Глава четвертая РАБОТА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава четвертая РАБОТА

В 1782 году Луи Себастьен Мерсье живописал: «Богатый горожанин, пробуждаясь, находит здесь рынки, заполненные всем, что сто тысяч человек смогли найти на пятьдесят лье в округе, дабы угодить его вкусам. Выбор его огромен, за несколько серебряных монет он может отведать вкуснейшую рыбу, зеленых устриц, фазана, цыпленка и ананасы. Это для него виноградарь отказывает себе в питье оздоровляющего сока, храня его для чужих уст… Захочет он развлечь свое изнеженное безделье? Художник принесет ему свою картину, спектакли подарят музыку, драмы и сверкающее общество. Но горе тому неопытному сердцу, которое, оставив провинцию под предлогом совершенствования в каком-либо искусстве, решится без наставника и друга посетить этот город соблазнов! Ловушки разврата будут подстерегать его на каждом шагу: вместо нежной любви он узнает обман кокетства, а вместо огня чувства обманчивое удовольствие… Но именно в Париже мы находим ресурсы, которые втуне искали долгие годы в провинции. Верно говорят, что удача слепа, ибо порой одна рекомендация может продвинуть вас дальше, чем долгие годы каторжных трудов. Все зависит от первого дома, через порог которого вы переступите. О, юноша! Пока твое лицо свежо, попытай удачу… Как же многолюдно в храме Удачи, сколько здесь амбициозных личностей! Как много ударов локтями дают они друг другу! Как же трудно остаться на плаву! А преодолев множество препятствий и встав перед престолом богини, ты вдруг заметишь, что борода твоя седа и надо все оставить». Напугав чувствительных маменек, автор довольно замолкал, предоставив им оплакивать ждущую отпрысков судьбу…

Прошло более двух столетий, столичные соблазны и опасности только умножились, но молодежь по-прежнему стремится в Париж. Люди творческие — чтобы рисовать, ваять, писать. Первой их моделью становится город. Дюфи написал площадь Согласия, Ренуар — Рынок Цветов, Утрилло — Монмартр, а Ван Гог — площадь Оперы. Тулуз-Лотрек прославил разнузданное веселье парижских кабаре, а Хемингуэй — богемный шарм Латинского квартала. Неразрывно связаны с Парижем имена многих знаменитых режиссеров и актеров. Все началось в пасмурный предновогодний день 1895 года, когда в «Гран-кафе» на бульваре Капуцинок братья Люмьер, к этому времени уже отснявшие на улицах столицы 171 фильм, устроили их первый платный просмотр. По легенде, на этом сеансе присутствовал первый парижский режиссер Жан Мелиез. Сначала он снимал в оборудованной студии, но вскоре вышел на улицы и декорациями для него стали набережные Сены, площадь Сент-Опостен и вокзал Сен-Лазар. А потом кто только не снимал Париж: сын живописца Ренуара — молодой Жан Ренуар, Трюффо, Шаброль, Вайда, Лелюш. А какие каскады на фоне Эйфелевой башни выделывал в картине «Страх над городом» отчаянный Бельмондо! Как отплясывал на парижской улочке Луи де Фюнес в «Приключениях раввина Якова»! Как мрачно бродил Ален Делон в «Самурае» Жан Пьера Мельвиля! Комиссар Мегрэ в многочисленных сериалах по романам Жоржа Сименона обошел весь Париж Не пренебрегал Парижем и Голливуд: снял три фильма по «Собору Парижской Богоматери» Виктора Гюго и массу романтических лент с американскими влюбленными на набережных Сены. И во всех этих фильмах Париж был не декорацией, а полноценным персонажем…

Те, кому Бог не дал таланта, приезжают в столицу, чтобы найти работу и сделать карьеру. Хотя почти весь Париж состоит из провинциалов, парижан в провинции недолюбливают и считают высокомерными, а парижане подсмеиваются над «деревней» и пародируют южан с их характерным акцентом. Несмотря на эту пикировку, история повторяется: молодые провинциалы приезжают в столицу, становятся истыми парижанами, смотрят свысока на остальных, а выйдя на пенсию, сбегают в благоухающий лавандой солнечный Прованс.

