Глава 4. Испания в царствование Карла II (1665–1700)

Когда в 1665 г. скончался Филипп IV, «король-планета», наследному принцу Карлу было четыре года. По завещанию почившего монарха до совершеннолетия короля (т. е. на 10 лет) регентом стала королева-мать Марианна Австрийская (1635–1696). Она правила государством совместно с советом представителей знати – Правительственной хунтой – и не имела права принимать никаких решений без согласия его членов. Завещание Филиппа IV определило порядок управления Испанией на десять лет вперед и воспринималось современниками как основной закон страны.

Общая воля «лучших людей» монархии должна была определять направление политики, а королева-мать – делать их решения законными. Правительственную хунту составили шесть сановников, выбранных лично Филиппом, – президенты Советов Кастилии и Арагона, генеральный инквизитор, архиепископ Толедо, дипломат граф Пеньяранда и опытный военный маркиз де Айтона. Несмотря на свою искушенность в политических делах, члены совета были растеряны – впервые с начала XVI в. монархии предстояло испытать режим регентства.

Карл II, правление которого приходится на последние 35 лет XVII в., был не в состоянии управлять государством. Браки между близкими родственниками, принятые в династии Габсбургов (в частности, мать Карла была племянницей своего супруга), принесли свои печальные плоды: король Испании был физически и умственно неполноценным человеком (с точки зрения современной медицины, недуги Карла II были вызваны синдромом Кляйнфелера – патологией структуры ДНК). До шести лет он не умел ходить, заговорил в 10, а к 14 годам мог написать только свое имя. Разнообразные недуги преследовали его всю жизнь, а усилия врачей были тщетными: в 1698 г. придворные лекари в отчаянии были готовы поверить, что на короля наложено проклятие, и обратились к экзорцистам. «Благодаря» им Карл II вошел в испанскую историю с мрачным прозвищем «Околдованный».

Немощный король был всегда готов подчиниться чужому мнению. «Своей воли у него нет», – писал папский нунций из Мадрида. Фактически королевство осталось без короля. Власть над испанской империей оказалась в руках грандов, которые манипулировали Карлом II: политику вершили придворные клики, группировавшиеся вокруг матери или супруги монарха.

Марианна Австрийская считала себя единственной защитницей интересов Карла II и не доверяла членам Хунты. При этом она не обладала ни возможностями, ни необходимыми знаниями и политическим опытом, чтобы принимать самостоятельные решения. Королева нуждалась в личном советнике. Сначала им был исповедник Марианны – австриец, иезуит Иоганн Эверард Нитард, а затем придворный Фернандо де Валенсуэла. Фавориты королевы, в первом случае иностранец, а во втором – незнатный выскочка-авантюрист, вызвали сперва недоверие и очень скоро противодействие грандов.

Испанская политическая традиция предполагала пост валидо – королевского советника, помогавшего монарху нести «бремя власти». Филипп IV, однако, не предусмотрел его в своем завещании. Но сама ситуация – политическая несостоятельность регентш, неготовность членов Хунты к совместной ответственности на таком высоком уровне – привела к тому, что потребность в руководителе правительства стала очевидной и представлялась современникам естественной. В период регенства было бы логично, чтобы советник пользовался поддержкой и королевы, и Правительственной хунты. Однако первый фаворит регентши, Нитард, вызвал возмущение грандов. Королева не только даровала ему испанское подданство, но и сделала его великим инквизитором, что дало Нитарду право участвовать в заседаниях правительства. Его мнение стало решающим в государственных делах.

Вождем политической оппозиции стал незаконный сын Филиппа IV дон Хуан Хосе Австрийский (1629–1679). При жизни Филиппа IV дон Хуан выполнял сложнейшие поручения – умиротворял восстания в Неаполе, Сицилии, Каталонии, был военным губернатором Фландрии и участвовал в войне против Португалии. Его поддерживали кастильская знать, дворяне и именитые горожане Арагона и Каталонии. В 1652–1656 гг. именно дон Хуан не только сумел изгнать из провинции французов, но и предложил жителям приемлемые условия капитуляции, поклявшись чтить фуэрос. В 1653 г. принц стал вице-королем Каталонии, и благодаря его политической гибкости последствия 12-летнего кризиса в отношениях между принципатом и королем были преодолены. Несмотря на образованность и военные таланты, принц был отстранен отцом от прямого влияния на государственные дела: он не стал членом Правительственной хунты.

