Глава шестая СЕМЬЯ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава шестая СЕМЬЯ

Диета диетой, но настоящую парижскую французскую семью все равно узнаешь по ужину, когда даже очень уставшие после рабочего дня родители садятся с детьми за аккуратно накрытый стол и за низкокалорийным блюдом делятся новостями и планируют выходные. Когда я пишу «настоящую», то имею в виду семью с традициями, несколько буржуазную, представляющую во всем своем очаровании старую Францию. Когда французы судачат о ком-то, строго соблюдающем традиции, или несколько старомодном, то всегда говорят: «Он (она) — это старая Франция!» В этом кругу принят и ежегодный сбор всех многочисленных родственников в ресторане. Инициаторами обычно выступают бабушка с дедушкой, они же оплачивают торжество. У моей приятельницы Орелии Буркар дед-генерал собирает за праздничным столом не менее ста человек Старичок не отпускает любимых родственников с полудня до пяти часов вечера: столько времени занимает дегустация всех блюд торжественного обеда. Родственники встают из-за стола со вздутыми животами и замутненным взором. «Самое печальное, — сетует Орелия, — что сблизить нашу бессчетную родню дедушке не удается, потому что все рассаживаются за длинным столом своими маленькими кланами. Я всегда устраиваюсь возле дядюшек, с которыми и так постоянно вижусь дома у родителей. Разговор между троюродными братьями и сестрами ограничивается дежурным „Са ва?“. Совсем другое дело, если бы мы собирались в загородном доме бабушки недалеко от Парижа. У нее большой сад, можно устроить пикник с мишуи (так французы называют шашлыки, позаимствовав это слово у арабов. — О. С.). Как было бы здорово сбросить туфли и усесться всем вкруг с тарелками и бокалами вина на траве — тут бы и получилось настоящее общение! Но дедушка неумолим: „Семья должна обедать в комфорте“».

Семьи рабочих и мелких служащих часто забывают о традициях, и каждодневный семейный ужин сводится к молчаливому поглощению перед телевизором разогретого в микроволновке гамбургера. Чем интеллектуальнее семья, тем меньше уделяется внимания голубому экрану. Самые «умные» включают его лишь для новостей, а «глупцы» держат по три телевизора, иначе не угодишь всем членам семьи — у каждого своя любимая передача или сериал. Телевизор стал главной радостью людей малого и среднего достатка.

…Один английский пилот международных линий уверял меня, что безошибочно узнает парижанку в толпе в любой стране мира по неброской элегантности, легкости и умелому макияжу. Это своего рода клише, но многие парижанки ему соответствуют. Среди них редко найдешь женщину, способную выйти утром из дому за багетом в тренировочном костюме и не причесавшись. Вот что писала о парижанках часто приезжавшая в Париж в конце прошлого века моя бабушка, Наталья Петровна Кончаловская:

«Красивы ли парижанки? Большей частью совсем не красивы. Но они умеют быть необычайно элегантными. Каждая настолько хорошо знает, что ей идет и как надо носить то, что ей к лицу, что толпа женщин на улицах всегда производит впечатление показа моделей женского платья. Редко заметишь неуклюжую походку, угловатые движения, сутулость, тучность. Парижанки любят создавать впечатление изящных, грациозных, худощавых и умеют этого добиваться. Самая скромно одетая парижанка обладает чувством гармонии расцветок, чувством пропорции и изысканности линий. Вкус у них от природы. Парижанки любят макияж Редко увидишь не обработанное косметикой лицо. Гримируются почти все — от уборщицы в большом магазине до первой актрисы».

