Глава 1. Кастилия во второй половине XIV – середине XV в.

Династия Трастамара: новое и старое

В Кастилии, как и всюду в Европе, середина XIV в. стала временем тяжелых испытаний и важных перемен. Население пиренейских королевств резко сократилось в результате «Черной смерти» – эпидемии чумы, опустошавшей Европу в 1347–1352 гг. По всей Испании вымирали целые кварталы в городах, пустели деревни. В некоторых местах умерло до ? населения, так что некому было возделывать поля. В этих условиях резко возросла стоимость рабочих рук.

Сеньоры пытались сохранить свои доходы на прежнем уровне за счет вовлечения в торговлю, получения своего рода компенсации от королевской власти в виде публичных должностей, пенсий, пожалования новых земель, но прежде всего – за счет усиления давления на крестьян. С одной стороны, стремясь сохранить свои доходы, они вспоминают о давно забытых повинностях, с другой – все чаще прибегают к краткосрочной аренде; обновляя ее условия при перезаключении договоров, сеньоры могли приспосабливаться к изменениям рыночной конъюнктуры. Прежние общественные отношения сильно трансформировались, социальная напряженность заметно возросла, насилие было нормой жизни. Участился разбой на дорогах; соперничество аристократических кланов часто перерастало в открытые вооруженные столкновения, в которых гибли в основном не рыцари, а крестьяне и горожане, разрушались не только замки, но и селения и города. К этому надо прибавить продолжавшееся соперничество Кастилии с Арагоном и Португалией, а также втягивание Пиренейских стран в Столетнюю войну, причем вмешательство Англии и Франции самым непосредственным образом влияло на ход событий.

В Кастилии 1369–1516 гг. обычно выделяют как отдельный период ее истории – время правления династии Трастамара. Однако годы правления Католических королей Фернандо и Изабеллы (1474–1516), хотя они и принадлежали к этой же династии, традиционно рассматриваются как самостоятельный этап, весьма отличный от предыдущего и во многих отношениях заложивший основы развития страны в последующие столетия.

Приход к власти новой династии, принесший с собой значительные перемены (иногда историки называют их даже «Трастамарской революцией»), был обусловлен событиями правления Педро I (1350–1369), вошедшего в историю как Педро Жестокий (el Cruel), хотя известен он и под другим прозвищем – Справедливый (el Justiciero). Любопытно, что в это время в Арагоне правил Пере IV, а в Португалии – Педру, причем к обоим иногда тоже иногда применялось прозвище Жестокий Но насколько оно было оправдано по отношению к королю Кастилии?

Педро, сын Альфонсо XI и Марии Португальской, вступил на престол, когда ему еще не исполнилось и 16 лет, после внезапной смерти от чумы его отца. Король Альфонсо имел многолетнюю счастливую связь с севильской аристократкой Леонор де Гусман, родившей ему пять сыновей, причем близнецы Энрике и Фадрике были старше законного наследника. Альфонсо даровал своим незаконным отпрыскам высокие титулы и огромные владения: старший, Энрике, получил титул графа Трастамара (от которого и произошло название основанной им династии), а Фадрике стал магистром ордена Сантьяго. Естественно, Педро ненавидел своих единокровных братьев и их мать, опасаясь, что власть и ресурсы, которыми располагали бастарды, могут представлять серьезную угрозу для его власти. Уже в 1351 г. Леонор была схвачена и через несколько дней убита. Немедленно последовал разрыв с бастардами, которых поддерживала часть кастильской знати, тем более что король сделал своим главным советником знатного португальца Жоана Афонсу де Албуркерке, который был его воспитателем.

В 1351 г. в Бургосе вспыхнули волнения из-за решения короля собрать с города не вотированный кортесами налог; во время них был убит сборщик налогов. Король в ответ казнил одного из зачинщиков, знатного аристократа Гарсиласо де ла Вега и нескольких его сподвижников. Эта казнь вызвала недовольство, а затем и волнения как на севере, так и на юге страны. На юге восстал один из крупнейших аристократов Андалусии, Алонсо Фернандес Коронель, а в Астурии старший из бастардов, Энрике, укреплял свои замки, то ли опасаясь королевских преследований, то ли сам собираясь восстать против законного короля. К этому добавлялись почти постоянные трения с Арагоном, периодически перераставшие в военные столкновения. Поскольку в обеих странах правили короли с одинаковым именем, борьба между ними получила у историков название Войны двух Педро (1356–1369 гг.). С 1358 г. вражда с Арагоном приобретает новую окраску, поскольку именно с арагонской территории в пределы Кастилии вторгается мятежный бастард Энрике, покинувший Кастилию еще в 1354 г. Год за годом Педро сражался с истинными и мнимыми врагами, но суровые расправы порождали всё новые бунты.

