Глава 1. Испанская монархия в начале XVII в.

Испанская монархия вступила в XVII век огромной и могущественной державой. Помимо всего Пиренейского полуострова в ее состав входили южная часть Нидерландов, Франш-Конте и Шароле, Неаполитанское королевство, Сицилия, Сардиния, Миланское герцогство и необозримые колониальные владения: Америка от Калифорнии до Огненной Земли, Филиппины, португальские колонии в Африке, Азии и Америке.

Испанских королей XVII в. иногда называют «младшими Габсбургами» (Austrias menores), чтобы отличить от «старших Габсбургов» (Austrias mayors) – Карла V и Филиппа II, правивших в XVI в. и являвшихся гораздо более значительными государственными деятелями. Правление каждого из «младших Габсбургов» отличалось своими особенностями, что позволяет историкам, хотя и с оговорками, выделять в испанской истории XVII в. периоды «по царствованиям». Правление Филиппа III (1598–1621) – сравнительно мирный период в истории Испании, когда страна довольно долго не вела больших войн. Но именно в это время усугубились многие внутренние проблемы. При Филиппе IV (1621–1665) Испания попыталась вернуть утраченные позиции и с этой целью провести реформы, которые, однако, в условиях непрерывных войн не получили развития. Кризисные явления в стране нарастали, и именно в это время Испанская монархия, потеряв Португалию и едва не утратив Каталонию, рассталась с надеждами восстановить свою гегемонию в Европе. Наконец, при Карле II (1665–1700) страна медленно выходит из кризиса, сумев показать соперникам свою способность к сопротивлению и обойтись сравнительно небольшими территориальными потерями.

Новые люди у власти

Когда сын Филиппа II принц Филипп стал новым королем Испании, ему было 20 лет. Отец скептически относился к его качествам правителя, к тому же принц в детстве и отрочестве много болел, однако он получил соответствующее его высокому предназначению образование, а в последние годы правления Филиппа II, когда тот был болен, участвовал в делах управления. Первое время после воцарения с ним связывали много надежд, нового монарха дружно хвалили иностранные послы, отмечавшие его энергию. Многие, устав от слишком долгого правления его предшественника, ждали перемен.

Через некоторое время эти настроения понемногу сошли на нет. Король мало занимался делами управления, придворные праздники явно занимали в его жизни гораздо больше места, чем в жизни его отца. Вопросы практического управления монархией он поручил своему фавориту Франсиско Гомесу де Сандоваль и Рохас (ок. 1552/1553–1625), маркизу Дения, которому он вскоре после воцарения пожаловал титул герцога Лермы и важные посты при дворе; все важные бумаги должны были отныне проходить через руки фаворита. Выходец из аристократического рода, в 1590-е годы тот получил должность при дворе наследника престола и подчинил слабохарактерного принца своему влиянию. Став королем, Филипп захотел иметь рядом с собой опытного государственного деятеля, к которому бы питал доверие. Контролируя доступ к монарху и назначение на важнейшие должности, Лерма занимал ключевые посты сам либо передавал их своим людям. С конца 1598 г. по 1618 г. герцог фактически управлял государством; с 1612 г. он даже мог за короля подписывать многие административные распоряжения. Однако его власть основывалась исключительно на королевском благоволении, и у него были могущественные недруги, против которых он был бессилен (хотя и они не могли его свалить). Это прежде всего супруга короля Маргарита Австрийская и его тетка Мария, вдова императора Максимилиана II, которая доживала свой век в Мадриде в монастыре Дескальсас Реалес.

Герцог Лерма

Их недовольство вызывало прежде всего корыстолюбие и тщеславие Лермы, который направил свои основные усилия на личное обогащение. Одной из самых скандальных была история переезда королевского двора в Вальядолид в 1601 г. и его возвращения в Мадрид в 1606 г. Лерма, владевший в Вальядолиде дворцами и иной собственностью, был главным инициатором и самого переезда, и возвращения обратно, заработав на этом огромные суммы. Значительную часть этих средств он, в соответствии с обычаями высшей аристократии, потратил на украшение своего городка Лерма, где был создан один из лучших архитектурных ансамблей того времени.

