В поисках женской идентичности

Некоторые истерические проявления бывают очень зрелищными; часто бывая коллективными, они случают и в частном, и в публичном пространстве. Одни привязаны к архаичной одержимости; другие сопровождаются судорогами. В интервале между 1783 и 1792 годами двое священников, братья Бонжур, в маленькой коммуне в трех километрах от Арса оказали ужасное влияние на группу молодых прихожанок. Девушки перестали подчиняться отцовской власти, отказались выполнять епитимьи, наложенные кюре, стали предаваться разного рода эксцессам; одна из них позволила себя распять в маленькой местной церкви; самая экзальтированная, ставшая любовницей Франсуа Бонжура, родила нового Мессию. Эта странная деревенская ересь существовала вплоть до Третьей республики. «Лающие женщины» из города Жослен в Бретани в 1855 году, как и «одержимые» из Пледрана (также в Бретани) в 1881 году, — свидетельства живучести коллективного безумия, разрушающего частную жизнь.

Хорошо известен случай истеричек из Морзина. В этой деревушке, затерявшейся в альпийских горах, очень много одиноких женщин; сложился специфический тип женского общения. Духовенство, имеющее здесь сильное влияние, блокирует какую бы то ни было праздничную или игровую активность. Эти строгости, вкупе со смятением, внесенным наступающей современностью и рассматриваемым как угрожающее, вылились в истерические проявления у женщин на протяжении шестнадцати лет, с 1857 по 1873 год. Эти проявления демонстрируют нам симптомы женского неблагополучия в XIX веке.

Все начинается с двух девочек, весной 1857 года готовившихся к причастию. Вскоре им начинают подражать девочки–подростки: они выли, корчились, проклинали все вокруг, оскорбляли взрослых, пытавшихся успокоить их. Женщины, хранительницы моральных ценностей сообщества, которому не удалось интегрировать новшества, принесенные извне, и которое выражает желание продолжать жить как раньше, в свою очередь разбушевались.

В истерии также — и, возможно, особенно — проявляется индивидуальное неблагополучие девушек, ищущих свою идентичность, которым не разрешают танцевать, которые боятся остаться старыми девами и которые в результате находят удовольствие в коллективном безумии. Молодежь заявляет о своем безразличии к родителям, матери — к детям. Девушки оскорбляют отцов и отказываются подчиняться их воле. Жены начинают бить мужей; религиозная практика ставится этими женщинами с ног на голову, ритуалы извращаются. 30 апреля 1864 года разбушевавшиеся истерички чуть было не убили епископа, который запретил изгонять из них бесов. Еще более показательная вещь — женщины отказываются от работы, начинают играть в карты и пить алкоголь, презирают картофель и едят теперь только белый хлеб.

Кюре в частном порядке, невзирая на рекомендации своего начальства, безуспешно пытается прибегнуть к экзорцизму. Французские власти начиная с 1860 года предпринимают настоящий цивилизаторский крестовый поход в надежде успокоить женщин. Они открывают дороги, размещают поблизости военные гарнизоны, устраивают балы. В особенности психиатр Констан, облеченный большой властью, старается загнать бредящих в частную сферу; он возлагает надежды на разделение и изоляцию женщин, на индивидуализацию случаев. И на заре Третьей республики ему удастся добиться успеха.

Надо отметить, что существуют и другие следы этой напасти и женского бунта, которыми, кстати, пренебрегают. Вот лишь несколько примеров. В 1848 году похожая эпидемия случилась в самом центре Парижа, на фабрике, где работало четыре сотни девушек. В 1860 году из–под контроля вышли ученицы одной из школ Страсбурга; в 1861?м — причащающиеся в приходе Монмартра; в 1880?м — воспитанницы пансиона в Бордо. В 1883 году массовые истерики разразились на одной из фабрик–интернатов в Ардеше, где девушки ткали из шелка.

Истерия очень влияла на умы, что вылилось в целые зрелища в больнице Сальпетриер с 1863 по 1893 год. Зрелища неслыханные, ошеломляющие, во время которых женщина истерически кричала, и этот крик говорил о страданиях века больше, чем что–либо другое.