В последовавших событиях важную роль сыграла многолетняя связь Педро с Марией де Падилья, придворной дамой жены своего советника Албукерке Изабел де Менезеш. Из всех своих походов Педро возвращался именно к ней, она родила ему сына и дочерей. Король стал назначать родственников Марии на важные должности, что вызывало недовольство других претендентов. И знать, и простой народ все более склонны были считать, что именно Мария де Падилья толкает короля на безумные и кровавые решения. Наконец, возникли осложнения в отношениях с Францией, едва заключив столь важный с дипломатической точки зрения брак с французской принцессой Бланкой Бурбонской, Педро через считанные дни после свадьбы оставил двор и уехал к Марии, поскольку узнал, что обещанное за невестой богатое приданое выплачено не будет. Через год он объявил союз юридически недействительным и отправил Бланку в заточение, заключив новый брак – с Хуаной де Кастро, которую, однако, он тоже вскоре оставил. Последствия столь странного для монарха поведения не заставили себя ждать и оказались очень тяжелыми не только для короля, но и для всей страны. Начались дипломатические осложнения с Францией, поведение Педро осудил папа римский, росло недовольство знати, которое теперь разделял и прежде поддерживавший короля линьяж Кастро. От короля требовали примирения с Бланкой Бурбонской, разрыва с любовницей и отмены пожалований ее родственникам, но он ответил новыми расправами. Один из бастардов, Фадрике, был по приказу короля схвачен и убит, другие бежали за пределы королевства.

Надгробная статуя Педро I

В 1358 г. бастард Энрике, опираясь на помощь Арагона, вторгся в Кастилию. Сначала он действовал успешно, но в 1360 г. был разбит и бежал в Наварру. Между тем подозрительность короля всё возрастала, за победой над Энрике последовали новые казни, не миновавшие и ближайших соратников. В 1361 г. умерла в заточении Бланка Бурбонская; некоторые современники утверждали, что она была отравлена по приказу короля.

В 1366 г. бастард Энрике, прежде выступавший лишь как мятежный вассал (и оправдывавший свой поведение тем, что он восстал против короля-тирана, попирающего божественные и человеческие установления), выдвинул претензии на кастильский трон. К тому времени непредсказуемые репрессии Педро отвратили от него многих сторонников из числа знати, а бесконечные и не всегда удачные войны, требовавшие больших денежных субсидий, лишили его опоры в городах. Энрике вторгся на территорию Кастилии, 16 марта 1366 г. короновался в Калаорре, а в мае того же года вступил в Толедо. Педро бежал в Аквитанию, чтобы искать помощи у Эдуарда Черного принца – знаменитого английского военачальника, сына и наследника короля Эдуарда III, находившегося там со своими войсками. Педро заключил с англичанами договор, сделав им серьезные экономические и территориальные уступки. В начале 1367 г. он вернулся в Кастилию вместе с войсками англичан и наваррцев. В сражении под Нахерой Энрике был разбит, многие его соратники попали в плен, однако сам он спасся и не сложил оружия. На его сторону переходили всё новые города, и фактически в стране оказалось два государя. Черный принц, недовольный тем, что Педро не собирался выполнять условия соглашения, оставил Кастилию, Энрике же получил подкрепление из Франции во главе с другим прославленным полководцем того времени – Бертраном Дюгекленом. Новая битва между братьями-соперниками произошла в 1369 г. недалеко от Монтьеля. На этот раз Педро потерпел поражение и отступил в свой замок, который был сразу же осажден войском Энрике. Втайне от своего соперника Педро пытался вступить в переговоры с Дюгекленом, чтобы тот выпустил его из замка, но Дюгеклен, изъявив притворное согласие, заманил короля в свой шатер, куда ворвался Энрике. В поединке с братом Педро был убит.

Оценивая противостояние двух братьев, следует учесть, что королю Педро довелось взойти на трон в годы кризиса, серьезно усугубившего и без того непростую ситуацию. Примем во внимание и то, что король несомненно отличался не только военным талантом и решительностью, но и широтой взглядов и тонким вкусом: его дворец в Алькасаре Севильи свидетельствует о симпатии к стилю мудехар, а покровительство евреям разительно контрастирует с политикой первых правителей династии Трастамара. Показательно, что на стороне Энрике в большей мере выступали земельная аристократия, клир и духовно-рыцарские ордена, а в территориальном плане – внутренние, относительно более отсталые области, в то время как Педро поддерживали наиболее динамичные элементы общества, связанные с международной торговлей; он находил опору в таких быстро развивавшихся, открытых торговле и внешним влияниям городах, как Севилья, Бургос или Ла Корунья. Наконец, нельзя забывать и о том, что львиная доля известий о жестокостях короля восходит к его политическим противникам, одержавшим победу ценой мятежа и еще очень долгое время нуждавшимся в легитимации; им было не просто выгодно, а прямо-таки необходимо представить поверженного монарха кровожадным тираном, заслуживающим смещения и смерти. Впрочем, жестокие расправы, конечно же, имели место – как у очень многих правителей того времени.