Еще большее недовольство вызывали назначенные Лермой на высокие посты люди, которые в плане коррупции могли соперничать со своим патроном. В некоторых случаях Лерма не мог или не хотел защитить своих протеже. В 1606 г. были арестованы по обвинению в расхищении государственных средств высокопоставленные чиновники и ставленники Лермы граф Вильялонга и Алонсо Рамирес де Прадо; оба они позже умерли в заключении. Однако самый известный ставленник Лермы, «фаворит фаворита» Родриго Кальдерон, получивший от короля, по представлению Лермы, титул маркиза Сьете Иглесиас, долго оставался неуязвим, хотя он, как никто другой, злоупотреблял своим высоким положением и стяжал несметные богатства.

Видя рост недовольства и предчувствуя опалу, Лерма добился от папы Павла V кардинальской шапки. В 1618 г. интригу против отца возглавил его собственный сын герцог Уседа, который и стал новым королевским фаворитом; Лерма был удален от двора, а после смерти в 1621 г. Филиппа III подвергся преследованиям и был вынужден вернуть часть своего огромного состояния; видимо, лишь кардинальский сан спас ему жизнь.

Зато за своего бывшего патрона сполна ответил Родриго Кальдерон. Его так ненавидели, что новые власти в 1621 г. сочли за лучшее отправить его на плаху. Однако перед казнью дон Родриго явил такую твердость духа, столь изящным движением скинул на плечи капюшон, что в одночасье превратился в героя и любимца толпы. Его личные вещи продавали за огромные деньги как реликвии, и возникла даже поговорка: «быть надменнее, чем дон Родриго в петле» (хотя на самом деле, будучи дворянином, он был обезглавлен).

Независимо от личных качеств Лермы, институт, который он воплощал, был необходим короне; не случайно сходные явления примерно в это же время наблюдаются и в других странах. В Испании особая роль королевских доверенных лиц (validos), которым монархи передавали важнейшие рычаги управления, стала отличительной чертой всего XVII в. Некоторые из этих доверенных лиц фактически обладали властью первого министра, но она основывалась исключительно на отношении короля и всегда была ограничена влиятельной оппозицией. Появление этого института было вызвано растущей сложностью дел управления, и в то же время разграничение высшего титула и повседневного осуществления власти освобождало короля от возможной критики. Общая черта всех фаворитов – управление через голову советов, с помощью небольших хунт, составленных из доверенных лиц, а также делегирование части своих функций помощникам и передача ключевых должностей клиентеле из друзей и родственников. Эффективность системы зависела от талантов и деловых качеств доверенных лиц, но сложнейших задач, стоявших перед страной, решить не смог ни один из них.

Внешняя политика

Оценивая деятельность Филиппа III и его фаворитов, нельзя не учитывать, что он получил от отца очень тяжелое наследство. Если с Францией незадолго до смерти Филиппа II был заключен мир, то с Англией и Соединенными провинциями Испанская монархия по-прежнему находилась в состоянии войны. Между тем страна была разорена, в 1597 г. правительству пришлось в очередной раз объявлять государственное банкротство, северные области Кастилии опустошала эпидемия чумы. Парадокс, однако, заключался в том, что, хотя дальше вести войну было невозможно, но отказаться от активной внешней политики, уступить в любой мелочи значило подвергнуть Испанскую монархию риску цепной реакции распада, и противники мирных инициатив постоянно на это указывали.

Первые внешнеполитические начинания Филиппа III оказались неудачны. Отправленная в 1601 г. испанская экспедиция на помощь ирландцам, боровшимся против Англии, в 1602 г. завершилась провалом. Попытка отправить флот в Северную Африку тоже не принесла успеха. Единственным успехом этих лет оказалось взятие в 1604 г. испанскими войсками стратегически важного и очень хорошо укрепленного порта Остенде в Нидерландах, который они осаждали с 1601 г. Однако эта победа стоила огромных человеческих жертв и материальных затрат, а в целом положение в Нидерландах после нее не слишком изменилось.