Каждое утро, с восьми часов, Периферик (парижская окружная дорога длиной в 35 километров) и все улицы заполняются машинами, до отказа забиты пассажирами автобусы и метро. Создается впечатление, что на работу едут все жители города. Почти так оно и есть — возрастная категория от 15 до 64 лет занята в Париже и окрестностях на 72 процента. В среднем парижане трудятся на 40 минут больше, чем в провинции. Эти лишние 40 минут, учитывая соблазнительную культурную жизнь столицы и неизбежные семейные обязанности, объясняют появление образа вечно спешащего куда-то парижанина. Две трети жителей района работают вне коммуны проживания, многие приезжают в Париж из предместья. Для них среднее расстояние от дома до работы — десять километров. Горе тому, кто плохо знает город или невнимателен.

Из дневника Юлиана Семенова: «Париж, при всей своей кажущейся геометрической оформленности, очень странно спланирован. Улицы, как правило, строятся треугольниками. А поскольку движение на большинстве проспектов, улиц и переулков одностороннее, то если ты прозевал хотя бы одну улицу, тебе придется делать многокилометровый крюк. Если учесть пробки, постоянно создающиеся в городе, то эта микроошибка может стоить потери часа. А время здесь по-настоящему деньги». Бич работающих парижан — частые забастовки общественного транспорта. Поскольку даже парижане при автомобилях на работу предпочитают ездить на метро — это проще, быстрее и дешевле, то в день забастовок работников метрополитена, когда все выгоняют машины из гаражей, парижские улицы забиты намертво. Велосипедисты с чувством легкого превосходства умело лавируют между сигналящими автомобилями и быстро исчезают недосягаемой мечтой в желанном далеке. Все остальные остаются на месте, переживают, нервно постукивают по рулю в ожидании спасительного зеленого света, а многочисленные полицейские, особенно в этот день, истерично свистят на перекрестках, создавая еще больший хаос. Живущие в предместье звонят начальству и предупреждают: «Ждите меня за час перед обедом, раньше не доберусь», и начальник, тяжело вздохнув, вешает трубку. «Се ля ви!»

Забастовки в Париже — неотъемлемая часть повседневной жизни. Только перестанут бастовать работники метро, начнут водители автобусов, успокоятся они, заволнуются учителя и машинисты поездов. Требования их обычно вполне справедливы. Работники общественного транспорта часто сталкиваются с хулиганами. Работать становится боязно. Они требуют повышения безопасности. Учителя устают от сокращений и бьющих по карману реформ, и спорить с их доводами тоже сложно. Рабочие предприятий обычно требуют повышения зарплаты и, учитывая дороговизну последних лет, с ними нельзя не согласиться. В 1940 году забастовка государственных служащих расценивалась как непростительная ошибка, но законы 1963 и 1982 годов разрешили (при условии предварительного предупреждения руководства и обеспечения минимального обслуживания) проводить манифестации. Так что сегодня в Париже по улицам проходят манифестации медработников, почтальонов, полицейских и прочих недовольных граждан.

Вот самые знаменитые забастовки за последние тридцать лет: забастовка фермеров 22 марта 1982 года. 100 тысяч человек прошли от площади Нации до Порт-де-Пантен. 30 сентября того же года забастовка представителей свободных профессий — 50 тысяч человек продефилировали от площади Фонтенуа до Пале-Рояль. Забастовка работников общественного транспорта и компании EDF (Электричество Франции) с декабря 1986-го по январь 1987 года обошлась государству в 20 миллиардов франков (более 3 миллиардов евро). 13 октября 1988 года по улицам прошел миллион манифестантов с требованием повышения заработной платы медсестер. В 1989 году произошла самая большая с 1968 года забастовка работников таможни и финансовых агентов. В 1990–1991 годах постоянно бастовали медсестры. Во время одной из забастовок, 30 октября 1991 года, они установили палатку на авеню де Сегюр. «На 48 часов», — сказали тогда манифестантки. Но палатка с подменяющими друг друга сестричками простояла 1469 дней! В декабре 1997 года безработные заняли множество ассоциаций по устройству на работу ANPE и ASSEDIC в Париже и по стране. Их требование — 3 тысячи франков (500 евро) для каждого безработного. 20 января 2004 года прошла забастовка работников железных дорог, компании «Электричество Франции», парижских аэропортов и парижских почтальонов. 18–19 января 2005 года — забастовка работников общественного транспорта и парижских аэропортов с требованием сокращения рабочей недели и повышения зарплаты. На улицы вышло от 570 тысяч до миллиона манифестантов. Минимальное количество манифестантов указывается обычно полицией, снимающей манифестации с вертолета, а максимальное — синдикатами (профсоюзами), манифестацию организовавшими. Реальные данные находятся где-то посредине.