Взошедший на престол Энрике II (1369–1379) смог захватить и удержать трон лишь благодаря поддержке значительной части кастильской знати и потому должен был разделить с ней обретенные им экономические ресурсы, политическую и судебную власть – не случайно он известен под прозвищем Милостивый (el de las Mercedes). Ему приходилось балансировать между могущественными общественными группами, некоторые из которых были едва ли не столь же влиятельными, как и королевский дом, и очень скоро он вынужден был расстаться со значительной частью тех ресурсов, которые самыми суровыми методами пытался сосредоточить в своих руках его предшественник.

В борьбе за королевские милости, за право участвовать в делах управления соперничали равно влиятельные группы. Это соперничество концентрировалось в Королевском совете, члены которого имели важную привилегию – право говорить непосредственно с королем. И способность в ходе обсуждения обосновать свою точку зрения и убедить в ней слушателей ценились очень высоко.

В то же время, сами обстоятельства прихода к власти нового монарха – мятеж против законного правителя, гражданская война и братоубийство – поставили перед ним и его приверженцами задачу легитимации их власти, обоснования оправданности и законности их действий. Это потребовало от защитников победившей династии обновления логических и риторических приемов, которые переставали быть лишь предметом отвлеченного интереса и начинали непосредственно влиять на политику. Теперь кастильские интеллектуалы несколько иначе, не так, как прежде, пытались определить природу государства и королевской власти, объяснить происходившие на их глазах изменения.

В каком-то смысле новатором оказался и сам Энрике II, который, придя к власти в результате мятежа, отчетливо осознавал, что худшая угроза монархии – в самой королевской семье, и хотел найти противовес своей многочисленной родне, передав часть властных полномочий двум влиятельным общественным группам – кабальеро и летрадо. Словом «летрадо» в Испании называли лиц с университетским образованием, обычно незнатного происхождения. Часто обязанные своей карьерой королевской власти, они готовы были верно ей служить, не забывая, впрочем, и о собственных интересах; применительно к другим странам эту группу часто называют легистами.

Своим родственникам – братьям и племянникам – Энрике II даровал обширные владения, только им он жаловал титулы графов и герцогов, они получили и два высших военных поста. Но зато он оговорил, что все их владения, титулы и должности не являются наследственными и после смерти тех, кому они пожалованы, подлежат возвращению короне. Более того, он не доверил своим родственникам ни одного важного политико-административного поста. Две высшие должности политического характера и все должности в рамках местного управления были отданы кабальеро; правда, титулов в то время они не приобрели, зато получили земли, в том числе из королевского патримония.

Многие земли и доходы, полученные в те времена представителями знати, вскоре превратились в майораты. Институт майората, в основе которого лежал принцип передачи старшему из наследников почти всего отцовского имущества или по крайней мере его большей части, в XIV–XV вв. постепенно распространялся все шире. Короли жаловали представителям высшей знати привилегию основать майорат и тем самым закрепляли за ними соответствующие земли: если прежде земли легко и часто переходили из рук в руки, то продать, заложить или обменять имущество, входившее в состав майората, можно было только по особому королевскому разрешению, которое монархи давали лишь в исключительных случаях.

Распространение института майората неразрывно связано с другим важным новшеством того времени. Речь идет о процессе, который видный испанский историк Сальвадор де Моксо назвал сменой старой знати новой знатью. Суть этого явления заключалась в том, что те аристократические роды, которые господствовали в Кастилии в XII–XIII вв., в XIV в. в большинстве своем пресеклись: одни погибли в войнах с мусульманами или португальцами, других выкосила чума, третьи стали жертвами репрессий короля Педро. Лишь сравнительно немногие древние аристократические роды, такие как Гусман, Манрике или Мендоса, выжили и сохранили прежнее влияние, да и то чаще их младшие ветви. Образовавшийся социальный вакуум немедленно был заполнен новой знатью, состоявшей частично из возвысившихся местных кабальеро, частично из эмигрировавшей в Кастилию иностранной знати (особенно из Португалии, но также и из Арагона, Наварры. Франции). В результате в конце XIV–XV вв. на авансцене социально-политической жизни оказалось несколько десятков родовитых семей, возвысившихся в основном уже при новой династии. Именно они стали ее главной опорой, что не мешало многим из них периодически пытаться навязать монархам свою волю и свою модель государства. Новая знать продолжала господствовать в стране еще примерно в течение двух столетий; это такие роды, как Пачеко, Суньига, Веласко, Альварес де Толедо и многие другие. Все они в XV–XVI вв. получили от королевской власти титулы герцогов, маркизов или графов. Среди дворцов, замков, монастырей, капелл в соборах, которые можно видеть и сегодня, значительная часть была построена или основана именно ими.