Становилось всё очевиднее, что страна больше не может вести полномасштабные военные действия, и вскоре начались переговоры о мире. Смерть Елизаветы Тюдор многое изменила, новый король Джеймс (Яков) I Стюарт смотрел на отношения Англии с Испанией совсем иначе, и в 1604 г. в Лондоне был заключен достаточно благоприятный для Испании мир, в 1605 г. окончательно утвержденный в Мадриде.

Вскоре после Лондонского мира стало очевидно, что и военные действия в одних только Нидерландах ложатся на страну слишком тяжелой ношей. В 1606 г. там взбунтовались испанские войска, долго не получавшие жалованья; очередное банкротство в 1607 г. заставляло поторопиться. К тому времени возвращение северных провинций в состав Испанской монархии уже казалось нереальным, и военные действия подстегивались главным образом голландской агрессией против испанских и португальских колоний. После долгих переговоров с Республикой Соединенных провинций в 1609 г. было подписано Двенадцатилетнее перемирие, по которому Испания de facto вынуждена была признать независимость своих бывших подданных (de jure это было закреплено по Вестфальскому миру 1648 г.). Период 1609–1621 гг., когда Испания не вела больших войн, вошел в историй как Pax Hispanica.

Англо-испанские переговоры в Лондоне. 1604 г.

Отношения с Францией, к концу правления Генриха IV вновь ставшие очень напряженными, значительно улучшились после убийства французского короля в 1610 г.: в малолетство Людовика XIII Франция не была заинтересована в крупномасштабном конфликте. В 1612 г. была достигнута договоренность о браках короля Людовика с дочерью Филиппа III Анной Австрийской и наследного принца Филиппа (будущего Филиппа IV) с сестрой Людовика Изабеллой. Однако противоречия между двумя странами (в Северной Италии, на Рейне и в целом в вопросе о европейской гегемонии) сохранялись и к концу правления Филиппа III вновь обострились. Консолидации усилий испанских и австрийских Габсбургов способствовал заключенный в 1617 г. так называемый договор Оньяте (получивший название по имени испанского посла в Вене Иньиго Велеса де Гевара и Тассис, графа Оньяте). Филипп III пошел на уступки в вопросе о своих правах на наследство Австрийских Габсбургов, а в обмен получил необходимый для Испании контроль над прирейнским участком так называемой Испанской дороги – системы сухопутных коммуникаций, соединяющих испанские владения и зоны влияния в Северной Италии с Нидерландами.

Решающее столкновение произошло в Тридцатилетней войны, в которую Испания вступила еще в конце правления Филиппа III. Именно ее позиция более всего способствовала тому, что региональный конфликт между католиками и протестантами Империи перерос в первую общеевропейскую войну. Решающую роль в определении ее позиции сыграли, наряду с религиозными мотивами и соображениями солидарности с родственной австрийской ветвью Габсбургов, жизненные интересы Испанской монархии, в частности, на Рейне, где проходила Испанская дорога.

Изгнание морисков

Полученную мирную передышку правительство Лермы использовало для подготовки и осуществления изгнания морисков – потомков испанских мусульман. Хотя они приняли христианство еще в конце XV – начале XVI в., многие подозревали их в тайной приверженности исламу и враждебности по отношению к христианам. В испанском обществе мориски были бедной и социально приниженной группой; при этом в Валенсии они составляли почти треть населения. Поскольку на их труде основывалось процветание многих сеньоров, те пытались защищать их от нападок. Но на рубеже XVI–XVII вв., с нарастанием кризисных явлений, все громче слышались голоса политиков, говоривших о враждебности морисков по отношению к христианам, об их возможном союзе с турками и с пиратами Северной Африки, о том, что эту карту может попробовать разыграть Генрих IV Французский. Служители церкви, в свою очередь, подчеркивали провал культурной ассимиляции и христианизации морисков.