Осенью 1999 года фермеры из Крестьянской конфедерации Франции заняли в знак протеста здание компании «Вивенди». В 2007 году в течение нескольких недель бастовали работники железных дорог. Забастовки эти часты — около 400 ежегодно в разных районах Франции, но та забастовка отличалась особенным размахом. В один из забастовочных дней из-за срочной поездки я оказалась на Лионском вокзале. Больше половины поездов были аннулированы. Мой состав сердито пыхтел на путях, но двери вагонов оказались закрыты. Озабоченный кондуктор бегал по платформе и на все вопросы скороговорочкой отвечал: «Un instant, madames, messieurs! Un instant!»[1] Через сорок минут двери открылись и пассажиры расселись. Появился запыхавшийся кондуктор и радостно сообщил: «Мадам, месье! Не волнуйтесь, поезд скоро отправится». — «Кого ждем?» — «Машиниста». — «А где же он?» — «Пока не знаю. Его ищут. Как только найдется один не бастующий — сразу поедем, мы первые на очереди!» Через полчаса поезд тронулся, пассажиры облегченно вздохнули, а в громкоговорителе моментально загудел голос: «Железные дороги Франции приветствуют вас, приносят свои извинения за возникшие неудобства и желают хорошего путешествия». Забастовки забастовками, а вежливость во Франции — прежде всего.

За последние 80 лет условия работы французов улучшились. Много для этого сделали профсоюзы. Они руководят всеми забастовками и манифестациями и получили монополию вести переговоры с начальством. Встречаются они с боссами часто. К примеру, представители синдикатов работников железных дорог — SNCF (в общей сложности там работает 1100 синдикалистов) за 1997 год общались с начальством 4500 раз! Понятно, что при таком напоре многого можно добиться. В 1936 году вышел закон о сорокачасовой рабочей неделе и ежегодном двухнедельном оплачиваемом отпуске. До этого французы трудились по 10 и 12 часов в день и каникул не знали. Во время войны о законе никто не вспоминал, но в 1946 году он вошел в силу. Тогда же было решено держать на каждом предприятии врача для наблюдения за здоровьем работающих и уравнять зарплаты мужчин и женщин (последнее до сих пор соблюдается не повсеместно). В течение последующих пятидесяти с лишним лет выходили все новые законы, упрощавшие и улучшавшие жизнь рабочих. Последние получили право на забастовку, страховку в случае потери места, пятинедельный оплачиваемый отпуск, 39-часовую рабочую неделю.

Апогеем в 2000 году стал закон Обри, легализировавший 35-часовую рабочую неделю. Параллельно легальное максимальное время рабочей недели сократилось с 46 до 44 часов. Этот закон неприятно поразил стариков, помнивших, как по 50 часов в неделю, порой без выходных, вкалывали их родители. И сегодня ремесленники, коммерсанты и хозяева фирм работают по 55 часов, а руководящие работники не менее 45 — иначе нельзя, разоришься. Остальным французам закон пришелся по душе. И не только потому, что они не маньяки труда (во Франции работает лишь половина населения старше 15 лет), но и потому, что им понравилась идея: если работы не хватает, то ее надо разделить и с безработицей будет покончено. Безработица осталась, жизнь подорожала, и президент Саркози предложил новый лозунг: «Работать больше, чтобы зарабатывать больше». Поскольку половина всех рабочих и служащих во Франции получает меньше 1450 евро в месяц, то предложение было принято с энтузиазмом и сегодня немало парижан работает значительно больше, чем 35 часов в неделю. Но с соблазнительным лозунгом вышла неувязка. Налоговая инспекция подсчитала заработанное сверхурочниками и выписала им такие налоги, что в результате они получили меньше, чем до того, как стали «стахановцами». Возмущенные люди вышли на улицы с лозунгами: «Работать больше, чтобы зарабатывать меньше?», а рейтинг президента сильно упал.