Фактически новая знать приобретала не только земли, но и судебную и военную власть на местном уровне. Однако и ее власть, в свою очередь, уравновешивала оформившаяся как раз в это время королевская аудиенсия – судебный орган, где господствовали летрадо.

И в XIV, и в XV в. кабальеро и летрадо играли ту роль, которую определила им королевская власть: одни служили трону на военном поприще, другие – на судебно-административном, но обе группы поддерживали монархов в их борьбе с родственниками. Однако очень скоро обозначились различия в социально-политических взглядах этих групп. Кабальеро, неизменно оставаясь воинами, претендовали на участие в светском управлении и были пропитаны духом аристократизма. Летрадо развивали теорию, помещавшую короля во главе организованной свыше и всегда неизменной пирамиды институтов, управляемых должностными лицами, происхождение и индивидуальный облик которых не имели значения, важны были лишь преданность монарху и профессиональная компетентность.

* * *

Энрике II, отняв трон у своего единокровного брата, приобрел трудное наследство. Несмотря на все расправы Педро, многие города и аристократы долго хранили ему верность, и новый монарх, в свою очередь, вынужден был прибегнуть к жестоким расправам. Энрике пришлось вести борьбу с Португалией и одновременно с Наваррой. Он послал эскадру к берегам Гиени на помощь Франции, которая нанесла поражение англичанам. Англия представляла в это время большую опасность для нового короля, поскольку два сына английского короля Эдуарда III – герцог Ланкастерский и герцог Йоркский – были женаты на дочерях короля Педро и Марии де Падилья – Констансе и Изабелле, причем герцог Ланкастерский с одобрения своего отца провозгласил себя королем Кастилии, и лишь морские победы Энрике и его вторжение в Аквитанию заставили англичан умерить аппетиты.

Только к концу правления Энрике были урегулированы отношения с Португалией и Арагоном; мир был заключен и с Наваррой, так что в стране наступил период относительного спокойствия – впрочем, кратковременный и весьма неполный, поскольку Энрике и его ближайшие потомки, в отличие от Педро, отнюдь не благоволили евреям; начались их преследования, а потом и погромы.

Энрике наследовал его сын Хуан I (1379–1390), который в целом продолжал политику своего отца. Возобновилась война с Португалией, но вскоре был вновь заключен мир. Намечался брак португальской инфанты Беатриш с сыном Хуана. Однако после того как король овдовел, он предпочел сам жениться на Беатриш, причем с важным условием: если король Португалии Фернанду I умрет, не оставив наследников мужского пола, престол должен перейти к Беатриш, что предполагало последующее слияние двух пиренейских государств под эгидой Кастилии. Однако в Португалии существовала мощная оппозиция этому плану. Во главе ее после смерти Фернанду встал незаконный сын покойного короля ависский магистр Жоан; вторгшиеся в Португалию кастильские войска были в 1385 г. разбиты под Алжубарротой. Сам король тогда спасся, но многие его ближайшие соратники погибли или попали в плен. Одновременно, опираясь на поддержку Португалии, возобновил свои претензии на кастильский трон герцог Ланкастерский. Хуан I, не желая вступать в войну, заключил с ним союз, устроив брак его дочери от брака с дочерью Педро I со своим сыном инфантом Энрике, наследником престола. Молодые супруги получили титул принцев Астурийских, который с тех пор носили наследники кастильского престола. Таким образом, соединились потомки двух враждовавших между собой братьев – Педро и Энрике, и династия Трастамара была хотя бы отчасти узаконена.

В момент смерти Хуана I его старший сын, наследовавший ему под именем Энрике III (1390–1406), был еще ребенком. Такие ситуации всегда сопровождались в Кастилии, да и не только в Кастилии, усилением высшей знати и ослаблением королевской власти. Так случилось и в данном случае: регенты больше заботились о собственных выгодах, чем о пользе королевства. Однако король, не отличавшийся крепким здоровьем и вошедший в историю с прозвищем Болезненный (el Doliente), обладал сильной волей и умом. В 14 лет он объявил себя совершеннолетним. Энрике сразу же лишил знать ряда чрезмерных привилегий, которые она узурпировала в годы его малолетства в ущерб казне, некоторых покарал, многих заставил вернуть в казну захваченные ими статьи доходов и имущество. В возобновившейся войне с Португалией Энрике быстро вернул под власть Кастилии захваченный было португальцами Бадахос; его флот успешно действовал и против португальцев, и против мусульманских пиратов из Африки. В его правление было начато присоединение к Кастилии Канарских островов, завершенное спустя столетие, при Католических королях. Показателем возросшего международного авторитета Кастилии стало предпринятое Энрике III посольство к Тамерлану (1403–1406 гг.), во главе которого был поставлен Руй Гонсалес де Клавихо.