В подавляющем большинстве парижанки действительно очень элегантны. Бывавшие в Париже замечали, как много в нем женщин в изысканных черных, коричневых, серых и бежевых костюмах. Яркие цвета и ткани в цветочек оставлены провинциалкам, а работающие парижанки выбрали безукоризненный классический стиль. Студентки и сидящие с детьми парижские мамы предпочитают в повседневной жизни джинсы, но и здесь остаются элегантными, подбирая в цвет туфли и сумку, накидывая на плечи легкую шаль, к месту используя бижутерию. Они практичны, экономны и дельно распоряжаются семейным бюджетом, даже при ограниченных средствах умудряясь одеваться с чисто парижским шиком. Надо признать, что выбор магазинов у них больше, чем у провинциалок. Помимо бесконечных маленьких бутиков в Париже есть три основных типа магазинов. Первый — появившиеся в середине XIX века так называемые «Большие магазины»: «Самаритен», «Галери Лафайет», «Принтан», «БШВ» и «Бон Марше» на бульваре Осман, на улицах Риволи и Севр. В этих пяти- и шестиэтажных гигантах торгуют самые известные фирмы одежды, белья, косметики, посуды, мебели и садовых принадлежностей. Магазин «Галери Лафайет» с неовизантийским куполом — памятник архитектуры и одно из самых посещаемых туристами мест Парижа, каждый второй его клиент — иностранец. Все продавщицы тщательно накрашены, элегантны и всем своим видом дают понять, что работают в самом знаменитом и замечательном столичном магазине.

Эти «соборы современной коммерции» описал в романе «Дамское счастье» Эмиль Золя. За три первых года своего существования (1884–1886) магазин «БШВ» принес дамам не только счастье — семнадцать приличных парижанок были задержаны в нем с поличным. Тогдашний шеф безопасности «БШВ» объяснял: «Когда женщина попадает в подобное заведение, все оказывается против нее: кокетство, соблазны, мода, возможность стащить. Если женщина проводит здесь много времени, то считайте, что она потеряна. В опасности оказываются не только экономия семьи и портмоне, но и ее порядочность, и честь семьи. „БШВ“ — это безнравственность». Сегодняшние парижанки научились себя контролировать и честь семьи в Больших магазинах не позорят…

В 1960-х годах в них нашли приют молодые, никому не известные модельеры Sonia Rykiel, Mary Quint и Pierre Cardin. Любопытную историю про владельца магазина «Принтан» рассказала мне одна пожилая русская эмигрантка. После революции во Францию приехала красивая молодая беженка по имени Ольга. В нее влюбился женатый хозяин «Принтан». Купил ей просторную квартиру в хорошем округе, а когда выяснилось, что она ждет ребенка, нашел хитроумное решение. В Париже бедствовал, подрабатывая официантом, один из князей Голицыных. Деловой господин встретился с ним, и вскоре князь переехал в чистенькую комнатку для прислуги в том же доме, где жила Ольга, а у нее появилось свидетельство о браке. Родившийся ребенок получил благородную фамилию. Появившийся вскоре второй — тоже. Дети выросли. Жена владельца «Принтан» умерла, и он, наконец, смог жениться на Ольге, но детей решено было оставить Голицыными. Старенький князь пожил еще несколько лет в своей комнатке и тихо умер. Отошел в Лету и хозяин «Принтан». Дольше всех прожила Ольга. Накрашенная, элегантная, она до 101 года появлялась на всех светских раутах, вечерах и концертах, поражая ясной головой и отличной памятью. А потом не стало и ее. Остались выросшие и уже постаревшие Ольгины дети. На приемах они часто встречались с другими Голицыными. Те их тепло приветствовали, называли «chers cousins» и по-родственному обнимали…

Второй тип магазинов — супермаркеты «Ашан», «Франпри», «Карфур» и «Леклер» на периферии города ничем не отличаются от супермаркетов в любой стране мира. С момента введения евро все домохозяйки Парижа в один голос говорят о подорожании: «Восемь лет назад я на 100 евро покупала продуктов на всю неделю, а теперь за те же самые продукты плачу 200!» Цены, действительно, выросли в полтора-два раза. Скромные семьи в конце месяца ограничивают себя в мясе и рыбе, прибегая к спасительным спагетти и картошке.