Рабочие в регионе составляют всего 17 процентов. Так было не всегда. До середины XIX века в Париже находилось множество заводов, затем префект Осман велел им выехать за пределы столицы и вплоть до конца XX века в парижских предместьях дымили, скрежетали и лязгали самые разные производства. Закрываться они стали начиная с 1970-х годов. «Я последним вышел с моего завода, — вспоминает 77-летний Станислас Зорин, проработавший 27 лет на заводе „Идеал Стандарт“ в Ольне-су-Буа. — Три тысячи рабочих делали здесь ванны, умывальники и котлы для всей Франции. Наш завод стал настоящей эмблемой департамента Сена-Сен-Дени. В 1962 году вовсю шла деколонизация и половину рабочих набрали из иностранцев. Они выполняли самую грязную, самую тяжелую работу». Коллега Станисласа, Ив Гийемо, добавляет: «Нам, французам, приходилось не легче. Шум, пыль, влажность. У многих начинались легочные болезни. Во время каникул черная пелена перед глазами оставалась еще добрую неделю. И только потом мы видели ясно». Завод закрылся в 1975 году. В Нантере рычали станками и дымили трубами автомобильные заводы «Симка», «Ситроен» и производитель грузовиков «Савьем». В Булони-Бийанкуре размещался на 54 гектарах «Рено». Пустующая с 1992 года территория напоминает теперь город-призрак. Мэр мечтает переделать его с помощью Майкрософта в научно-познавательный центр. В Пюто, на набережных Сены, стояли автомобильные заводы «Де Дион-Бутон» и всеми ныне забытый «Вино-Дегинган». Спроси у молодого парижанина про «Вино-Дегинган» — он наморщит лоб и неуверенно произнесет: «Это виноградник в Бургундии?» В Леваллуа-Перре завод СОМ-Бэртино производил фотоаппараты. В Курбевуа колдовали над секретными формулами духов, кремов и мыла работники «Живанши», «Ланком», «Диор» и «Герлен». Теперешний глава парфюмерного королевства «Герлен» восьмидесятилетний Жан Поль Герлен с улыбкой вспоминает начало своей карьеры: «Мне исполнилось шестнадцать, я был почти слепым. Деду надоело смотреть на меня, вечно бродящего без дела в толстенных очках, с палкой в руке, под ручку с няней-поводырем, и он сказал отцу: „Привози-ка Жан Поля ко мне. Пусть поживет подле и поработает на заводе“. Я сделал пару парфюмерных „опытов“. Дед понюхал и вынес приговор: „На заводе останется не твой старший брат Патрик, как мы раньше с твоим отцом думали, а ты“. В 1956 году я придумал „Ветивер“. Дед часто повторял: „Помни, что духи создают для любимых женщин!“ И я всю жизнь любил женщин и создавал для них духи».

Не передислоцированные в провинцию или за границу металлургические, химические заводы и «Ситроен» находятся теперь в дальних предместьях. Рабочий Париж с его заводами и фабриками XX века исчез, уступив место французским и иностранным фирмам, представительствам, банкам, адвокатским и архитектурным бюро, различным агентствам. Колоссальное количество парижан занято в сфере туризма и сервиса. Желанными считаются места государственных служащих. Зарплаты в государственном секторе менее высоки, чем в частном, но это компенсируется гарантией надежности — госслужащих практически никогда не выгоняют с работы, служебными квартирами и прочими привилегиями. Так, сотрудники государственного учреждения EDF платят лишь 5 процентов от стоимости электричества и бесплатно питаются в служебных столовых (ежегодная стоимость этих обедов для 142 тысяч сотрудников — около 300 миллионов евро), а машинисты поездов выходят на пенсию в 50 лет. Места в государственных учреждениях зарезервированы для граждан Франции, а иностранцы заняты в частном секторе. В ближайшее десятилетие дети эмигрантов, почти миллион 200 тысяч ребят, большинство из которых имеют французское гражданство, получив государственные должности, «отомстят» за родителей.

