличилась еще значительнее: менее чем с 1 до 10 процентов[77].

Не удовлетворившись простым пониманием «почему существует предрассудок», многие женщины попытались исправить дисбаланс между полами. В Италии Туллия д'Арагона написала «Диалоги о бесконечности любви» (1547), заявляя, что в сексуальном влечении нет ничего безнравственного, а ассоциация женщин и полового акта с грехом – это женоненавистничество и само по себе аморально. Гаспара Стампа (ум. 1554) написала серию страстных и трогательных лирических поэм после того, как ее бросил возлюбленный, продемонстрировав литературный талант и аргументационное остроумие, каким могли похвастаться очень немногие мужчины. Отношения полов стали горячей темой в Италии в последнее десятилетие века, и на аргументы писателей-мужчин ответили несколько одаренных женщин. Лукреция Маринелла жестко выступила против писателей-женоненавистников прошлого в трактате «О благородстве и совершенстве женщин и недостатках и пороках мужчин» (1600). В диалоге Модераты Фонте «Женское правосудие, в котором ясно демонстрируется их благородство и превосходство над мужчинами» (1600) семь венецианок обсуждают, почему мужчины и брак приносят женщинам одни несчастья и насколько лучше сложилась бы их жизнь, если бы они остались незамужними.

В Англии тоже шли похожие дебаты. Изабелла Уитни стала первой английской поэтессой, издавшей свою книгу, выразив искреннюю горечь, пусть и довольно простыми языковыми средствами, в «Копии письма, написанного в стихотворном размере благородной женщиной своему непостоянному любовнику» (1567). Джейн Энгер в 1589 г. опубликовала весьма желчную «Апологию женщин», в которой спрашивала: «Был ли когда-либо [кто-то], кого так же обижали, оговаривали, ругали или с кем так же незаслуженно ужасно обращались, как с женщинами?» Замечательная Эмилия Леньер выразила мысли весьма многих, утверждая в поэме «Апология Евы в защиту женщин» (1611), что главную вину за вкушение яблока в Эдемском саду должен нести Адам. Бог сделал его сильнее, чтобы он взял ответственность за Еву, а он этот долг не выполнил – почему тогда виновата только она? И в Англии, и в Италии образованные женщины начали издавать переводы античных текстов. В 1613 г. Элизабет Кэри, леди Фолкленд, издала первую оригинальную пьесу на английском языке, написанную женщиной, – «Трагедию Мариам».

Все вышеперечисленные произведения – всего лишь вершина огромной волны женских произведений, опубликованных и неопубликованных: писем, религиозных трактатов, дневников, мемуаров, рецептов. К концу века тысячными тиражами печатались и перепечатывались книги по самопомощи, написанные женщинами для женщин – а стоили они не дороже, чем ежедневное жалование умелого работника. Они помогли женщинам сформировать свою идентичность и подкрепить растущее чувство индивидуальности. Таким образом, книгопечатание стало катализатором совершенно новых отношений между женщинами и знаниями – и, соответственно, между женщинами и мужчинами.