Рупором сторонников радикального решения вопроса стал архиепископ Валенсии Хуан де Рибера. Считая сохранявшуюся обособленность морисков доказательством их тайной приверженности исламу и угрозой для христиан, он настойчиво убеждал Филиппа III в необходимости изгнать всех морисков из Испании и составил проект, в котором предлагал, в частности, конфисковать в казну все имущество морисков, обращать их в рабство для работы на галерах и в шахтах, запретить родителям, покидающим Испанию, брать с собой малолетних детей. В сильно смягченном варианте этот проект лег в основу королевского указа 1609 г. об изгнании морисков.

Изгнание морисков

Изгнание было осуществлено в 1609–1614 гг. Морисков под конвоем отправляли в средиземноморские порты, а оттуда перевозили в Африку. Эта жестокая мера, направленная на достижение религиозного единства страны и ее безопасности в условиях враждебного окружения, была одобрена большинством населения, но имела тяжелые демографические и экономические последствия. Страна потеряла, по разным подсчетам, от 270 до 400 тыс. жителей, преимущественно земледельцев и ремесленников. Вместе с жертвами чумы 1596–1602 гг. демографические потери за одно десятилетие составили около 10 % населения.

Проблема упадка Испании

Уже в самом начале XVII в. проницательные современники, впечатленные размахом перемен к худшему, которые к тому же казались бесконечными, стали рисовать портрет Испании своего времени в мрачных тонах, часто преувеличивая черты упадка и сурово осуждая своих соотечественников.

Упадок, кризис или «упругость»?

Нередко современники сравнивали Испанскую монархию с Римской империей и приходили к выводу, что, пережив, подобно Древнему Риму, эпоху расцвета и величия, достигнув вершины своего могущества, Испания обречена последовать примеру Рима и в другом: за расцветом неминуемо следует упадок. Знаменитый дипломат, писатель и политический мыслитель своего времени Диего де Сааведра Фахардо в одной из своих книг отмечал, что когда империи и монархии достигают вершины своего развития, им остается только непрерывно опускаться вниз. Многие современники считали, что на этой стадии равновесия быть не может: можно двигаться либо вверх, либо вниз. Сходные идеи высказывали и политические противники Испании, прежде всего французские и английские публицисты. Под пером испанских и иностранных авторов сформировался комплекс представлений об упадке Испании, который оказался – в качестве отрицательного примера – востребован в эпоху Просвещения. Просветители закрепили идею «упадка Испании» своим авторитетом, и в дальнейшем она тяготела над многими поколениями историков. Лишь во второй половине XX в. стали слышны голоса ученых, не удовлетворенных этим термином, подчеркивавших, что он требует важных оговорок и слишком прост для сложных перемен в жизни Испании XVII в. В качестве альтернативы, хотя тоже не безупречной, историки предлагают термин «кризис», который понимают как ключевой момент эволюции системы: от решений, принятых в это время, зависит сценарий последующего развития событий. С другой стороны, кризис нередко воспринимался современниками, а затем и историками, в медицинском смысле – как критическая точка болезни, за которой следует выздоровление, восстановление социального организма. Не случайно получает распространение сравнение Испании с Фениксом, возродившимся из пепла.

В последнее время стала популярной метафора из области физики: говорят об «упругости» Испанской монархии, оказавшейся способной восстанавливать свою первоначальную форму после воздействия сильнейшего давления, казалось бы, необратимо деформировавшего ее.

Как бы ни называть этот феномен испанской истории XVII в., за ним стоит вполне определенная реальность. Кризисные явления, под знаком которых прошла значительная часть века, проявились в самых разных сферах: демографической, экономической, социальной, политической, военной. С конца XVI в. проблемы множатся, а в середине XVII в. кризис достиг апогея. Самым очевидным его проявлением стало сокращение населения. Частые неурожаи, неумеренный рост налогов и сеньориальных платежей приводили к разорению земледельцев и обезлюдению деревни. Покидая деревни, люди скапливались в городах, но именно города особенно страдали от опустошавших страну эпидемий. Самой смертоносной была чума 1647–1654 гг. Так, Севилья только в 1649 г. потеряла более половины своего населения. Существенными факторами сокращения населения стали также изгнание морисков, военные потери и эмиграция в Америку. Лишь в первые годы XVIII в. население вновь достигло уровня конца XVI в. – 8 млн человек. В то же время происходило его перераспределение по территории страны: центральные районы Кастилии в XVII в. так и не восстановились, в то время как число жителей средиземноморской периферии (особенно Каталонии) и некоторых других районов несколько возросло.