Посольство к Тамерлану

Отправление посольства к Тимуру, которого европейцы называли Тамерланом, вскоре после его победы над Баязидом при Анкаре было связано со стремлением Энрике III, как и некоторых других европейских монархов, найти в Тимуре потенциального союзника против турок. Посольство возглавил кастильский аристократ Руй Гонсалес де Клавихо (ум. в 1412 г.). Во время пребывания посольства в Самарканде Тимур, готовившийся в это время к походу на Китай, умер, и существенных практических результатов эта дипломатическая миссия не имела. Зато описание путешествия, составленное главой посольства на основе дневниковых записей (возможно, при участии монаха Алонсо Паэса де Санта Мария), было опубликовано в 1582 г. и вызвало большой интерес читателей, поскольку содержало экзотические эпизоды, описания флоры и фауны увиденных путешественниками стран, нравов и обычаев населявших их народов. Книга Гонсалеса де Клавихо, с одной стороны, хорошо вписывается в обстановку возросшего интереса к далеким странам в преддверии эпохи Великих географических открытий, с другой – остается важнейшим источником по истории Передней и особенно Средней Азии начала XV в.; описания самого Тимура и его столицы – Самарканда – приобрели хрестоматийную известность. Эта книга, как и чуть более поздние «Странствия» Перо Тафура, считается классикой литературы путешествий XV в.

Энрике III умер, когда его наследнику Хуану II не было и двух лет. Стране вновь угрожал период анархии, произвола знати и войны всех против всех, который, однако, удалось по крайней мере отсрочить благодаря личным качествам регента. Им стал младший брат покойного короля инфант Фернандо, который несколько позже за отвоевание им у мусульман города Антекера (1410 г.) получил прозвище Антекерского.

Хуан II, Альваро де Луна и арагонские инфанты

Политическую историю Кастилии на протяжении большей части XV в. часто описывают как «борьбу королевской власти с мятежной знатью». Такое определение на первый взгляд очевидно, но нуждается в уточнениях. Все масштабные внутриполитические конфликты с участием короля и знати обязательно сопровождались конфликтами внутри королевской семьи: между братьями, отцом и сыном, дядей и племянником и т. д. Такого рода столкновения в королевской семье были одной из политических констант средневековой Кастилии: вспомним борьбу Альфонсо X против его сына Санчо, Альфонсо XI против его дяди Хуана Мануэля, Педро против Энрике; Хуан I держал в заточении и изгонял своего кузена и своего сводного брата. Для XV в. то же самое можно сказать о правлении Хуана II и Энрике IV, да и Изабелла пришла к власти, оттеснив собственную племянницу. Аристократы столь же неизбежно раскалывались на две или три партии. Близкие по происхождению и статусу своих членов, они и вели себя в политике примерно одинаково, и говорить о «монархической» и «аристократической» партиях нет оснований: противостоявшие друг другу партии были в равной степени – ситуативно – «монархическими» и «аристократическими».

В 1412 г., после того как в 1410 г. умер последний представитель древней арагонской династии Мартин I, новым королем Арагона был избран дядя Хуана II Кастильского, Фернандо Антекерский, почитавшийся кастильской знатью как образец рыцарства. Это событие, вошедшее в испанскую историю под названием «соглашение в Каспе», сыграло огромную роль не только в арагонской, но и в кастильской истории. Фернандо Антекерский, будучи регентом при малолетнем кастильском короле Хуане II, хотя никогда не пытался свергнуть или иным образом устранить малолетнего племянника (что по нормам того времени явно свидетельствует в его пользу), однако в полной мере воспользовался данными ему полномочиями, чтобы наделить своих сыновей Альфонсо, Энрике, Хуана, Санчо и Педро обширными владениями и огромной властью. Старший, Альфонсо, должен был унаследовать необозримые владения отца в Кастилии; второй, Хуан, стал сеньором нескольких богатых кастильских городов (в том числе Медины дель Кампо с ее уже тогда знаменитыми ярмарками) и герцогом Пеньяфьель, и к тому же женился на наследнице Наваррского королевства; третий, Энрике, стал магистром Сантьяго в 1409 г. и сеньором Альбукерке и других земель; четвертый, Санчо, получил сан магистра Алькантары в 1408 г. в возрасте всего лишь восьми лет. Став после избрания их отца на трон арагонскими инфантами, они надеялись сохранить и даже приумножить свои владения и власть в Кастилии. С ними почти всю свою жизнь боролся фаворит Хуана II коннетабль Кастилии дон Альваро де Луна (1390?–1453), умный, целеустремленный и энергичный политик, на долгие годы подчинивший слабовольного короля своей власти.

