Пряха

В маленькой хижине под городом Гипепа в царстве Лидия[200] жил да был торговец и ремесленник по имени ИДМОН. Работал он неподалеку, в ионийском городе Колофоне, торговал там красками и специализировался на высоко ценимом фокидском пурпуре. Его жена умерла, рожая их дочку АРАХНУ. Идмон гордился дочерью, как любой отец. Ибо с младых ногтей девочка выказывала невероятные умения ткачихи.

Прядение и ткачество в те дни были невероятно значимы. Мало что сравнилось бы по важности с выращиванием еды и было бы таким обязательным для благополучия людей, как рукодельное изготовление тканей для одежды и других бытовых предметов. И рукоделие — самое подходящие слово тут. Вся подобная работа выполнялась вручную. Шерстяную или льняную кудель нужно было выпрясть в нитку, зарядить ею ткацкий станок и изготовить из нее шерстяную или льняную ткань. И уж настолько это было делом умелых женщин, что самый женский пол прозвали в некоторых культурах и языках с намеком на это ремесло. В английском мы до сих пор говорим о distaff — стороне семьи, подразумевая женскую линию. Distaff — это шест или спица, на которые насаживали кудель, и из нее потом пряли нитку. Тех, кто прял, звали пряхами — spinster, и это слово применяли к любым незамужним женщинам, без всякого отрицательного оттенка[201].

Но, как и в большинстве человеческих ремесел, есть такие умельцы, кто наделен загадочной способностью превосходить повседневное и неприметное и достигать уровня искусства.

Искусность Арахны в ткачестве с самого первого дня стала поводом для разговоров и гордости по всей Ионии. Скорость и тщательность ее работы поражали воображение, а уверенность и ловкость, с которыми она подбирала одну цветную нитку к другой, чуть ли не вслепую, восхищала ее поклонников, частенько набивавшихся в хижину к Идмону, чтобы посмотреть, как Арахна работает. Но именно рисунки, узоры и затейливые орнаменты, возникавшие в суете ее челнока, побуждали зевак разражаться внезапными аплодисментами и заявлять, что нет ей равных. Лесам, дворцам, морским пейзажам и горным видам Арахна придавала такую подлинность, что, казалось, там можно очутиться. И не только граждане Колофона и Гипепы приходили поглядеть на ее ткачество — местные наяды из реки Пактол и ореады с горы Тмол неподалеку толпились в доме Идмона и качали головами от изумления.

Все сходились во мнении, что Арахна — явление, какое случается лишь раз в пятьсот лет. Такая сноровка — уже повод для восхищения, но у нее был еще и вкус: она никогда не перебарщивала с пурпуром и прочими дорогими броскими цветами, например, но получалось у нее прямо-таки чудо.

Похвалы, которые она принимала что ни день, вскружили бы голову кому угодно. Арахна не была ни избалованной, ни спесивой — напротив, когда не сидела у станка, была она практичной и прозаической девушкой, не легкомысленной и не норовистой. Она понимала, что у нее дар, и не записывала его себе в заслуги. Но талант свой ценила и в таком своем отношении к нему считала себя попросту честной.

— Да, — приговаривала она себе под нос, глядя на свою работу однажды роковым вечером, — я действительно думаю, что, если б сама Афина Паллада села прясть, она бы не смогла потягаться со мной в мастерстве. В конце концов, я этим занимаюсь ежедневно, а она — лишь иногда, для развлечения. Немудрено, если я возьму верх.

В горнице у Идмона толпилось столько нимф, что никуда не денешься — весть о неудачно выбранных словах Арахны добралась до Афины.