Принц стремился к власти, но, желая придать своим политическим амбициям легитимную форму, не смел открыто оспаривать завещание своего отца и заявить о своих правах на участие в государственных делах. Он мог рассчитывать только на приглашение со стороны самого правительства. Королева, ненавидевшая и опасавшаяся пасынка, надеялась нейтрализовать дона Хуана и желала держать его подальше от столицы и двора.

Хуан Хосе Австрийский

Дон Хуан Хосе Австрийский (1629–1679) был незаконнорожденным сыном Филиппа IV от связи с мадридской актрисой Марией Инес Кальдерон. Король официально признал его своим сыном и принцем крови, когда мальчику было 13 лет.

Дон Хуан Хосе Австрийский

Дон Хуан был полной противоположностью своему единокровному брату Карлу II. Принц рано обнаружил способности к языкам, словесности и военному делу. «Среднего роста, приятный лицом, искушенный в математике, музыке, живописи, языках, истории, природный оратор, совершенно владеющий пером – во всем он был достоин восхищения», – писал о нем современник. В то же время, уязвленный положением бастарда, пусть и царственного, он был высокомерен и тяжело переживал неудачи. И друзья, и недруги отдавали должное талантам и воле дона Хуана, при этом отмечая его непомерное честолюбие и властолюбие.

После смерти Филиппа IV принц не скрывал своей цели: добиться реальной власти над Испанской монархией. В те годы он оказался единственным, кто стремился к активной деятельности и был готов к преобразованиям. Большинство современников считало его претензии на власть правомерными: «он из королевского дома», – говорилось в одном из памфлетов.

Конфликты периода регентства раскрыли гибкость и изощренность методов дона Хуана-политика. До него ни один государственный деятель не умел так искусно сочетать придворные интриги и демарши в угоду толпе, дипломатию и военную силу. Английский посол писал: «Помимо знатнейших людей (на которых он более всего полагается), на его стороне могучий зверь – народ». В 1669 г. он сумел за одни сутки привлечь на свою сторону войска, охранявшие Мадрид от него же самого.

Итогом невероятных политических усилий стало разочарование. Добившись в 1677 г. поста первого министра, дон Хуан Хосе не смог осуществить своих планов: Торговая хунта, упорядочение денежной системы остались только в проектах, реализовывать которые пришлось его преемникам. Уже в 1678 г. Испанию постигли одновременно эпидемия чумы, неурожаи и военные поражения. Надежды на быстрые преобразования не сбылись.

В 1679 г. принц скончался от лихорадки, вызванной, возможно, болезнью почек. Он был последним крупным политиком Испании конца XVII в. И современники, и историки по-разному оценивают его личность и деятельность: одни считают его искусным интриганом, искавшим власти честолюбцем, другие – одаренным государственным деятелем, который мог бы изменить Испанскую монархию, будь у него больше времени и ресурсов.

Претензии дона Хуана и растущее недовольство Нитардом вывели ситуацию из равновесия и спровоцировали два политических кризиса. Первый начался в 1667 г., когда Хунта и Марианна были вынуждены обратиться к принцу: началась война с Францией, и ему предложили пост военного губернатора Фландрии. Дон Хуан потребовал расширения полномочий, а после отказа обвинил королевского фаворита в дурном правлении. Он организовал два заговора против Нитарда, которые были раскрыты, и принцу пришлось бежать в Каталонию. Из Барселоны он рассылал в города Кастилии и Арагона письма с просьбами о военной поддержке, «разоблачавшие» деяния Нитарда. В 1669 г. опальный принц предпринял военный поход на столицу и силой добился смещения фаворита королевы. Однако власти он не получил: Хунта, опасаясь диктатуры, предложила ему пост генерального викария и вице-короля Арагона. К всеобщему удивлению, дон Хуан подчинился и отправился в Сарагосу.

Удобный случай возглавить Хунту, казалось, представился дону Хуану в 1675 г., в год королевского совершеннолетия. Карл II сам вызвал своего сводного брата в Мадрид и обещал ему пост валидо. Но все изменилось в один день: просьбы королевы-матери заставили короля изменить свое решение – принцу пришлось удалиться в Арагон еще на два года. Приступ королевской самостоятельности привел к неожиданным результатам: Правительственная хунта была распущена, однако Марианна сохранила свое положение регентши. Теперь она должна была править совместно с Государственным советом.

Доверие королевы тем временем завоевал незнатный андалусский дворянин Валенсуэла. Он сравнительно быстро сделал при дворе головокружительную карьеру и даже стал испанским грандом. В 1676 г. регентша назначила его «первым министром» и поручила контроль над правительством. Такого кастильские аристократы стерпеть не могли и потребовали у королевы отстранения Валенсуэлы и «призвания» дона Хуана. Принц не заставил себя ждать. В начале 1677 г. с 15-тысячным войском он отправился из Сарагосы в Мадрид и после ареста Валенсуэлы явился во дворец, «предложил королю свои услуги» и стал новым первым министром.