Уровень жизни в городе весьма различен. Самая маленькая зарплата, установленная во Франции законом, так называемый «смик», составляет 1321 евро. После вычетов остается 1038 евро. Ее получают официанты, продавцы, начинающие парикмахеры, уборщицы, работники заводов. Средняя зарплата 1500–2000 евро — для педагогов, почтальонов, начинающих инженеров, мелких чиновников и… мусорщиков (из-за унизительности). Потолок достаточно высок — коммерческий директор, высококвалифицированный инженер, бухгалтер или врач зарабатывают от 3 до 10 тысяч евро. В городе и окрестностях живет более 800 тысяч руководителей и ответственных работников. Среди этих серьезных господ в хороших костюмах есть несколько десятков счастливчиков, чья жизнь рядовому парижанину кажется сказкой, а от количества нулей в окладе кружится голова. Это главы сорока крупнейших компаний и банков, фигурирующих на парижской Бирже. Если шеф маленькой или средней фирмы (меньше 99 работников) зарабатывает в среднем 47 тысяч евро в год, то эти избранные 4,8 миллиона. Фиксированная месячная зарплата по решению административного совета порой удваивается премиями и stock options. Бывший глава нефтяной компании «Тоталь» господин де Маржери получал ежегодно 5 миллионов евро, президент-директор «Л’Ореаль» Жан Поль Агон — 14 миллионов евро. А самый хорошо оплачиваемый начальник Франции за 2007 год — шеф «АЖФ Альянс» Жан-Филипп Тьерри получает 1,9 миллиона евро в месяц. Пятьдесят наиболее щедро оплачиваемых боссов Франции зарабатывают в среднем 300 «смиков» в месяц. Это идет вразрез не только с пожеланиями рядовых французов и мечтами ультралевых, но и идеями Генри Форда, считавшего, что зарплата шефа фирмы не должна превышать сорок зарплат его самого скромного сотрудника. Да и Платон еще в IV веке до н. э. требовал от власти установить допустимые границы бедности и богатства. Но французские шефы игнорируют мнения и акулы американского бизнеса, и древнего мыслителя. Мало того, они нередко уходят с работы с «позолоченными парашютами» — денежной благодарностью за верную службу. Патронесса фирмы «Алкатель-Люсент» получила «на прощание» шесть миллионов евро, патрон «ЕАДС» Ноэль Форгар — восемь миллионов, президент компании «Винчи» Антуан Захариас — 12 миллионов, глава компании «Эльф» Филипп Жаффре в момент ее слияния с компанией «Тоталь» — 30 миллионов, а глава компании «Карфур» Даниэль Бернар — 68 миллионов евро. Президент Николя Саркози считает подобные траты пиром во время чумы и пытается эту традицию отменить. Отбывающий патрон находящегося на грани разорения французско-бельгийского банка «Дексия» Аксель Миллер отказался от трех с половиной миллионов евро. Сейчас многие недовольные говорят о необходимости установить (точно так же, как в 1950 году была установлена минимальная заработная плата) зарплату максимальную. Но у этой идеи есть сильные противники, отстаивающие интересы руководителей — Движение французских предпринимателей (MEDEF) и Французская ассоциация частных предприятий (AFEP).

Город и окрестности объединили как самых богатых людей Франции, платящих ежегодный налог на состояние, так и самых неимущих. Бедным во Франции считается тот, кто получает меньше 621 евро в месяц. Таких в регионе Иль-де-Франс около миллиона. Рекорд побил департамент Сена-Сен-Дени, где нуждается каждый пятый и более половины жителей получают государственное пособие солидарности. В 1999 году уровень безработицы в Иль-де-Франс достигал у французов 10 процентов, а у иностранцев в среднем 21 процента («чемпионами» стали турки с 38 процентами безработных в общине). Зато у португальцев безработица даже меньше, чем у французов. Хорошие строители, они всегда нарасхват у хозяев строительных фирм. Потерявшие работу записываются в одно из многочисленных агентств ANPE. Оно предлагает безработному новые варианты и в течение шести месяцев, года или двух (в зависимости от того, сколько лет человек проработал) выплачивает пособие в размере 70 процентов от последней зарплаты. Если безработный отклонил два предложения, это пособие заменяется на возникшее в 1988 году RMI — пособие минимального дохода (300 евро ежемесячно).

На взгляд европейских соседей, во Франции к неработающим относятся гуманно. У них бесплатное медицинское страхование, пособия, скидки на билеты в метро, театры и музеи. Некоторые безработные, подсчитав с карандашом в руке преимущества, решают более не работать. Зачем, если минимальная зарплата не так далека от суммы всевозможных пособий? Я говорю, конечно, о людях без квалификации. Все специалисты держатся за место и согласны на жертвы, чтобы его сохранить. Чем старше специалист, тем больше страшится потерять работу, шансы найти хорошее место после пятидесяти лет практически сведены к нулю. Отказывая в месте 40—50-летнему кандидату, руководство может сказать: «Наша фирма — не дом престарелых». 27 мая 2008 года вышел закон, защищающий интересы пожилых людей. Теперь отказ начальника взять на работу кандидата из-за солидного возраста считается дискриминацией. Выгнать сотрудника по причине возраста тоже нельзя. Потерпевший обратится в суд и потребует возвращения на прежний пост и компенсацию за моральный ущерб. Начиная с 2010 года фирмы, не берущие на работу определенное количество «зрелых» сотрудников, будут штрафоваться. Так что можно ожидать положительных изменений, но пока из десяти французов старше 55 лет трудятся четверо, остальные не по доброй воле обречены на бездействие. Счастливое исключение — компании: «Л’Ореаль», «Арева», ПСА и «Конверс телемаркетинг», в которых работают сотрудники от 18 до 75 лет.