Два аристократа при дворе Хуана II

Яркой фигурой и при дворе, и в интеллектуальной жизни Кастилии первой трети XV в. был Энрике де Вильена, известный также как Энрике де Арагон и маркиз Вильена (1384?–1434). Потомок и кастильских, и арагонских королей, блестящий придворный, оставивший двор и закончивший дни в опале, ученый-эрудит, знаток многих языков, увлекавшийся магией, Вильена был при дворе Хуана II своего рода «белой вороной». Экстравагантность поведения и занятия оккультными науками уже при жизни принесли маркизу репутацию чернокнижника, заключившего сделку с дьяволом. О широте интересов Вильены говорят его сочинения: «Трактат об Астрологии», «Трактат о проказе», «Трактат об искусстве разрезать [пищу]», посвященный гастрономии и правилам прислуживания за столом, «Искусство слагать стихи» – первая дошедшая до нас кастильская поэтика, аллегорико-мифологический трактат «Двенадцать подвигов Геркулеса». Он впервые перевел на кастильский «Божественную комедию» Данте и «Энеиду» Вергилия. Позже, в XVII в. Вильена-маг станет героем произведений таких авторов, как Лопе де Вега и Хуан Руис де Аларкон.

«Ученейшим человеком нынешнего времени» называл Вильену Иньиго Лопес де Мендоса маркиз Сантильяна (1398–1458), который, в отличие от Вильены, интересен скорее как воплощение общего правила, чем как исключение. Знатный аристократ, он добился того, что его род вышел на первые роли в политической жизни Кастилии; проявил себя и на полях сражений. Однако, по словам современника, «оружие не мешало его ученым занятиям, а ученые занятия – оружию». Он собрал великолепную библиотеку, состав которой свидетельствует об интересе владельца к античности и Ренессансу; заказывал переводы античных текстов. Сантильяна отличался необычным для аристократа интересом к народному творчеству, он собрал и прокомментировал множество пословиц и поговорок, положив начало испанской фольклористике и заслужив прозвище «маркиз поговорок». Современники высоко ценили его талант, познания, и изящество стиля. Первым в Испании он стал писать сонеты. В историю литературы Сантильяна вошел как фигура переходная от Средневековья к Возрождению.

Политическая ситуация в стране быстро менялась, союзы возникали и распадались; чтобы достичь могущества и влияния, необходимых для расширения, сохранения либо восстановления родовых владений и привилегий, многие аристократы регулярно заключали и нарушали соглашения, предоставляя свою помощь то одной, то другой стороне и отказывая в ней, пока не будут удовлетворены их требования. Для многих правилом стало выжидать и присоединяться к той партии, которой их поддержка обеспечит победу.

В своем поведении аристократы не только руководствовались соображениями сиюминутной выгоды, но и следовали давним традициям кастильской политической теории и практики. Эти традиции предполагали, с одной стороны, достаточно прочные позиции монарха. С другой стороны, акцентировалась его обязанность управлять страной справедливо и не передавать всей полноты власти фавориту (который считался приемлемым лишь как помощник короля в делах управления), а также сотрудничать со знатью и делить с ней власть (а тем самым и богатства). Оттеснение знати от власти представлялось тиранией, и именно в ней обвиняли дона Альваро.

Аристократы того времени чувствовали себя неразрывно связанными с королевской династией. Но, хотя они были верны ей как некоему идеалу, быстро менявшаяся ситуация при дворе, прихоти монархов и постоянное соперничество в среде знати делали выбор затруднительным даже для самого лояльного подданного.

Кастильские короли династии Трастамара обычно жили недолго: до Фернандо и Изабеллы в среднем 38 лет. Поэтому из первых четырех правителей династии Трастамара двое вступили на престол несовершеннолетними, так что государство долгое время управлялось опекунами; к тому же Хуан II, а вслед за ним и Энрике IV оказались слабыми правителями, контролируемыми своими фаворитами. Но быть может главной причиной политической нестабильности в Кастилии первой половины XV в. стало именно разделение династии Трастамара на две ветви: ведь Фернандо, став королем Арагона, не отказался от своих кастильских владений. А когда после его смерти Хуан II и его фаворит попытались вернуть их, инфанты использовали Арагон как базу для борьбы с Кастилией.