…Мода в Париже, как всегда, в чести. Здесь, как говорила Коко Шанель, «мода в воздухе, ее приносит ветер, ее предчувствуют, ее вдыхают. Она в небе и на мостовой, в идеях и событиях». Но если раньше у прессы был повышенный интерес к высокой моде, так называемой haute couture, то теперь лидирует мода дорогого готового платья. В 1997 году на показ готового платья пришло 2400 журналистов и фотографов, а на показ высокой моды всего тысяча. Возможно, это происходит оттого, что мода демократизируется. Постоянных клиентов haute couture — двести человек в мире, а в модных бутиках дорогого готового платья известных фирм и знаменитых модельеров, представляющих третий тип парижских магазинов, отовариваются сотни тысяч. Расположены они на двух парижских улицах неподалеку от Елисейских Полей — авеню Монтень и Фобур-Сент-Оноре. Здесь за один визит к Сен-Лорану, Шанель, Соне Рикель, Картье, Диор, Росси, к Праде и Феррагамо состоятельная модница может оставить несколько тысяч евро, а в первый день летних и зимних распродаж у входа в бутики выстраиваются очереди. Внутри гам, суета, замученные продавщицы бегают от покупательницы к покупательнице с обувными коробками и нарядами, перед кассой столпотворение.

Распродажа в Париже — дело государственной важности, дату ее начала и продолжительность решают не коммерсанты, а префектура. Самым верным клиентам за несколько дней до начала официальных распродаж рассылаются пахнущие типографской краской приглашения на частные продажи (vente priv?e). В пустом магазине счастливицы не спеша примеряют туфли, выбирают сумки, втискиваются в платья. В какой бы магазин ни зашла парижанка (и парижанин), она первым делом скажет продавцу или хозяину громкое «бонжур», а выходя, такое же громкое «оревуар». Не сделавший этого прослывет в Париже грубияном. Вы можете (ничего не купив) перемерить все вещи, и вам будут мило улыбаться, но забудете поздороваться — и вас испепелят презрительным взглядом. Даже в гигантском супермаркете нельзя подойти к продавцу со словами: «Будьте любезны, подскажите, пожалуйста…» «Бонжур» прежде всего! Любое заведение, будь то маленький бутик, гигантский супермаркет или парикмахерская, воспринимается работающими в них как их частная территория, почти дом, соответственно каждый входящий должен их приветствовать…

Замуж парижанки выходят все позднее, жертвуя семейной жизнью ради карьеры. В провинции барышню двадцати пяти лет уже дразнят «святой Катариной» (то бишь старой девой), а в Париже редко какая девушка в этом возрасте и задумывается о замужестве. Поздно парижанки становятся и мамами, средний возраст — 30 лет, но не редкость и 35-летняя роженица… Семей с детьми в Париже меньше половины. Парижане не считают необходимым условием для появления ребенка печать в паспорте — почти половина детей в Иль-де-Франс рождается вне брака. Хотя эмигранты остаются более консервативными, у них «в грехе» зачинается всего четверть малышей. Родителям двоих детей государство выплачивает ежемесячное пособие в 123 евро, а тем, у кого трое детей — 282 евро. На семьи с одним или двумя детьми приходится 5 процентов бедных, там, где малышей четверо или пятеро — нуждается треть, а где больше шести детей, в бедности живет 40 процентов…

Аборт для парижанок давно не табу — еще в 1975 году был принят закон, упрощавший прерывание беременности. Добилась его известный политик Симона Вейль. Процедура проводится в госпиталях и центрах по прерыванию беременности и на 80 процентов оплачивается за счет социального страхования. Остальное возмещается взаимным страхованием (мютюэль). Не все в Париже согласны с упрощенной системой прерывания беременности. В 1980-х годах профессор Ксавье Дор организовал ассоциацию «СОС совсем маленькие». Ее участники выражали протест, «беря в плен» медработников и пациенток, устраивая сборы с молитвами. Первой и самой громкой акцией ассоциации стал захват активистами отделения гинекологии госпиталя Тонон в 20-м округе. Ныне ассоциация сдала позиции, а возраст делающих аборты, к сожалению, уменьшается, все больше девочек 14–15 лет.

