Пространственно-временная структура и морфология общества

Очевидный признак наличия пространственно-временной организованности общества – «социализация» внешних (физических, астрономических, экономических) мер пространства и времени: расстояний («далеко – близко»), направлений («вверх – вниз»), ритмов (поколенческих, годовых, дневных) и т. п. Выделение, анализ, сопоставление таких показателей важно в плане сравнительного исследования обществ, регионов, периодов. Но исследование «социализированных» индикаторов пространства – времени не выводит за рамки феноменологии анализа внешних проявлений общества.

Поиски структур, обусловливающих определенное соотношение таких показателей, неизбежно приводит к иному уровню анализа, который может быть назван морфологическим. Социальное пространство на этом уровне выступает как набор возможностей действия, наряду с ним фигурирует культурное пространство как некоторый набор значений и ценностей. Социальное время выступает здесь как последовательность фаз (ритм) социальной деятельности, культурное время – как соотношение типов (слоев, пластов) значений этой деятельности.

Представляется возможным выделить два измерения социальной морфологии – протяженность и глубину. Определяющими элементами в этих измерениях служат соотношения центра и периферии, «верхнего» и «нижнего» слоев культурного текста.

Говоря о разграничении социального и культурного, следует отметить, что только в рамках условно-функционального представления общества эти категории выступают как симметричные, между тем как в реальной истории социальных форм и социального значения они принципиально асимметричны.

Дифференциация социальной организации как особого плана общественной реальности исторически связана с развитием города, в котором институционализируются пространственные и временные оси координат социокультурной системы. Теоретически же эта дифференциация фиксируется лишь социальным сознанием (в явной форме – социологической мыслью) нового времени.

Именно в этом плане становится возможным рассмотрение социальной морфологии как особого предмета исследования и особого уровня анализа социокультурной системы. Для этого уровня специфично аналитическое противопоставление социального и культурного, социального и личностного, системы и среды, центра и периферии, поверхностного и глубинного и т. д.

Но уже сам способ выделения морфологического уровня предполагает его заведомую неполноту, а точнее, соотнесенность с иным, функциональным уровнем. Это уровень действия социокультурного механизма общества как некоторой целостности, не допускающей рассечения на плоскости социального и культурного. Ему соответствует представление о том, что функция непременно находит какое-то выражение в «форме». Последнее может быть явным (специальным, институционализированным) и неявным, диффузным.

На феноменологическом уровне урбанизация описывается обычно с помощью показателей концентрации населения, миграции и т. д. Анализ города как определенной структуры расселения, общения, мобильности производится на уровне социальной морфологии (в этом плане может исследоваться как роль города в морфологии общества, так и внутренняя структура самого города). К этому же уровню принадлежит и анализ собственно культурной структуры города как «контейнера» информации. Напротив, когда ставятся проблемы значения города в организации социокультурного пространства общества, формировании и поддержании его динамической структуры (структуры потребностей, типа личности и т. п.), требуется изучение урбанизации на функциональном уровне. Здесь, естественно, возникает весьма сложный вопрос о полноте и способах выражения функции в форме и обратного воздействия формы (структуры) на функцию.