Оценки событий 1667–1677 гг. противоречивы: многие исследователи считают принца первым в истории Испании организатором военных переворотов – каудильо. Дон Хуан представлял себя вождем, «призванным» как знатью, так и плебсом и в этом смысле он был политическим деятелем нового склада. Перевороты дона Хуана обнаружили слабость порядков, определенных в завещании Филиппа IV: испанская политическая традиция предполагала единовластие и авторитарность, поэтому рядом со слабым королем должен был править сильный валидо. В этом, скорее всего, и заключается причина спокойного отношения современников к демаршам дона Хуана. Политики, оставленные покойным королем во главе испанской империи, были способны решать текущие задачи государственного управления, но не были готовы к тому, чтобы выдвинуть лидера из своих рядов, и тем более к борьбе за власть. После успеха дона Хуана в 1677 г. стало очевидно, что аристократы закрепили за собой власть в государстве.

Кратковременное правление дона Хуана показало, что и он сам, и его сторонники, а позже и его преемники обладали ясными представлениями о задачах государственной политики и были готовы к энергичным действиям. Программа нового правительства была сформулирована еще в барселонских манифестах принца: ослабление налогового бремени, финансовая и торговая реформы; сохранение сословных и местных привилегий («справедливость для всех»). Часть нововведений, предусмотренных доном Хуаном, удалось осуществить в 1679–1689 гг. его преемникам – герцогу Мединасели и графу Оропесе.

Основная задача государственной политики заключалась в сохранении империи – испанских владений в Европе и Новом Свете. Когда в 1668 г. Испания, не выдержав долголетней изматывающей войны, признала независимость Португалии, рухнули надежды на воссоздание «пиренейского единства» времен «трех Филиппов». Все войны Испании в конце XVII в. были оборонительными, и ее главным соперником была Франция. С точки зрения ослабления европейского влияния Габсбургов – цели политики Людовика XIV – Испания была ближайшей и самой удобной мишенью: военное превосходство и династические связи предоставляли христианнейшему королю обширные возможности для действия. Невыплаченное в срок приданое за Марию Терезию, супругу Людовика XIV, например, было причиной предъявления Испанской монархии территориальных требований в Южных Нидерландах и в рейнских землях.

Пиренейский мир с Францией, заключенный в 1659 г., лишил Испанию северной части Каталонии (Руссильона и Серданьи), но предоставил стране передышку в войне за Южные Нидерланды. Она оказалась кратковременной: уже в 1667 г., под предлогом защиты наследственных прав своей супруги (деволюции) Людовик XIV возобновил военные действия во Фландрии. Если Деволюционная война (1667–1668) не принесла Испании очевидных потерь, то последовавшие за ней Голландская (1672–1678) и Девятилетняя (1688–1697) войны не раз подводили страну к грани внешнеполитического краха.

Противостояние было столь ожесточенным, что «католическая монархия» в поисках союзников заключала соглашения с протестантскими Республикой Соединенных Провинций, Англией, Данией и Швецией против «христианнейшего короля» Франции. В войнах против Людовика XIV Испания потеряла Франш-Конте и Артуа (1678 г.); фландрские и рейнские крепости Лилль, Шарлеруа, Турне, Ипр и Камбре (1668, 1678 гг.), Люксембург (1684 г.) переходили из рук в руки. В 1683 г., когда германский император отражал турецкое наступление на Вену и был не в состоянии помочь Испании, французские войска завоевали и Фландрию, и Каталонию. Драматичными были события Девятилетней войны 1688–1697 гг, во время которой французский флот бомбардировал средиземноморский порт Аликанте (1691 г.), французская армия вошла в Барселону, и Каталония была присоединена к Франции. По условиям Рисвикского мира 1697 г. Людовик XIV вернул Каталонию Испании, надеясь на дипломатический успех в решении вопроса об «испанском наследстве».

Русские посольства в Испании в конце XVII в.

В царствование Карла II начинается история русско-испанских дипломатических отношений. Инициатива исходила от России, видевшей в Испании возможного союзника для борьбы против Турции, а также посредника для переговоров с Речью Посполитой о заключении «вечного мира» и о вовлечении Польши в антитурецкую коалицию. Таковы были задачи трех русских посольств, направленных в Мадрид в 1667, 1680 и 1687 гг.