Таким образом, на протяжении нескольких десятилетий XV в. кастильским аристократам приходилось выбирать между слабым кастильским королем из династии Трастамара и сильным арагонским из той же династии. Причем Альфонсо V Арагонский (1416–1458) успешно покорил Неаполь, приближаясь к идеалу монарха, в то время как Хуан Кастильский, пассивный в военных делах, не раз уклонялся от выполнении своих королевских обязанностей, передав почти всю полноту власти фавориту. Так что это был и выбор между честолюбивым и авторитарным фаворитом кастильского короля и ненасытными сыновьями арагонского. Аристократы поддерживали ту или другую партию в зависимости от сулимых выгод. Примерно половина аристократических родов всегда была на стороне короны, однако ни постоянной «партии знати», ни постоянной «партии короля» не существовало, состав обеих групп постоянно менялся. Многие магнаты готовы были терпеть Альваро де Луна как противовес влиянию арагонских инфантов, но были недовольны, что он узурпировал власть у короля и использовал ее, чтобы обогащать одних аристократов за счет других.

Незаконный отпрыск знатного арагонского рода, Альваро де Луна в 1420–1453 гг. подолгу фактически правил страной. Он сосредоточил в своих руках огромные богатства и владения, титулы графа Сан-Эстебан де Гормас и коннетабл я Кастилии (с 1423 г.), магистра ордена Сантьяго (с 1445 г.). На протяжении четверти века борьба коннетабля с арагонскими инфантами шла с переменным успехом, дважды (в 1427 и 1439 гг.) врагам Альваро де Луна удавалось удалить его от двора. Правда, конец 20-х – начало 30-х годов XV в. были в Кастилии относительно спокойными, что позволило в 1431 г. предпринять военные действия против Гранады, увенчавшиеся важной победой при Ла Игеруэле. Однако в 1440-е годы борьба между Альваро де Луна и инфантом Хуаном (к тому времени давно уже королем Наварры) возобновилась, а 19 мая 1445 г. королевская партия (или, вернее, партия Альваро де Луна) разбила своих противников в битве при Ольмедо. Правда, эта победа оказалась пирровой: после нее против коннетабля объединилась кастильская знать, которую поддержали наследник трона инфант Энрике и жена короля Изабелла Португальская. После долгих колебаний Хуан II согласился на арест и казнь Альваро де Луна, обвиненного в том, что он околдовал короля. Казнь фаворита произвела глубокое впечатление на современников, поскольку, во-первых, король предал смерти того, кто с детства был его другом, и, во-вторых, впервые со времен Педро Жестокого кастильский монарх приказал обезглавить своего вассала. Сам король умер в следующем, 1454 г.

Гробница короля Хуана II в монастыре Картуха де Мирафлорес под Бургосом

Яркая личность и трагическая судьба Альваро де Луны стали фактом не только испанской истории, но и культуры. Она словно иллюстрировала представления о всевластии фортуны. Ему посвящены пьесы Тирсо де Молина и романсы, его имя фигурирует в произведениях Хорхе Манрике, маркиза Сантильяны, Сервантеса.

Кабальеро и летрадо в интеллектуальной культуре Кастилии

Одна из отличительных черт кастильской культуры XV в. – соперничество и полемика между кабальеро и летрадо, между «оружием» и «словесностью» (armas и letras). Это соперничество, однако, не стоит понимать в том смысле, что в Кастилии XV в. аристократы, чьим главным занятием была война, противостояли раннеренессансным ценностям и вообще духовной культуре, воплощенным исключительно в деятельности летрадо. На деле обе группы принадлежали к одному сословию – благородному, но кабальеро защищали совместимость armas и letras, причем действительно удачно их сочетали, в то время как летрадо подчеркивали, что letras не слишком соответствуют военным занятиям, и им должны предаваться наиболее искушенные в латыни – т. е. они сами. Кабальеро подтверждали свои утверждения собственными биографиями: большинство поэтов, историков, библиофилов и переводчиков в Кастилии XV в. принадлежали как раз к числу кабальеро, а не летрадо. Строго говоря, сочетание военных занятий и литературного творчества характерно для кастильского общества на протяжении нескольких столетий, в то время как противостояние armas и letras не было традиционным в кастильской литературе. Эта антиномия, выдвинутая лишь в 20-е годы XV в., пожалуй, наиболее рельефно прослеживается в творчестве двух ее представителей, воплощавших в чем-то сходные, а в чем-то противостоявшие друг другу тенденции. Это Педро Лопес де Айала, более известный как канцлер Айала (1332–1407), и его младший современник Алонсо де Картахена (1384–1456). который и был главным рупором идеи несовместимости armas и letras.