…Треть работающих французов считают себя жертвами морального преследования начальства. Если у подчиненного из-за постоянной критики начальника ухудшилось физическое или психическое здоровье, то он может обратиться в суд. Босс рискует годом тюремного заключения и штрафом в 15 тысяч евро. Моя подруга-архитектор много лет работает в архитектурном бюро, где тиран-начальник перед сдачей проекта задерживает сотрудников до утра. Одни сменили место работы, у других началась депрессия, моя подруга от стресса почти облысела, но в суд на начальника пока никто из них не подал. Попробуй после этого найти работу в другом месте.

…Парижанки большие труженицы — 84 процента женщин в возрасте от 25 до 54 лет работают. Они знают, что рискуют получать зарплату на треть меньше мужчин, занимая одинаковые с ними должности, — мачизм во Франции не завтра полностью исчезнет, — но не особенно из-за этого переживают. Главное — активная жизнь. Парижанки так заняты, что не успевают подумать о семье. В регионе больше незамужних, чем по всей стране: 18 процентов против 10, и женщин без детей — 38 процентов против 28. Работающие незамужние парижские дамы ничуть не напоминают героиню «Служебного романа». Они женственны, элегантны и не кричат, как американки, о сексуальном преследовании, если начальник сделал им комплимент. Для того чтобы выбить парижанку из колеи, потребуются значительные усилия. Недавно скрытой камерой был снят документальный фильм о хозяине парижского бутика. Он в течение долгих недель шептал своим сотрудницам сальности, зажимал в углах и щипал, прежде чем дамы взбунтовались. Вышедшие в 1992 и 2002 годах законы предусматривают для виновников такое же наказание, как и за моральное преследование, и хотя каждая десятая работающая француженка считает себя жертвой сексуального преследования, в суд женщины подают не часто. В 2001 году были осуждены лишь 35 человек, и 100 дел находится на рассмотрении.

…Непросто совмещать работу с воспитанием детей. Моя приятельница, мама троих мальчиков от трех до восьми лет, два года сидит на пособии по безработице и мучительно не хочет выходить на работу. Немка, воспитанная в неизменном арийском: «Порядок должен быть во всем», она страдает от своей «неправильной» ситуации и оправдывается:

— Что будет, если через три дня после выхода на работу мне позвонят из детского сада или школы и скажут: «Приходите немедленно, у вашего сына температура»? А ведь такое происходит с одним из них каждый месяц! Мужа начальник не отпустит, значит, придется выкручиваться мне. Когда я работала, то начальство всегда было довольно, но теперь… Nein, с работой вся моя семейная жизнь полетит вверх тормашками! Вчера получила предложение из агентства — пост ассистентки директора в фармацевтической компании и специально наляпала ошибок в английском диктанте, чтобы меня не взяли. А экзаменаторша проверила диктант и сказала: «У вас 46 из 54 баллов. Хороший результат, поздравляю! Записывайте адрес компании». Пришлось сказать правду. В агентстве недовольны, еще одно отклоненное предложение и мне придется распрощаться с пособием…

Работающие 30—40-летние отцы делятся на три категории. Больше половины — «эквилибристы», которые каждое утро решают, что в ближайшие восемь часов для них важнее: работа над срочным досье или поездка к врачу с разболевшимся малышом. Треть «эгалитаристов» считают, что работе и семье должно отводить каждой свое время. Последние 15 процентов относятся к категории «поставщиков», готовых жертвовать ради карьеры интересами семьи. Любопытная тенденция наметилась у самых молодых отцов. Они свободнее чувствуют себя с начальством (специалист на испытательном сроке, у которого рожает жена, может невозмутимо объявить шефу, что берет полагающийся в таких случаях двухнедельный отпуск), используют на работе Интернет для организации выходных, резервируют места в отеле и билеты, а досье берут на доработку домой. Они ответственны, досягаемы, не выключают мобильный телефон, готовы много и хорошо работать, но… когда и где им хочется. По инициативе министра труда, социальных отношений, солидарности и города Ксавье Бертрана тридцать компаний обязались создать благоприятные условия для семейных сотрудников, а десять других к этому готовятся. Политика «family friendly» взаимовыгодна: в такие компании стремятся самые талантливые кандидаты.