Резко сократилась деловая активность во всех областях экономики, которая и в XVII в. сохраняла многие черты, характерные для Средневековья. Собственниками большей части земли по-прежнему являлись крупные светские и духовные сеньоры; некоторые из них сосредоточили в своих руках сеньориальную власть над сотнями городков, сел и деревень.

Титулованная аристократия – нескольких сотен самых богатых, знатных и влиятельных семейств страны, прежде всего кастильских – располагала баснословными богатствами и огромным влиянием. Если в XVI в. численность этой социальной группы росла относительно медленно, то при Филиппе III началась настоящая «инфляция почестей»: за 23 года его правления было пожаловано больше высших титулов, чем за 80 лет правления его деда и отца. Политика королевской власти, сохранявшей жесткие правила майората, искусственно защищала высшую знать от разорения, но тем самым ограничивала земельный рынок; минимальны оказывались и возможности сеньоров внедрять передовые методы хозяйствования.

Последствия ввоза серебра из Америки отрицательно сказались на промышленном производстве, особенно суконном, которое, при отсутствии последовательной протекционистской политики короны, не могло конкурировать с иностранным. К XVII в. экономика Испании уже настолько зависела от своевременного прихода «серебряных флотов» из Нового Света, что сокращение поступлений из Америки оказалось для нее болезненным. Оно было вызвано увеличением расходов на добычу серебра, удержанием растущей его части в пользу колониальных властей, трудностями в обеспечении, взамен вывозимых драгоценных металлов, американского рынка необходимыми товарами, изъятием части золота и серебра другими странами путем контрабандной торговли и пиратства.

Хотя кризисные явления в разной мере затронули разные регионы и разные отрасли экономики (так, производство оружия и кораблестроение, пользуясь поддержкой государства, пострадали меньше), в целом промышленность не восстановилась до конца XVII в. Внешняя торговля – и атлантическая, и средиземноморская – сокращалась и переходила в руки иностранцев. С 20-х годов начался спад колониальной торговли, особенно после того, как в 1628 г. голландские корсары захватили «серебряный флот».

Почти весь XVII век Испанская монархия жила в условиях непрерывных войн и связанного с ними постоянного финансового дефицита. Правительство пыталось изыскивать новые источники пополнения казны (новые налоги, продажа должностей, рент и юрисдикций, даже права голоса в кортесах, требования «добровольной» помощи у институтов и частных лиц, систематические неплатежи по государственным процентным бумагам). Всего этого не хватало, и в ход шла порча монеты. Это позволяло в нужный момент быстро получить необходимую сумму, но имело серьезные негативные последствия: быстрый рост инфляции, особенно значительной на фоне «революции цен», «кризис доверия» населения к правительству, рост социальной напряженности. Замена серебряной монеты деньгами из сплава серебра и меди (в котором серебра становилось все меньше) наглядно обозначила переход от экспансии к стагнации и упадку. Государство все хуже справлялось с трудностями, периодически объявляя банкротство (1607, 1627, 1647 гг.). Отдельным частям монархии, не получавшим помощи из центра, приходилось самим заботиться о своих интересах. В них нарастали настроения сепаратизма, что едва не привело в 1640-е годы к распаду монархии.

Кризисные явления в промышленности, торговле и финансах повысили ценность земли и сделали ее покупку оптимальным вложением капиталов. В то же время, стремление сеньоров любыми способами обеспечить рост ее доходности вызвало в XVII в. так называемую сеньориальную реакцию – широкое наступление сеньоров на права крестьян, проявившееся в изъятии у земледельцев земель, находившихся в общем пользовании и необходимых для ведения хозяйства, а также в попытках восстановить давно уже не взимавшиеся повинности. Вместе с растущим налоговым гнетом и неурожаями это привело к упадку крестьянского хозяйства и к росту недовольства. Множилось число нищих. В крупных городах скапливались тысячи бродяг – пикаро, жизнь которых описывает особый жанр испанской литературы – плутовской роман, возникший как раз на рубеже XVI–XVII вв. Нищих выдворяли из городов, ссылали на галеры, но в борьбе с этим злом не помогали ни репрессии, ни создание для них специальных приютов.