Молоденькие парижанки интеллектуальны, ходят на все вернисажи, отправляют подружкам массу СМС, много болтают по мобильному телефону, следят за собой и предпочитают автомобилю велосипед. По поводу парижских велосипедисток хочу вспомнить смешную историю столетней давности: 9 октября 1898 года мадемуазель Лакалэ была приговорена к восьми дням тюрьмы за «оскорбление целомудрия». Ее арестовали на площади Сен-Жермен в 6-м округе за то, что она ехала на велосипеде, «подколов юбку, без панталон, лишь в носках». Во время процесса адвокат уверял, что на всех балах самые порядочные дамы показывают больше, но судьи к его аргументу не прислушались. Теперь парижские велосипедистки, к радости парижан, ездят в бриджах или коротких платьях и власти просят их лишь об одном: надевать шлемы, чтобы избежать травм в случае аварии.

…Верны ли француженки? По статистике, вернее русских. Изменяет лишь каждая десятая. Но, как говорят, есть три сорта неправды: ложь, подлая ложь и… статистика. Что точно: супружеская неверность перестала считаться во Франции преступлением незадолго до начала Первой мировой войны. До этого за флирт француженкам грозила тюрьма. Знаменита история Леони д’Онэ, любовницы Виктора Гюго, жены художника Огюста Биара. На дворе 1845 год. Весь Париж оживленно обсуждает любовную интригу писателя, живописец кипит от возмущения и решает обратиться в полицию. Неверная жена брошена в тюрьму Сен-Лазар, но тут вмешивается… мадам Гюго! Она бежит к Биару и умоляет забрать заявление. Обезоруженный таким благородством, художник подчиняется, и мадам Гюго спешит освободить соперницу из заточения.

Сложно сказать, что разрушает семейную гармонию — стресс большого города или вольные нравы, но разводов в Париже больше, чем в провинции: если во Франции расходится каждая третья пара, то в столице — каждая вторая. Парижане по этому поводу хохмят: «Брак теперь не отличается от контракта на аренду квартиры — оба заключаются на определенный период с правом пролонгации». За последние сорок лет жизнь француженок заметно изменилась. До 1944 года они не имели права голосовать, а вплоть до 1960-х — распоряжаться своей собственностью без разрешения мужа. Дети, рожденные в те годы вне брака, пренебрежительно назывались бастардами (в дословном переводе «незаконнорожденный», «нечистокровный»). Теперь француженки получили абсолютную финансовую независимость, почти половина рождающихся малышей в Париже — бастарды и они имеют такие же права наследования, как и законные дети. (Хотя, по-моему, нет ничего абсурднее выражений «законный ребенок» и «незаконный ребенок». Родился на свет — значит законный.) Любопытно, что закон, около тридцати лет назад давший незаконнорожденным детям такие же права наследования, что и законнорожденным, юристы негласно называют законом Пикассо. Тот в течение долгих лет был женат на балерине Ольге Хохловой, отказавшейся разводиться после их разрыва. Пикассо прижил вне брака троих детей и скончался, не оставив завещания. В результате наследство получили лишь его старший сын Пабло и вторая жена. Обделенные дети отказались с этим смириться и отвоевали часть наследства, добившись соответствующих изменений в наследственном праве.