Для любителей независимости милее всего идея собственной фирмы. Мальдорора Давье я знаю с двадцатилетнего возраста. Тогда он учился в коммерческой школе на эксперта-бухгалтера. В тридцать лет женился, завел детей и решил стать собственным начальником. В его компании шесть сотрудников. Ведут счета фирм, работают очень много, но Мальдорор доволен: «Конечно, я не мечтаю о 35-часовой рабочей неделе, моя норма 45 часов. Зато могу проводить каникулы с женой и детьми. Отпуск большой — 6–7 недель. Еще преимущество — всегда имею право сказать „нет“. Зарабатываю больше, чем мои однокурсники, а ведь и они не жалуются, получая 60 тысяч евро в год. Я сделал свой выбор, никогда о нем не жалел и, если моя дочь или сын когда-нибудь захотят работать со мной, буду абсолютно счастлив».

У особо удачливых предпринимателей порой возникает мысль все бросить и уехать за границу. Причина этого — непосильные налоги. Ив Лемэр в молодости работал в крупных компаниях, колесил по миру, подписывая миллионные контракты. Привез из Петербурга жену — рафинированную интеллигентку-переводчицу. По ее совету решил основать собственную фирму, занимающуюся электроустановками, потом еще три, поменьше. Говорит Ив медленно, смотрит на мир чуть сонными глазами мудрого удава Каа. За тяжелыми веками скрываются недюжинный ум и новые идеи. «Наследство прадедушки-одессита», — шутит жена Светлана. Дела Ива шли хорошо, на взгляд налоговой инспекции слишком хорошо, поэтому три года назад инспекторы потребовали в казну миллион евро. Сохраняя спокойствие, Ив долгие месяцы объяснял, что он должен выплачивать зарплату сотне сотрудников, что ему необходимы средства для развития производства, что он не получает ничего, кроме своего оклада, что выплата подобной суммы его разорит. Отвоевав большую часть денег, так устал, что решил продать компании. «В этой стране невозможно успешно работать. Успех раздражает и притягивает бесчисленные проверки и необоснованные рекламации». Успел продать активы до кризиса, уехал в Брюссель и неспешно приглядывается, куда вложить деньги. Светлана вздыхает: «После Парижа Брюссель кажется большой деревней. Но что поделаешь, налоговая инспекция во Франции невыносима!» Подобных Лемэру много. Каждый год из Франции уезжают работать в Америку не менее сорока тысяч молодых специалистов. Не хотят отдавать 70 процентов доходов налоговой инспекции, не хотят отчитываться перед инспектором за каждый шаг. Многие решают не возвращаться.

Часто уезжают и ученые — в среднем около тысячи в год. И это при том, что Франция в последние годы занимает то третье, то четвертое место в мире по финансированию в области научных исследований. Ученый Жан Пьер Бриан и его коллеги из лаборатории атомной и ядерной физики Университета Пьера и Марии Кюри сделали в 1998 году удивительное открытие, позволяющее ускорить работы электронных карт в сто раз. В течение долгих месяцев Бриан пытался «выбить» деньги на разработку открытия, а потом, отчаявшись, поехал за спонсорами в Америку. По возвращении, у трапа самолета в Руасси, его ждал частный инвестор Луи Герье. «Я восторгаюсь вашей работой и сделаю все, чтобы первыми о ней узнали французы». Он нашел и дал деньги. Сегодня фирма Х-Ион процветает, ее филиал открыт в США, но истории с таким хеппи-эндом остаются для Франции редкостью, сотни молодых ученых, сделав открытие, натыкаются на стену. «В больших государственных исследовательских центрах, — сокрушается Бриан, — хотя деньги под рукой, все портят начальственные войны. Они стерилизуют энергию и блокируют проекты. Я, например, был поддержан и руководством университета, и начальниками из Национального центра научных исследований, и Министерством исследований, но потом сотни заместителей придумали правила и циркуляры, запретившие всякую инициативу. В министерстве и университете эти помощники почти погубили наше дело. Во Франции администрация создает чудовищный застой и не интересуется результатами».