Одновременно увеличились удельный вес и влияние привилегированных слоев (рост числа титулов, продажи сеньорий и званий кавалеров духовно-рыцарских орденов, продажи и узурпации дворянских званий), выросла и роль аристократии в управлении страной, ее представители теперь занимали важнейшие посты в управлении государством, причем не только в качестве valido. В XVI в. это случалось сравнительно редко: и Карл V, и Филипп II использовали аристократов в качестве военачальников, дипломатов и вице-королей, но сравнительно редко доверяли им высшие посты в центральном управлении.

Дополнительную социальную напряженность в обществе по-прежнему создавали статуты «чистоты крови», хотя периодически звучали предложения отменить или хотя бы ограничить их.

Купцы и финансисты, чьи занятия стали менее надежными и выгодными, отказывались от них, вкладывали деньги в землю и аноблировались. Становясь дворянами, они принимали систему ценностей этого сословия, а их возвышение укрепляло в обществе веру во всевластие денег, перед которыми должны потесниться честь и благородство. В то же время торгово-предпринимательские слои оставались слабыми.

В меньшей степени кризисные явления затронули духовенство, получившее на Тридентском соборе четкую программу действий; влияние клира на общество в XVII в. усилилось. Глубокая, доходившая до экзальтации религиозность испанцев имела в это время свои особые черты. По представлениям испанцев, их держава воплощала – перед лицом разделенной противоречиями Европы – идеал политического и религиозного единства. Они видели себя богоизбранным народом, составляющим главный оплот католицизма, со всех сторон осажденный врагами: скрытыми и явными протестантами, мусульманами, иудеями… Нетерпимость по отношению к врагам, хотя во внешней политике от нее все чаще приходилось отступать, внутри страны казалась естественной и необходимой.

Хотя полное единообразие религиозной ортодоксии оставалось недостижимым идеалом, ее воздействие на культуру и всю жизнь общества было здесь сильнее, чем где бы то ни было. Однако повышенный накал религиозной жизни сочетался, особенно в глухих деревнях, с традициями язычества и магии.

Показателем возросшего социального напряжения в деревне и в городе стало более широкое, чем прежде, распространение «охоты на ведьм», особенно в северных провинциях – Галисии и Стране Басков (хотя в Испании этот феномен никогда не достигал таких масштабов, как в некоторых других странах). Инициаторами преследований ведьм обычно выступали не инквизиторы, а односельчане обвиненных.

Социальное недовольство неоднократно прорывалось в восстаниях, причинами которых чаще всего выступали дороговизна продовольствия, злоупотребления сеньоров, попытки властей ввести новые налоги или увеличить прежние. Эти восстания были подавлены, но в ряде случаев властям пришлось пойти на уступки. Еще одной из форм социального протеста в сельской местности стал разбой, особенно распространенный в Валенсии и в Каталонии.

В области внутренней политики кризисные явления проявились в уменьшении эффективности аппарата управления, а позже и событиях 40-х годов XVII в., так или иначе ослабивших Испанскую монархию: в сепаратистском движении в Португалии и Каталонии, в восстаниях в итальянских владениях Испании, в заговорах знати против короля.

Внешнеполитической составляющей упадка Испании стал кризис имперской политики, вызванный недостаточностью необходимых для ее проведения финансовых и людских ресурсов. В условиях временно сократившегося поступления американского серебра усиление налогового пресса, порча монеты, приостановки платежей по долговым обязательствам приводили лишь к дальнейшему ухудшению ситуации. Наиболее дальновидные политики искали пути выхода из этой ситуации, стремясь избежать территориальных потерь и утраты прежнего влияния в международных делах.