Сын Солнца

Афина заменяла Эрехтею родительницу, Гея была ему матерью, Гефест — отцом. Можно счесть, что три бессмертных родителя — это перебор (и хвастовство о своем градооснователе со стороны афинян), однако в том, чтобы похваляться по крайней мере одним таким предком, ничего необычного не было. История отважного, но сумасбродного ФАЭТОНА[140], как и миф о Персефоне, объясняет, как возникли некоторые перемены в географии мира, и к тому же предлагает нам буквальный пример любимого «ай-яй-яй» — урока греческого мифа: как не доводит гордыня до добра.

У Фаэтона была божественная родословная, однако растил его отчим по имени МЕРОП, неутешительно смертный человек. Когда бы Мероп ни отлучался, мать Фаэтона КЛИМЕНА, которая то ли была бессмертной, то ли нет[141], развлекала мальчика байками о его божественном отце — достославном боге солнца Фебе Аполлоне[142].

Когда Фаэтон уже достаточно подрос, он отправился в школу наравне с другими смертными мальчиками; некоторые были полностью людьми, а другие, как Фаэтон, могли притязать на божественное происхождение по материнской или отцовской линии. Среди последних был Эпаф, сын Зевса и Ио. При таких-то блистательных родителях Эпаф считал себя выше своих однокашников. Фаэтон, гордый и пылкий юнец, терпеть не мог, когда им помыкал Эпаф, и постоянно раздражался от его спеси и высокомерия.

Эпаф вечно бесил всех выпендрежем из-за своей родословной. Мог сказать что-нибудь такое: «Да, в ближайшие выходные папа — Зевс, как всем известно, — приглашает меня на Олимп отужинать. Сказал, что, может, даст на троне посидеть и, глядишь, разрешит глоток-другой нектара. Я это уже пробовал, понятно. Маленьким кругом посидим. Дядя Арес, сводная сестра Афина, пара-тройка нимф, для комплекта. Веселуха будет».

Наслушавшись подобного небрежного упоминания имен, Фаэтон всегда возвращался домой в бешенстве.

— Почему, — жаловался он матери, — Эпафу можно видеться с отцом каждые выходные, а я со своим даже не знаком?

Климена в ответ крепко обнимала сына и пыталась объясниться:

— Аполлон ужасно занят, милый. Каждый день должен гонять колесницу Солнца по небу. А когда с этой работой покончено, ему нужно в храмы Делоса и Дельф — и еще кто его знает сколько всего. Пророчества, музыка, стрельба из лука… он из всех богов, пожалуй, самый занятой. Но, без сомнения, он скоро навестит нас. Когда ты родился, он оставил тебе вот это… Я собиралась подождать и отдать тебе, когда ты немножко подрастешь, но ладно уж, бери сейчас…

Климена ушла к буфету, достала оттуда прелестную золотую флейту и вручила сыну. Мальчик тут же поднес ее ко рту и подул; получилось сиплое и далеко не музыкальное шипение.

— А что она умеет?

— Умеет? В каком смысле, милый?

— Зевс подарил Эпафу волшебный кожаный хлыст, благодаря которому собаки подчиняются любой команде Эпафа. А эта что делает?

— Это флейта, дорогой мой. Она умеет музыку. Дивную, чарующую музыку.

— Как?

— Ну, ты учишься выдувать ноты, а затем… ну, играешь.

— И в чем волшебство?

— Ты никогда не слышал музыки флейты? Это волшебнейшие звуки. Впрочем, репетировать нужно подолгу.

Фаэтон с отвращением отшвырнул инструмент и убежал к себе в спальню, где супился весь остаток дня, до самого вечера.

Примерно через неделю, в последний день учебы, перед длинными летними каникулами к Фаэтону обратился убийственно снисходительный Эпаф.

— Эй, Фаэтон, — с оттяжечкой произнес он. — Хотел спросить, не желаешь ли ты ко мне в гости на виллу на северном африканском побережье через неделю? Небольшая домашняя вечеринка. Папа, возможно, Гермес, Деметра и сколько-то фавнов. Отплываем завтра. Веселуха будет. Что скажешь?

— Ох, какая жалость, — воскликнул Фаэтон. — Мой отец Феб Аполлон, как ты знаешь, пригласил меня… покататься на солнечной колеснице по небу, на той неделе. Не могу его подвести.

— Что, извини?

— Ах да, я не говорил? Он вечно достает меня, чтоб я его разгрузил по работе — поводил вместо него эту его солнечную колымагу.

— Ты всерьез хочешь сказать… Чепуха. Ребята, идите-ка сюда, послушайте! — Эпаф подозвал других мальчишек туда, где они с Фаэтоном встали друг против друга. — Повтори им, — велел он.

Фаэтона поймали на вранье. Гордость, ярость и досада не давали ему отступить. Будь он проклят, если пойдет на попятную и позволит этому невыносимому снобу остаться на высоте.

— Да чего такого, — сказал он. — Просто мой папа Аполлон настаивает, чтобы я выучился управлять конями Солнца. Подумаешь.

Остальные мальчишки, вслед за ухмылявшимся Эпафом, недоверчиво и насмешливо заулюлюкали.

— Знаем мы, что твой отец — скучный старый дурак Мероп! — выкрикнул кто-то.

— Он мне всего лишь отчим! — завопил в ответ Фаэтон. — Настоящий отец у меня Аполлон. Правда! Сами увидите. Погодите только. Добраться к нему во дворец займет некоторое время, но на днях, скоро, гляньте в небо. Я вам помашу. Буду целый день один вести колесницу, один. Вот увидите!

И с этими словами он удрал к дому, и в ушах у него звенели смешки, вопли и глумливый смех его однокашников. Один мальчик, его друг и возлюбленный КИКН, погнался за ним.

— О Фаэтон, — вскричал Кикн, — что ты наговорил? Это же неправда. Ты мне столько раз жаловался, что никогда не видел своего настоящего отца. Вернись и скажи им, что пошутил.

— Оставь меня в покое, Кикн, — вымолвил Фаэтон, отпихивая друга. — Я отправляюсь во Дворец Солнца.

Только так можно заткнуть эту свинью Эпафа. Когда в следующий раз увидимся, все будут уважать меня и знать, кто я такой на самом деле.

— Но я-то знаю, кто ты такой, — произнес несчастный Кикн. — Ты Фаэтон, и я тебя люблю.