Первую миссию (1667–1668), состоявшую из 13 человек (из них восемь бояр), возглавлял царский стольник Петр Иванович Потемкин (1617 – ок. 1700). В Испании русское посольство не ждали. Единичные контакты между двумя державами замерли еще в начале XVI в.; к концу XVII в. испанцы и русские знали мало друг о друге. Так, Потемкин и его спутники полагали, что Филипп IV еще здравствует, и везли адресованные ему верительные грамоты и письма. Испанцы были плохо осведомлены о международном положении России, и им пришлось обращаться за советом к германскому императору. В конце концов русских послов решено было принимать по протоколу, принятому для посланников турецкого султана. Русские и испанцы общались на латыни – универсальном языке дипломатии XVII в. Результаты миссии были таковы: испанцы признавали важность дипломатических отношений с Россией и давали самые общие обещания о возможности русской торговли в Испании. В решении других вопросов, интересовавших русских, испанцы были готовы действовать в согласии с имперской политикой.

Два последующих посольства – вторая миссия Потемкина 1680 г. и миссия Я. Ф. Долгорукова 1687 г. – не добились от испанской стороны существенного изменения уже принятых решений. Испанцы уклонялись от конкретных обязательств, было очевидно, что две державы разделяют не только огромные расстояния и малая осведомленность, но и отсутствие общих интересов. Средиземное море и Атлантика пока мало привлекали русских, ориентировавшихся на балтийскую торговлю. С точки зрения испанцев, Россия была слишком далеко, чтобы влиять на главные объекты испанского интереса – колонии и положение в Западной Европе. Тем не менее, дипломатические усилия русских послов не пропали даром: почва для постоянных русско-испанских отношений была подготовлена.

Русские и испанцы произвели друг на друга огромное впечатление, в котором смешивались удивление, настороженность и искренний интерес.

«Статейный посольский список», составленный П. И. Потемкиным, – первые записки русского путешественника об Испании и испанцах. Посланник подробно описывает природу Испании, нравы и обычаи жителей («в нравах своеобычны, высоки… неупьянчивы, домостройные люди»), жизнь двора и столицы; приводит сведения об истории страны («по некоему случаю было испанское государство за арапы»).

Автор испанской придворной хроники подробно рассказывает о посольстве «московитов» 1667 г., отмечая экзотический облик и роскошные одежды чужестранцев, их богатейшие дары, особенно драгоценные меха. А во время второй миссии придворный художник Хуан Карреньо де Миранда написал величественный портрет П. И. Потемкина, хранящийся в музее Прадо, – дань уважения и интереса к далекой стране.

Тревожным направлением были Западные Индии. К концу XVII в. территориальные потери в Новом Свете стали угрожающими. В Карибском море под властью Испании остались Куба, Пуэрто Рико и Эспаньола, остальные острова были поделены между Англией, Францией и Голландией. В 1697 г. по Рисвикскому трактату Испания была вынуждена уступить Франции половину Эспаньолы. Пираты совершали разорительные набеги на крупнейшие порты Карибского моря. В 1668–1670 гг. пираты Генри Моргана захватили и разграбили Портобельо, Маракаибо и Панаму.

Необходимость вести постоянные войны на обширном географическом пространстве побуждала правительства Карла II постоянно заниматься поисками материальных и финансовых средств. Однако Испания конца XVII в. прежде всего ее центральная часть, Кастилия – источник основных людских и материальных ресурсов, – вряд ли была способна их предоставить.

В последней четверти века Пиренейский полуостров накрывает очередная волна природных катастроф. За десять лет, с 1676 до 1686 г., наводнения, сменявшиеся засухами, обрекли Кастилию на неурожаи и голод. Климатические бедствия сопровождались эпидемиями чумы (1676–1682) в южной Испании и тифа (1683–1685) в Андалусии и Новой Кастилии. Испания, не успевшая оправиться от разрушительных последствий эпидемий начала и середины столетия, пережившая военные кампании в Каталонии и Португалии, в конце века потеряла еще примерно полмиллиона человек. Медленный, неустойчивый и неравномерный рост населения начнется только на рубеже 80–90-х годов XVII в.

Русский посол в Испании П. И. Потемкин

Недостаток естественных ресурсов был не единственной причиной экономической немощи страны. Политическая слабость Карла II привела к упадку королевского авторитета. В его царствование аристократы сумели увеличить свое общественное влияние, пользуясь постоянной нуждой короны в деньгах. Карл II даровал 80 новых графских титулов и создал 236 новых маркизатов; 26 дворян стали грандами – большинство этих титулов было куплено. Королевская власть продолжала распродавать земли домена в частные руки, тем самым власть аристократии на местах выросла. При Карле II гранды, вопреки сословным обычаям, получали разрешение использовать майораты в качестве залога, сохраняя при этом неотчуждаемость фамильного имущества. Таким образом корона, поддерживая социальные традиции, защищала интересы знатных должников. Придворные милости и пенсии в период правления аристократии истощали казну и стимулировали коррупцию.