Как используют парижанки полученные свободы? Семьи «добрых католиков» в Париже по-прежнему живут домостроем: трое и больше детей, обязательная воскресная месса, семейные собрания. Главные события в этом кругу — крестины, первое причастие, конфирмация. К ним загодя готовятся, наряжаются, собирают в церкви всех родственников, делают массу фотографий, которые потом рассылают друзьям. Кажется, что парижанки из таких семей и не заметили произошедших изменений. Многих из них часто называют BCBG (bon chic bon genre), что в переводе означает примерно «хороший шик, хороший стиль». Независимо от материального положения, BCBG можно узнать по манере одеваться. У них в чести классический стиль, коричневый и серый цвета зимой и темно-синий и пастельные тона летом. Никаких кричащих расцветок, мини-юбок, туфель на высоких шпильках или прозрачных кофточек Завсегдатаи «Cyrillus» — магазина одежды не очень дорогого, но хорошего качества, они одевают там мужа, детей и покупают себе бриджи, мокасины, юбки до колена, аккуратные пиджачки, туфли с каблуком в 3–4 сантиметра, строгие брюки и длинные хлопковые летние платья. Неброский макияж, два неизменных кольца, — обручальное и кольцо помолвки с большим драгоценным камнем, — на левом безымянном, «конский хвост», пучок или не требующая укладки простая стрижка — вот основные «приметы» этих примерных жен и матерей, чья жизнь упорядочена и ясна от колыбели до отпевания. Стойкие оловянные солдатики с прямым взглядом. Дисциплинированные, доброжелательные, не знающие депрессий, кокетства и дамских истерик Они, как их мамы и бабушки, отучились в католических школах, их дети учатся в католических школах и их внуки будут там учиться. Священник соседнего прихода — их добрый друг, они первые на благотворительных базарах и ужинах, организуемых приходом или школой. Стоят за стендами с сувенирами, не раздумывая надевают фартук и становятся официантками в импровизированном кафе, пекут вечерами пирожные, чтобы наутро их продать для сбора средств на доброе дело. В последние годы многие из них умудряются совмещать воспитание трех-четырех детей с работой, что раньше было редкостью.

В нерелигиозных семьях дело обстоит иначе. Для сравнения приведу стиль жизни двух женщин: верующей Джоэль Барбагли и лишь изредка заходящей в церковь Каролины Перро. С обеими я познакомилась пять лет тому назад перед воротами начальной школы Святого креста, где учились наши дети. У Джоэль Барбагли уже было двое сыновей, и она только-только родила дочку Мари Виржини (француженки обожают давать детям двойные имена). Встречая Джоэль, я останавливалась, чтобы поглядеть на сидящую в коляске хорошенькую рыженькую девочку, и удивлялась: «Как же она быстро растет!» — «Ах, слишком быстро, на мой взгляд!» — с ностальгической улыбкой замечала Джоэль. Мы стали наведываться друг к другу в гости, благо живем в соседних домах. Квартира Джоэль находится на первом этаже, называемом французами «ре де шоссе» (первый, соответственно, они считают вторым), с окнами на широкий бульвар. Перед домом — газон и высокие деревья. Квартира как квартира: гостиная, две спальни, чистенькая светлая кухня, небольшой внутренний садик с пластиковым столом посредине, за которым семья обедает летом, но в гостиной, по соседству с диваном и библиотекой, стоит внушительных размеров средневековая статуя Богородицы — такие можно увидеть во французских церквях. «Мы с мужем, Мишелем, купили ее у провинциальных антикваров, — объяснила Джоэль, мечтательно глядя на Богородицу. — Когда-нибудь у нас будет дом с часовенкой (Мишель так об этом мечтает!), мы ее там поставим и будем молиться». За домашним кексом и чаем я узнала, что семья мужа Джоэль очень верующая и его сестра недавно родила седьмого ребенка — аборты у верующих католиков не признаются. Две комнаты Джоэль отдала под детские, ночует с мужем в гостиной, в мезонинчике, обустроенном над диваном. «Вот уж не думала, что мне до сорока лет придется карабкаться по лесенке в мою „спальню“!» — веселилась она. Муж Джоэль трудится директором на основанной его дедом небольшой фирме по изготовлению облицовочных материалов, зарабатывает хорошо, но арендовать более просторную квартиру не может — много денег уходит на оплату католической школы сыновей, и надо откладывать на обучение дочки. Вскоре Джоэль забрала старшего сына из нашей католической школы, чтобы перевести в еще более строгую, под названием Опус Деи, где уже учатся шестеро его кузенов и кузин, но мы продолжали регулярно видеться. «Ты знаешь, — сообщила мне Джоэль со смехом в одну из встреч, — сестра Мишеля ждет девятого ребенка!» — «Так ведь она год назад родила восьмого!» — «Абсолютно верно, это случайность, но в кругу их верующих друзей такие „случайности“ весьма приветствуются»…

