Игра на проигрыш

Главная особенность нормативных установок «человека советского» состояла в том, что они никогда не могли быть исполнены, более того, эта неосуществимость была всегда условием их существования. Все социальные механизмы принуждения, воспитания и контроля практически ориентировались на «производство» человека лояльного, демонстративно принимающего господствующие ценности. Реализация их не требовалась и не была возможной. Под громкими лозунгами все слои общественной пирамиды работали по одному и тому же принципу – самосохранения, выживания. Демонстративное принятие полной зависимости от всемогущего государства было условием сохранения определенной «ниши» для приватного, семейного существования. Подчинение всеобщему планированию – гарантией возможности для некоторой хозяйственной автономии. Важно подчеркнуть взаимность «допусков»: тотальный государственный контроль не мог существовать без фактического признания приватной сферы, как и «плановая» система не могла обходиться без личного интереса и «теневого» продолжения.

Моделью отношений человека с обществом советского типа можно, вероятно, считать систему традиционного колхоза, где земля и работа делились на две принципиально различные неравные части: «общее» (чужое, казенное) и «свое». Работник, бывший крестьянин, жил плодами «своего» (личного «подсобного» участка), но чтобы сохранять на это право, он должен был отдавать «дань» колхозу и государству. В свою очередь, колхоз и власти вынуждены были – не сразу и не без колебаний – согласиться с существованием личного хозяйства как источника средств к существованию человека. На этой сделке строилась вся экономическая система в селе. Эта сделка явилась плодом некоего практического компромисса, а не теоретического проекта. В масштабах страны она не существовала более срока одного поколения (заметим, что действует та же мера времени). Кончается же традиционно-колхозное разделение «сфер деятельности» для обеих сторон плохо: разрушением деревни и окончательным раскрестьяниванием населения. Одна из важнейших причин этого – невоспроизводимость установок на «сделку» со сменой человеческих поколений. Потомки колхозников первого поколения не удерживаются в деревне. (Мы несколько упрощаем реальные процессы, но для модельного сравнения этого достаточно.)

В ситуации претендующего на тотальную власть патерналистского государства у человека (массового, среднего общественного человека) нет возможности для элементарного самосохранения без явной или подразумеваемой сделки с всемогущим партнером (сделка с дьяволом – чуждой и бесконечно могущественной силой). Но и «всемогущая» власть не может существовать без постоянных сделок с множеством «простых» людей, без признания их права на самосохранение.

Плодами такой сделки, или, скажем, такой игры со множеством участников, становится вынужденная «правилами игры» взаимная снисходительность. Можно даже попытаться описать некоторые из наиболее распространенных вариантов «игр».

Игра «работа»: на основе известного принципа «одни делают вид, что работают, другие – что им за работу платят». Это, видимо, наиболее универсальный вариант того социального договора, на котором построено было советское общество.

Игра «забота»: видимость отеческой заботы порождает видимость благодарного подчинения.

Игра «сопричастность»: показное участие в государственных делах оборачивается соучастием в преступлениях государства.

Игра «согласие»: показное принятие высших ценностей как условие сохранения ценностей приватных.

Игра «единодушие»: каждый в отдельности против (или безразличен), но механизм коллективного принуждения вынуждает «всех вместе» выражать бурное согласие с каким-нибудь очередным лозунгом.

Зримый результат этого – формирование устойчивой системы двойных стандартов в обществе, отделение критерия «надо» от критерия «истинно» (нравственно, законно и пр.). Эта система весьма близка описанному Дж. Оруэллом принципу двоемыслия. Устойчивость ее связана со способностью демпфировать, сглаживать внешние воздействия, сохраняя неповрежденным некое ценностное ядро. Социальные потрясения сказываются на внешних, обособленных от такого ядрах слоях. В свое время это облегчило приспособление среднего человека к новым условиям политического существования, и примерно такой же механизм обеспечивал существование образованной элиты общества. В той или иной форме практически все ее группы и деятели вынуждены были пройти через «сделку с дьяволом», стремясь сохранить себя, возможность работать и хранить культурное наследие. Именно эта сделка сформировала типично советскую интеллигенцию в ее мишурно позолоченной государственной клетке.

Но имеется и другой результат «сделки с дьяволом» – разрушение структуры самой личности, особенно заметное на поколенческих разломах. Нравственные сделки всегда и неизменно губительны для несформировавшейся личности. А постоянное разложение критериев отношений в обществе, в том числе уровня воспитания, культуры, нравственности, разлагает все общество. Поэтому мы и можем рассматривать феномен «человека советского» в его социологических параметрах – как феномен исторически преходящий.

1993