Административной основой политического могущества грандов была система советов, сложившаяся в конце XV–XVI вв. Представители знатных и влиятельных домов были председателями важнейших советов – Государственного, Военного, Финансового и совета Индий. Чиновники, служившие в них, как правило были родственниками или клиентами аристократических фамилий. Они покупали или получали по наследству должность и стремились использовать ее для аноблирования. Коррумпированность испанского государственного аппарата, равно как и невежество высших чиновников, стали притчей во языцех. По этой причине королевские советники, такие как дон Хуан Хосе или граф Оропеса, желая предпринять хозяйственные нововведения, все чаще создавали чрезвычайные комитеты-хунты, стоявшие вне традиционных политических институтов.

Государственные и социальные традиции сокращали возможности испанских реформаторов того времени. Северные провинции и королевство Арагон (включавшее Каталонию) были защищены податными привилегиями. Центральная Испания (Старая и Новая Кастилии) была уже истощена избыточным налогообложением, военными действиями против Португалии, климатическими невзгодами и опустошительными эпидемиями середины – второй половины столетия. Основной мотив петиций кастильцев в 60–80-х годов XVII в. – налоги платить некому и нечем. Обращение короля к знати за чрезвычайными денежными пожертвованиями оставались безрезультатными: дворянство ссылалось на свою финансовую несостоятельность. Невозможно было в полной мере использовать и ресурсы колониальной экономики, поскольку львиная часть доходов от Западных Индий (от 60 до 80 %), и прежде всего драгоценные металлы, не поступала в государственный бюджет. Она доставалась колониальной знати, иностранным купцам и, наконец, пиратам, промышлявшим на атлантических торговых путях.

В течение XVI и большей части XVII в. кастильские кортесы постепенно утрачивали свое влияние на налоговую политику монархии. Уже к середине столетия они не столько определяли состояние государственных финансов, сколько утверждали, хотя и не без дискуссий, новые подати, особенно так называемые «мильонес» – налог на потребительские товары, определяя его сумму на шесть лет вперед (она впоследствии подлежала раскладке среди налогоплательщиков). Собственно, при Филиппе IV функция кортесов свелась к вотированию мильонес. С этой целью они и были созваны в 1664 г. – как оказалось впоследствии, последний раз в XVII в. В период регентства правительство отказалось от созыва кортесов Кастилии, опасаясь, что политическая слабость короля позволит дону Хуану Хосе использовать их для завоевания власти. Фискальные права кортесов были переданы Палате мильонес, созданной при Финансовом совете в 1658 г. С 1667 г. чиновники Палаты согласовывали размеры мильонес по отдельности с каждым из городов, обладавших правом представительства. Корона, используя эгоизм городской знати, обеспечивала таким образом свои финансовые потребности и нейтрализовала возможную политическую оппозицию.

Налоговая, денежная, торговая реформы обсуждались королевскими советниками еще при Филиппе IV, но так и не были начаты. Правительства Карла II избрали консервативный путь: сложившаяся финансовая система, сословные и местные привилегии не изменялись и не отменялись. Монархия действовала в рамках своих традиционных прав и традиционными способами. Реформы, таким образом, затронули только Кастилию и не сказались на положении имущих слоев общества.

Насущной проблемой была реформа денежной системы. Крупнейший в Европе импортер драгоценных металлов, Кастилия, не имела в обращении ни золотой, ни серебряной монеты. Полновесные деньги использовались только для расчетов с иностранными державами. Более того, со времен Филиппа III корона прибегала к систематической порче денег для того, чтобы извлечь доход из разницы в стоимости монет, использовавшихся для повседневных и государственных расчетов. В ходу была медная монета, так называемый веллон, которая к середине 70-х годов настолько обесценилась, что ее стали мерить на вес: 10 фунтов сыра в Севилье стоили шестифунтовый мешок веллонов. При этом королевская власть требовала платить налоги в серебряной монете. В 1664, 1680 и 1686 гг. правительство предпринимало девальвацию веллона, чтобы сократить недостаток качественной наличности. Последствия этих нововведений были поначалу катастрофическими: в 1682 г. страна фактически перешла на натуральный обмен, поскольку все финансовые операции остановились из-за отсутствия наличных денег. Только к середине 90-х годов денежная система Кастилии обрела относительную стабильность.