Через пару месяцев живот Джоэль в четвертый раз заметно округлился, и я с ужасом представляла, как она каждый вечер забирается по узенькой крутой лесенке в свой «мезонин». Сама Джоэль ничуть от этого не страдала, и ее хорошее настроение и живот увеличивались в геометрической прогрессии. Теплым сентябрьским днем Джоэль в четвертый раз сделали кесарево сечение и на свет появилась Луиза. Через три недели я получила фотографию крестин. Загоревшая за время летних каникул в Бретани семья: сияющие папа с мамой, мальчики в шортах и белых рубашках, Мари Виржини в светлом платье, а в центре новорожденная в кружевных пеленках. «Вот теперь мы в полном составе, — радостно заявила Джоэль, — а то до рождения Луизы у меня было ощущение, что кого-то не хватает. Конечно, семье тесновато, но Господь обязательно нам поможет. Не может не помочь». Говорила она так убежденно, что я только диву давалась, где эта маленькая кругленькая женщина находит силы и уверенность? Кризис в разгаре, все служащие фирм ходят как в воду опущенные, повсюду сокращения…

Вскоре начались неприятности и на фирме у Мишеля, число заказов на облицовочные материалы сократилось, потому что многие стройки заморозили, работники в течение двух месяцев не получали зарплаты, у Мишеля и Джоэль нечем было платить за школу детей, и они готовились съезжать с квартиры. «Придется закрыть дедово дело», — грустно признался Мишель другу-священнику после воскресной мессы. «Подожди, — попросил тот, — давай сперва я отслужу молебен в офисе, а ты поручишь дела фирмы покровителю строителей и мастеров святому Иосифу». Сказано — сделано. На следующий день после молебна Мишель в присутствии священника и пяти самых верных сотрудников, согласившихся поработать бесплатно еще один месяц, заявил, что теперь глава фирмы не он, а святой Иосиф — ему и спасать положение. Наутро раздался телефонный звонок Мишеля искал старый клиент-архитектор, не появлявшийся лет восемь. «Выручай, срочно нужен материал для облицовки десятиэтажного дома!» За ним позвонил второй заказчик, третий, четвертый. Мишель и Джоэль не верили своим глазам: работы теперь было больше, чем до начала кризиса. Убежденные в чуде, они описали происшедшее, отправили рассказ по электронной почте всем друзьям, расплатились с долгами и уехали с детьми отдыхать в монастырь на юге Франции. «Знакомый настоятель неожиданно предложил нам на две недели гостевой домик, — сияла Джоэль, собирая чемоданы, — а ведь мы и словом не обмолвились ему о наших бедах, не иначе и здесь похлопотал святой Иосиф. Я всегда знала, что Господь нас не оставит!»…