Айала, политический деятель, дипломат, историк, писатель и поэт, родился в одной из самых знатных семей Страны Басков. Первоначально его готовили для церковной карьеры, и он получил прекрасное образование. В 1353 г. Лопес де Айала поступил на службу к Педро Жестокому, и таким образом началась его военная карьера. Он долго хранил верность королю, но во время войны с Энрике Трастамарским, пока Педро находился во Франции, перешел на сторону его противника. В битве при Нахере Айала попал в плен к союзникам Педро – англичанам; по истечении шести месяцев он был выкуплен своей семьей. Взяв верх над своим противником, Энрике II щедро наградил Айалу, пожаловав ему земли и титулы.

Лопес де Айала был искусным дипломатом и сумел войти в доверие к королям династии Трастамара, став советником сначала Энрике II, а потом и Хуана I. Последний подтвердил все пожалования своего отца и добавил к ним новые. Показательно, что злосчастное для кастильцев сражение при Алжубарроте (1385 г.) Хуан I дал вопреки мнению Айалы. Сам Айала попал тогда в плен к португальцам и находился на чужбине до 1388 г., пока его не выкупили за огромную сумму в 30 тыс. золотых доблей. Снова оказавшись при кастильском дворе, Айала стал членом регентского совета при малолетнем Энрике III. Влияние и могущество Айалы все возрастало, в 1398 г. Энрике III назначил его канцлером Кастилии. В последние годы своей жизни Айала продолжал заниматься государственными делами, но не меньше внимания уделял литературной деятельности, которая развивалась в различных направлениях: поэзия, история и переводы.

Главное поэтическое произведение Айалы – «Придворный рифмоплет». Начинает он с рассказа о своих недостатках, чтобы потом перейти к анализу пороков современного ему общества. Он касается всех социальных слоев, не забывая и об обитателях дворцов; осуждает коррупцию и злоупотребления в церковной и государственной иерархии, отмечает кризисные явления, критикует, иронизирует, наставляет.

Широко известны переводы Айалы с латыни на кастельяно: «Об утешении философией» Боэция, «О высшем благе» Исидора Севильского, «О злоключениях знаменитых мужей» Боккаччо, I, II и IV Декады Тита Ливия.

Лопес де Айала – один из лучших прозаиков и самый проницательный историк той эпохи. Он оставил после себя хроники всех королей, которым служил: Педро I, Энрике II, Хуана I и частично Энрике III (до 1396 г.); в общей сложности описанные им события охватывают почти 50 лет (1350–1395). Айала уже не просто хронист, а именно историк, превосходно подготовленный, критически отбирающий материал для повествования и реалистичный. Не ограничиваясь простым описанием событий, он стремится проникнуть в их суть, а огромный литературный талант автора делает чтение его хроник очень увлекательным. Обычно бесстрастный в повествовании, Айала, однако, пристрастен и даже откровенно враждебен по отношению к Педро I, которому он когда-то изменил и с которым сражался. В результате именно созданный Айалой портрет свергнутого короля заложил основы мифа о крайней жестокости Педро. Хроники Айалы еще долго служили образцами для исторических сочинений.

Совсем иным был жизненный путь Алонсо де Картахена. Крупнейший испанский латинист, переводчик, дипломат, епископ Бургоса (с 1435 г.), он родился в семье обращенного в христианство иудея Пабло де Санта Мария, также долгое время бывшего епископом Бургоса. Он получил блестящее образование, приобрел видное положение при королевском дворе. Картахена был послом в Риме, и его деятельность в этом качестве высоко оценил один из самых знаменитых «ренессансных пап» – Пий II. Как представитель Хуана II в 1434 г. он выступил с речью на Базельском соборе, в которой доказывал превосходство кастильской монархии над английской, объясняя это более древним происхождением первой и возложенной на кастильских монархов миссией по избавлению христианского мира от неверных; на вершине иерархической пирамиды он помещает папу Римского, чуть ниже – императора, а потом королей, и первым среди них называется король Кастилии. Картахена был защитником сильной королевской власти и высказывался против излишних притязаний знати на власть.

Картахена организовал школу, в которой особое внимание уделялось древним языкам; из нее вышел, например, знаменитый латинист Алонсо де Паленсия. Сам Картахена прославился своими переводами Цицерона, Сенеки, Боккаччо. Его предисловия к ним носят скорее гуманистический характер, нежели схоластический, и в целом его можно считать проводником гуманистического влияния в Испании.

Оба автора, воплощавшие противостояние armas и letras, аристократ Айала и летрадо Картахена, по-разному смотрели на королевскую власть и на роль в делах управления тех социальных групп, которые они представляли. Но широта интересов, глубокое знание античности, знакомство с работами итальянских гуманистов позволяют рассматривать обе эти фигуры как непосредственных предшественников культуры Возрождения в Кастилии.