Реформа, несмотря на ее «шоковый» характер, создала условия для устойчивого финансового состояния на годы вперед и позволила осуществить налоговые реформы. За последнюю четверть XVII столетия в Кастилии не появилось ни одного нового налога. При этом в 1668 г. были снижены такие обременительные подати, как мильонес и алькабала.

В 1682 г. была создана Торговая хунта – одно из немногих успешных предприятий политиков Карла II, пережившее его самого. Это было первая попытка протекционизма. При помощи налоговых льгот Хунта поощряла создание испанских торговых компаний и мануфактур.

Королевская власть стремилась увеличить свою долю в колониальных доходах, прибегая к испытанному способу – конфискациям товаров своих и иностранных подданных. Например, в 1691 г. корона угрожала изъятием французского груза стоимостью в 6 млн песо. В результате переговоров было достигнуто соглашение о компенсации (штрафе-indulto) в 4 млн песо. Сумма была уплачена, а груз отпущен.

Медленная, но верная утрата контроля над колониями, невозможность обеспечить надежную оборону американских владений побуждали Мадрид возложить военные задачи и военные расходы на самих колонистов. Вице-королям было разрешено удерживать часть королевской доли колониальных доходов для усовершенствования военных укреплений и содержания гарнизонов местных добровольцев. В 1685 г. было решено оставить в Панаме на военные нужды 70 % груза драгоценных металлов. Колониальная знать таким образом получила легальную возможность распоряжаться богатствами Индий. В результате к концу века испанские колонии в Новом Свете стали фактически автономными.

Слабость королевской власти, напряженная военная ситуация и хозяйственные невзгоды Кастилии усилили центробежные устремления провинций пиренейской Испании. Политический кризис 1640-х годов укрепил автономные права Арагона, Каталонии и Валенсии, основанные на фуэрос. Местное дворянство и городской патрициат, в отличие от Кастилии, сохранили представительные органы – кортесы, которые последовательно отстаивали и развивали политические привилегии. Благодаря им восточные области Испании смогли избежать и увеличения налогового бремени, и первых разрушительных последствий денежной реформы 70–80-х годов. Природные катаклизмы и эпидемии 70-х – начала 80-х годов обошли стороной Арагонское королевство, что способствовало устойчивому росту населения, стимулировавшему спрос на аграрную продукцию. Все это создало предпосылки для оживления хозяйственной жизни.

Карл II

Самым примечательным явлением экономической истории периферийных королевств стал подъем мануфактурного производства и торговли в Каталонии. На фоне разоренной Кастилии Каталония действительно «восстала, как птица Феникс из пепла», по словам современника. Каталонские купцы основывали текстильные мануфактуры, составляли торговые кампании на паях и успешно пытались участвовать в колониальной торговле. В 1674 г. они добились права приобретать товары Нового Света в Кадисе и продавать на колониальные флотилии продукцию каталонской промышленности – ткани и вина. Так сложилась двойственная ситуация: каталонский патрициат, с одной стороны, отстаивал провинциальные фуэрос, а с другой – стремился воспользоваться экономическими и политическими возможностями империи: колониальной торговлей и военной защитой Мадрида. В начале 80-х и 90-е годы нужда в военной поддержке была жизненно важной для принципата: Каталония становилась театром военных действий.

Иная ситуация сложилась в Валенсии. Рост аграрного производства в этой области Леванта был связан с усилением сеньориальных прав. В 1609 г. в результате изгнания морисков Валенсия лишилась четверти работоспособного населения. Местные магнаты привлекали на опустевшие земли переселенцев из других областей Арагонского королевства, ужесточая при этом условия пользования земельными участками. Тем не менее, к концу столетия Валенсия производила достаточное количество аграрной продукции – ситуация, устраивавшая сеньоров, но разорявшая крестьян.

Изменение экономической ситуации в Каталонии и Валенсии сопровождалось социальными конфликтами. Самые крупные крестьянские волнения конца XVII в. произошли именно в этих областях полуострова.

Каталонское восстание барретинов (barretines, по названию крестьянского головного убора, по-русски «шапочники») 1688–1689 гг. считается крупнейшим крестьянским движением XVII века. Когда в 1688 г. война в очередной раз угрожала Каталонии, крестьяне выступили против солдатских постоев и сборов на военные нужды. Каталонская деревня была разорена нашествием саранчи в 1687 г. и была не в состоянии вынести дополнительное людское и финансовое бремя. Крестьянские отряды контролировали значительные области прилегающего к Барселоне побережья, и весной 1688 г. 18-тысячная крестьянская армия подошла к стенам столицы принципата. Правительство Каталонии было вынуждено согласиться на требования восставших, которые, однако, не разошлись вплоть до лета, времени сбора урожая. В 1689 г. Испания объявила войну Франции, и от Каталонии снова потребовали денежных средств. Крестьяне сразу же восстали, но в этот раз правительство Барселоны направило против них войска и движение было подавлено.