Когда Каролине Перро исполнилось сорок, а двое сыновей подросли настолько, чтобы самим ходить в школу, она стала замечать недостатки мужа Доминика, хозяина фирмы по импорту китайской мебели и сувениров. Слишком много работает. Придя домой, отдыхает, а не ведет ее в ресторан. Спит в воскресенье после обеда. Располнел. Каролина переехала в отдельную спальню и усиленно занялась гимнастикой в спортивном клубе. Доминик от переживаний за месяц похудел на десять килограммов, принялся выводить Каролину в рестораны, но в спальню к нему она не вернулась. В ней появилось что-то от развинченной девчонки-подростка. Ее новые приятельницы по спортивному клубу, которых я увидела на дне рождения Каролины, тоже оказались стареющими подростками. Весь тот вечер Каролина протанцевала со смазливым брюнетом в плотно прилегающей к телу рубашке, — такими обычно изображают итальянских альфонсов во второсортных американских фильмах. Потный Доминик бегал от гостя к гостю с бутылками шампанского и вымученно улыбался. Кто сказал, что «кризис сорокалетия» бывает только у мужчин? Сейчас Каролине 46 лет, несколько месяцев назад она подала на развод, переехала с сыновьями на другую квартиру и вроде бы нашла свое счастье — разведенного военного. Доминик ежемесячно платит на содержание мальчиков две тысячи евро — алименты, называемые «пансион алиментэр».

Первые алименты были выплачены во Франции в 1898 году. Добился их для своей клиентки, совращенной незамужней девушки, знаменитый судья Шаньо. Он говорил: «В результате близких отношений рождается не только ребенок, но и естественная обязанность его воспитывать и ему помогать». В те времена многие были с ним не согласны. В 1899 году четырнадцатилетняя Ирма Фостюр убежала со своей матерью от работодателя Филлипона, проживавшего на улице Брока в 13-м округе, взяв из кассы 15 франков и 64 сантима (эквивалент сегодняшним трем евро). Их поймали и судили за воровство. Небольшое уточнение: Филлипон изнасиловал Ирму, а когда она родила ребенка, стал вычитать деньги из зарплаты, потому что она теряла несколько минут рабочего времени на кормление. Когда родился второй ребенок, Филлипон выгнал всех четверых на улицу. В тот момент она и решилась забрать вычтенные из зарплаты деньги. И что любопытно: судья искренно возмущался поведением Ирмы, и адвокат Граттеро пустил в ход все свое красноречие, чтобы добиться ее освобождения.

Сейчас каждый год французские суды выносят около пяти тысяч приговоров разведенным отцам за уклонение от выплаты алиментов. Особенно много таких в Париже. Столичный судья по семейным делам Эмманю-эль Куиндри считает, что виной этому подорожание и кризис. «Многие отцы и матери живут в безнадежной ситуации. Какие алименты может выплачивать мужчина, зарабатывающий 1500 евро в месяц, из которых минимум 800 идет на аренду квартиры?» Но даже хорошо зарабатывающие отцы решили, что несправедливо со стороны правосудия доверять матерям воспитание детей, а им оставлять только финансирование. Президент ассоциации «БОБ папа» Алан Казенав объясняет: «Отцы, преследуемые сегодня законом за уклонение от выплаты, не похожи на тех папаш, которые в прошлом так часто сбегали, не оставив адреса. Они посвящают детям много времени, проводят с ними выходные, но не хотят, чтобы их воспринимали как выписывателя чеков». Учитывая пожелания отцов, судьи при разводах чаще стали «делить» детей — две недели они проводят в квартире мамы, две у папы. Эта система называется по-французски «гард партаже».

За французами давно утвердилась репутация ловеласов. Так ли это на самом деле? Когда интересная женщина заходит в ресторан или бистро, к ней, разумеется, обращаются все взгляды, но далее француз не более настойчив, чем россиянин. Парижанин легко отпускает комплименты и не прочь познакомиться с приглянувшейся девушкой на улице, но говорит в нем не только инстинкт, но и эстет. Он не просто надеется на интрижку, а отдает дань красоте. Житель Парижа ценит женскую красоту, как житель Лондона хороший чай или старинные акварели. Флирт для него не цель, а стиль жизни. Его ухаживания изящны, полны юмора и редко когда ставят женщину в неловкое положение. Легкость, свойственная парижанам в отношениях со слабым полом, не означает, что они не способны на сильные чувства и верность. 2 февраля 1989 года парижанин Бернар Жентиль 50 лет помог своей теще Фернанде (82 года) перелезть через резной зеленый парапет моста Мирабо в 16-м округе. Старушка бросилась в ледяную воду Сены, а Бернар пустил себе пулю в висок. Оба не выдержали смерти дочери и жены Мишель, утонувшей в Сене два месяца назад. Местом смерти они выбрали мост, прославленный Аполлинером: «Под мостом Мирабо течет Сена, унося нашу любовь. Надо помнить, что радость всегда приходит после печали».