…Для неустроенных молодых парижан без дипломов в 1999 году была придумана программа «Путь к получению работы» (TRACE). За пять лет по ней подготовили более пяти тысяч юношей и девушек и половина из них нашли место. А в 2005-м была начата новая программа «Контракт на включение в социальную жизнь» (CIVIS), которой заинтересовалось четыре с половиной тысячи молодых.

В Париже и окрестностях базируется 250 тысяч ассоциаций, и каждый год возникает от 13 тысяч до 15 тысяч новых. Многие занимаются здоровьем и научными изысканиями и дают работу пятистам тысячам сотрудников. Еще два с половиной миллиона жителей региона работают в ассоциациях безвозмездно, в свободное время. Самые известные: «Врачи без границ», «Борьба против голода», «Арка». Казна их пополняется главным образом за счет пожертвований, но и государство не остается в стороне и вливает свои денежные средства во многие объединения. От 20 тысяч евро Национальной ассоциации по оптимизации подкормки растений до 500 тысяч евро Фонду Жана Жореса по распространению демократических идеалов (президент фонда — бывший премьер-министр в правительстве Миттерана Пьер Моруа) и более миллиона евро Французской организации за европейское движение. Понятное дело, время от времени то в той, то в другой ассоциации обнаруживаются недостачи и жульничества. Публикуются гневные статьи, летят головы, новые директора проникновенно выступают по телевидению, обещая честность, и на какое-то время воцаряется спокойствие. Муж моей приятельницы трижды сменил место работы в гуманитарных организациях, нигде долго не задерживаясь. «Был слишком честен, — объяснила мне приятельница, — а в этой среде рука руку моет и все солидарны. Пытаться бороться за правду бессмысленно». Проведя четыре месяца на пособии по безработице, принципиальный муж нашел место в провинции. «Буду нем как рыба, — клялся он семье перед отъездом. — Что бы ни увидел!»

…В нашем доме живет инвалид. Никогда не решалась спросить название его недуга, но похоже на тяжелейшую форму церебрального паралича. Каждое утро этот худенький молодой человек со скрюченными руками и ногами спускается в своем огромном кресле со множеством кнопок в подземный гараж, каким-то чудом перебирается из него в машину, загружает кресло и… едет на работу. Он ценный специалист по информатике. Есть во Франции и парализованный префект. Редкая генетическая болезнь приковала его к инвалидному креслу в раннем детстве. Но, закончив престижное учебное заведение, он сделал блестящую карьеру и даже завел семью.

Об инвалидах во Франции думают больше, чем в России: на улицах, в музеях, госпиталях и магазинах сделаны спуски для инвалидных колясок, фирмы берут их на стажировку и работу. И это не потому, что французы более гуманны, чем россияне, а потому что государством приняты нужные меры. В 1987 году вышел закон, обязывающий каждую компанию с двадцатью сотрудниками иметь в штате 6 процентов работников-инвалидов. В противном случае ей придется выплачивать государству колоссальный штраф — 1500 минимальных зарплат, помноженных на число отсутствующих работников. До выхода закона только семь тысяч инвалидов ежегодно находили место, теперь таких — сто тысяч. Когда глава фирмы приглашает на работу инвалида, Ассоциация по управлению фондами для вовлечения инвалидов в профессиональную жизнь (Agefipb) выдает фирме премию в три тысячи евро. В период кризиса инвалиды первыми теряют работу и последними ее находят, поэтому ассоциация разработала план их поддержки на 2009 и 2010 годы и потратит на его реализацию 130 миллионов евро. Правильное отношение к хворым начинается с детства. Их не изолируют, как нечто постыдное, а вовлекают в нормальную жизнь. В школе моего сына недавно создан класс для детишек с синдромом Дауна. Здоровые дети разговаривают с больными на переменках, устраивают дружеские футбольные матчи на школьном дворе. Иногда, конечно, здоровые ребята подшучивают над необычным поведением своих новых соседей, но шутки эти не обидны и не жестоки.

В школу моей дочери специализированная машина привозила в инвалидной коляске крохотную горбатенькую девушку по имени Шарлотта. Подружки поджидали ее возле входа и все вместе направлялись в класс. Маленькие деформированные ручки Шарлотты совсем ее не слушались, поэтому контрольные она надиктовывала одной из подруг. Для выпускных экзаменов Шарлотте дали переносной компьютер, на нем она напечатала сочинения и решила задачки. Теперь Шарлотта поступила в престижную школу журналистики, строит радужные профессиональные планы на будущее и это никого не удивляет.