В Валенсии крестьянское восстание началось в 1693 г. на фоне многочисленных выступлений против сеньориальных податей, сопровождавшихся петициями в правительство Арагонского королевства с жалобами на притеснения магнатов. Когда же арагонская аудиенсия отклонила просьбы крестьян, а в одной из деревень были арестованы участники местного бунта, вожди крестьянских отрядов договорились об объединении всех сил и о создании так называемой «армии жерманий» (в память о движении городских и сельских коммун в 1520–1522 гг). Крестьянское войско было разбито правительственными войсками, и движение сошло на нет.

Правительства Карла II поддерживали жизнеспособность государства, но не смогли достичь стабильности ни в хозяйстве, ни в обществе. Испания продолжала сдавать позиции великой державы, которые в сознании современников были связаны с возможностями вести наступательную внешнюю политику с опорой на сильную экономику и общественное спокойствие.

И все же несмотря на военные поражения и территориальные потери середины – второй половины XVII в. Испания сохранила бо?льшую часть своих владений и доказала способность к сопротивлению. Соперники монархии, не достигнув своих целей военным путем, решили использовать династические проблемы испанских Габсбургов. Два брака Карла II оказались бездетными, и поэтому вопрос об испанском престолонаследии превратился в проблему международного масштаба. Победитель в бескровной дипломатической схватке рассчитывал на получение грандиозного приза – Испании, Южных Нидерландов, итальянских территорий и богатейших колоний в Америке и на Филиппинах.

На «испанское наследство» равным образом претендовали Бурбоны и австрийские Габсбурги: Людовик XIV и германский император Леопольд I были внуками Филиппа III, а их супруги приходились Карлу II сестрами. Испанское правительство склонялось к Габсбургам, основываясь на распоряжениях Филиппа IV. В своем завещании отец Карла II, на случай ранней смерти своего сына, предусмотрел порядок наследования по австрийской линии – потомками союза Леопольда I и инфанты Маргариты, учитывая, что условием «французского» брака его дочери Марии Терезии был отказ от испанской короны. Король Франции, ссылаясь на условия брачного контракта, не признавал отказа своей жены от наследственных прав на испанский трон, поскольку приданое за нее не было выплачено. Бурбоны могли апеллировать и к праву старшинства: мать и супруга Людовика XIV были старше своих сестер, соответственно матери и супруги Леопольда I.

Было очевидно, что приобретение Испанской монархии в качестве наследства любым из соперников приведет к созданию огромной великой державы и изменит всю систему международных отношений. Эта опасность побудила к участию борьбе за «испанское наследство» Англию и Республику Соединенных провинций, т. н. «морские державы», опасавшиеся усиления Франции и утраты своих позиций в испанской колониальной торговле.

В ходе дипломатической борьбы претенденты, во избежание нарушения системы «европейского равновесия», рассматривали возможности раздела владений испанских Габсбургов. Инициатором трактатов о дроблении «испанского наследства» был Людовик XIV, который использовал их для нейтрализации своих политических соперников. Для испанской правящей элиты сама идея раздела была неприемлема. И Филипп IV, и правительства Карла II считали, что «испанское наследство» должно перейти в руки законного преемника как единое целое.

За все время царствования Карла II было заключено три секретных договора о разделе Испанской монархии. Первый из них был подписан Людовиком XIV и Леопольдом I в январе 1668 г.: для продолжения войны за Южные Нидерланды Франция нуждалась в нейтралитете империи. Согласно договору, Леопольд I получал Испанию, американские колонии, Сардинию, Канарские и Балеарские острова, герцогство Миланское, маркизат Финале и тосканские крепости – Лонгоне, Эрколи и Орбителло. Французский король выговорил себе испанские Нидерланды, Франш-Конте, Филиппины, испанскую Наварру, каталонскую крепость Росас, испанские форпосты на африканском побережье, Неаполь и Сицилию. Договор о разделе показал, что император признал Людовика в качестве претендента на испанский престол, несмотря на отказ французских королев от прав на испанское наследство. Тем не менее, военное противостояние Франции и империи продолжилось. Только спустя почти 30 лет, к концу Девятилетней войны, французский король, император и «морские державы» вернулись к обсуждению проектов дробления испанских владений.