Французы не считают, что идеальная семья — это та, в которой не спорят и не повышают друг на друга голос. Даже наоборот, если споры и отстаивание своей точки зрения сошли на нет, значит, нет больше между мужем и женой борьбы за лидерство, ведь только борьба гарантирует долговечность союза. Мои соседи снизу, месье и мадам Новак, боролись за лидерство отчаянно. Она — адвокат в преуспевающем адвокатском бюро, он — сотрудник страховой компании, трое воспитанных детей-подростков. Казалось бы, два интеллигентных человека могут договориться мирно, но их крики были слышны по всему дому. Однажды разозлившийся муж стал швырять посуду в открытое окно. Редкость для нашего тихого района. Шум в Париже не любят, его достаточно и на улицах. В правилах, вывешенных в холлах домов, указано, с какого часа необходимо вести себя потише. Обычно с восьми вечера и до девяти утра. Виновника сперва предупредят через консьержа, а потом могут и полицию вызвать. В тот злополучный день, когда месье с растрепанной бородой расправлялся с фарфоровым сервизом фабрики «Бернардо», звон каждого разбиваемого лиможского чуда сопровождался громким воплем мадам. Соседи позвонили в комиссариат, и через несколько минут у входа раздался вой полицейских сирен. Вскоре вулканическая пара развелась, дети выросли, и мадам Новак переехала на другую квартиру. Уф!

Не всегда борьба за лидерство заканчивается благополучно. Каждая десятая женщина в Париже (и по всей Франции) регулярно избивается мужем. И речь идет не о женах диковатых эмигрантов, а о француженках из средних семей. Каждые три дня в стране от побоев мужа умирает женщина. В последние годы эту проблему перестали замалчивать, возникли Национальная федерация «Солидарность женщин», Ассоциация борьбы против жестокости, многочисленные телефоны доверия и общежитие Луиз Лабе, чей офис находится на улице Мендельсона в 20-м округе. Его директор Вера Альбаре объясняет:

«К нам приходят женщины, сбежавшие из дома после очередного избиения. Хватают в охапку детей и, часто забыв даже паспорт, уходят. Общежитие состоит из 30 двухкомнатных и трехкомнатных квартир в разных районах города — так беглянку сложнее найти. В первые дни им трудно. Не хватает дома, любимых книг, знакомой мебели, фотографий. Поэтому мы стараемся окружить каждую новенькую вниманием. Сперва ее навещает психолог, потом социальный работник помогает восстановить документы, записать детей в новую школу, подыскать работу, сделать заявку на квартиру в ближайшем АШАЛЕМе, подать на развод. Все это анонимно, чтобы муж не узнал новый адрес. Если женщина решает засвидетельствовать побои и подать в суд, наши сотрудники ее туда сопровождают. Воспитательница в это время занимается с детьми. В общежитии можно провести четырнадцать месяцев. За это время все женщины восстанавливаются и уходят сильными и спокойными…»

А драчливым мужьям психологи недавно стали предлагать лечение. Сначала выясняют, в чем причина агрессивности. Это может быть жестокость отца, или излишняя строгость учителей, или неуверенность в себе, или просто неумение выразить гнев словами. Потом помогают выработать иное поведение. Благодаря этому были сохранены многие семьи.