К тому времени ситуация существенно изменилась. Увеличилось количество претендентов на испанский трон в двух соперничающих династиях. Со стороны Бурбонов на испанскую корону могли предъявить права, помимо самого Людовика XIV, дофин и его сыновья, «внуки Франции» – герцоги Бургундский и Анжуйский. Династия Габсбургов могла противопоставить им внука императора, четырехлетнего Иосифа Фердинанда Баварского, сына Марии Антонии Баварской, внучки Филиппа IV, и эрцгерцогов Иосифа и Карла. Сыновья императора от третьего брака, Иосиф и Карл, состояли с Карлом II в меньшей степени родства, нежели Великий дофин, поскольку их мать не принадлежала к фамилии испанских Габсбургов.

Тем временем состояние здоровья испанского короля было постоянным поводом для беспокойства. Очередной кризис побудил Карла II в сентябре 1696 г. завещать Испанскую монархию в неразделенном виде Иосифу Баварскому. Это решение не устраивало кандидатов на испанское наследство, каждый из которых считал свои права законными. В то же время Бурбоны и Габсбурги старались избежать новой войны.

Император считал, что его позиции гарантированы завещанием Карла II. Близившаяся к завершению война с Османской империей вынуждала его избегать немедленного конфликта с Людовиком XIV. Франция же выходила из Девятилетней войны ослабленной: длительная борьба с союзом «морских держав», германских государств, Испании и империи оказалась ей не по силам. «Морские державы», которые в 1688 г. возглавил Вильгельм Оранский (одновременно статхоудер Республики Соединенных Провинций и король Англии), стремились к нейтрализации как Франции, так и империи. После Рисвикского мира 1697 г. раздел «испанского наследства» представлялся им компромиссным исходом противостояния Франции и Габсбургов.

Людовик XIV и Вильгельм Оранский решили предупредить усиление империи. 11 октября 1698 г. они подписали второй договор о разделе испанского наследства. Испанские владения были распределены так: принцу Баварскому отходили пиренейские владения Испании без Гипускоа, колонии и испанские Нидерланды; французский дофин в качестве компенсации за отказ от прав на испанскую корону получал Неаполь, Сицилию, тосканские крепости и Гипускоа; эрцгерцог Карл – Миланское герцогство.

Содержание этого трактата стало известно в Мадриде и вызвало возмущение испанских сановников. 11 ноября 1698 г. Карл II подписал второе завещание, подтвердив наследственные права Иосифа Баварского и оговорив порядок престолонаследия по австрийской линии. Людовик XIV заявил о своем непризнании этого варианта завещания под надуманным предлогом: документ не был одобрен испанским Государственным советом и не утвержден кортесами.

Смерть семилетнего Иосифа Баварского в феврале 1699 года сделала второе королевское завещание недействительным и подтолкнула Францию и Габсбургов к продолжению борьбы за испанское наследство. С точки зрения испанских политиков, очевидного, бесспорного кандидата на испанский трон теперь не было, и Карл II воздерживался от подписания нового завещания.

Тем временем, 25 марта 1700 г. Франция и «морские державы», без участия императора, заключили третий трактат о расчленении испанской монархии. Карл Габсбург получал пиренейские территории и американские колонии; дофин – Сицилию, Неаполь, тосканские крепости, Гипускоа. Известие об очередном договоре о разделе испанского государства побудило испанских политиков к немедленным действиям. 8 июля 1700 г. члены Государственного совета просили короля призвать на испанский трон одного из «внуков Франции». Испанские гранды, во главе с кардиналом Луисом Фернандесом де Портокарреро, архиепископом Толедским, полагали, что только в союзе с Францией, первой военной державой Европы, Испания сможет отстоять свои обширные территории. Интересы императора, подчеркивали они, сосредоточены в основном на Италии. Таким образом, передача трона Габсбургам означала бы согласие на раздел Испании. Портокарреро указывал на готовность Людовика подкрепить свои претензии силой: французские войска стояли на каталонской границе, а флот – у Сицилии. Перспектива войны была реальной при любом решении, и испанцы признавались, что положение монархии безвыходное: «что бы мы ни предприняли, война – на пороге».

3 октября 1700 г. Карл II подписал окончательный вариант завещания, а 1 ноября 1700 г. умер. Власть над Испанией и всеми ее владениями в Европе и Новом Свете получил внук Людовика XIV Филипп Анжуйский при условии отказа от прав на французский престол. Время Габсбургов в Испании завершилось, начиналось время Бурбонов.