Глава 5. Евреи и конверсо в христианской Испании (XIII–XV вв.)

Евреи в христианских землях во время Реконкисты – как «военной», так и «медленной» – обладали довольно высоким юридическим статусом и рядом экономических и социальных привилегий, поскольку рассматривались городскими властями, а особенно монархами как ценнейший агент колонизации вновь отвоеванных земель. Хотя в христианской Испании еще оставались сельские еврейские общины, большая часть еврейского населения переместилась в города и внесла значительный вклад в городскую экономику. Фуэро XIII–XIV вв. фиксируют заметное еврейское присутствие в жизни города и различные экономические (беспошлинное участие в ярмарках и др.) и юридические (амнистия за все преступления, совершенные до переселения в данный город) привилегии, призванные стимулировать приток евреев в города. Покровительственное отношение к евреям декларируется также в королевском законодательстве – как в отдельных указах, так и в кодексах, прежде всего в своде «Семь партид», составленном в Кастилии при Альфонсо X Мудром в 1256–1263 гг. Помимо общих гражданских прав (защиты личности, собственности и свободы отправления культа), королевские законы предоставляют евреям некоторые льготы: среди прочего, высокий процент при кредитовании (33,3 %), возможность жаловаться в королевский суд на должников и пользоваться услугами особых королевских чиновников (porteros de los judios), которые помогали евреям-ростовщикам собирать проценты и долги, забирая определенную комиссию в казну. После III Латеранского собора (1179 г.) ростовщичество по ряду причин было запрещено христианам, по всей Европе оно становилось все более частым занятием среди евреев, превращая их в своеобразную гильдию ростовщиков. Кроме того, королевские законы расширяли права еврейских общин, альхам, предоставляя им гражданскую и религиозную автономию и уголовную юрисдикцию. Этому противились городские власти, стремившиеся подчинить себе еврейские общины, но интересы короны возобладали. В Испании, как и в других европейских странах, с XII в. утверждается юридическая доктрина «еврейского рабства» (servitus judaeorum), согласно которой евреи являлись «рабами казны» и были связаны с монархом особыми узами, подразумевающими, с одной стороны, защиту и покровительство, с другой – преданность и финансовые выплаты. Одним из аспектов этих финансовых отношений было то, что треть компенсации за преступление против еврея неизменно отходила королю, и еврейские общины платили налоги в королевскую казну, а не в городскую. Однако взгляды другого института, а именно церкви, на положение евреев монарх не мог игнорировать так же, как интересы городов, и канонические постановления о сегрегации, apartamiento (запрет мыться в бане с христианами и держать рабов-христиан, предписание носить отличительный еврейский знак на одежде и т. п.) вошли в королевское законодательство.

В христианских королевствах продолжалась андалусийская традиция еврейского присутствия при дворе. Евреи занимали следующие должности: альфакима, совмещающего функции медика (королевской семьи), писца, переводчика и личного секретаря короля, посланника к иностранным дворам, конфидента и советника короля или королевы/наследника; бальи, управляющего королевским доменом или же представляющего короля в муниципалитете того или иного крупного города; альмохарифа – сборщика (откупщика) налогов. В Каталонии и Арагоне эти должности на протяжении веков занимали представители семейств Шешет-Перфект, Бенвенисте, Де Порта, Альконстантини и Де Кавальерия, в Кастилии – Шошан, Альгвадес, Шем Тов, Абулафия, Абраванель и др. Важное место в бюрократии евреи получили благодаря своей преданности королю и образованности, профессиональным навыкам (прежде всего, знанию языков), а также неконфликтным отношениям с мусульманами и связям с евреями, живущими в мусульманских государствах (в Гранадском эмирате и в Африке). Никакая другая группа (знать, духовенство, горожане) не могла похвастать всеми этими достоинствами. Тем не менее, под давлением церкви, знати и кортесов с конца XIII в. в Арагоне и уже в XV в. в Кастилии происходит ограничение, а затем и ликвидации присутствия евреев в правительственной элите. Этот процесс сопровождался и другими изменениями.

Ухудшение юридического и экономического положения испанского еврейства началось в Короне Арагона в середине XIII в. под влиянием событий за Пиренеями, прежде всего Парижского диспута 1240 г., первого официального диспута-судилища в истории средневековой иудео-христианской полемики, за которым последовало осуждение и сожжение рукописей Талмуда. В Арагоне, вследствие введения в 1238 г. постоянно действующей инквизиции и деятельности нищенствующих орденов, активизировалась антииудейская политика церкви, и в 1263 г. был устроен Барселонский диспут, во многом аналогичный Парижскому. Как и в Париже, истцом выступал крещеный еврей, до смены веры успевший получить еврейское образование и способный дискутировать на высоком уровне, используя аргументы противника, т. е. цитируя постбиблейскую раввинистическую литературу (Талмуд и мидраши). Оппонентом этого конверсо, Пабло Кристиани, был приглашен крупный арагонский талмудист и мистик Нахманид из Жироны. Диспут проходил в течение четырех дней в королевском дворце в Барселоне, в присутствии короля Жауме I и ведущих арагонских доминиканцев и францисканцев. Сохранилось два документа о Барселонском диспуте – отчет Нахманида, написанный на каталанском, и краткий латинский конспект, – которые несколько противоречат друг другу. Дискутировались вопросы о мессианстве Иисуса и его богочеловеческой природе, а также о том, что Ветхий Завет, со всеми его заповедями и представлением об избранности народа Израиля, в мессианские времена, наступившие после прихода Иисуса, уже недействителен. В целом диспут проходил в гораздо более мирной обстановке, нежели диспут в Париже; выступление Нахманида было высоко оценено королем: еврейский мудрец получил вознаграждение и был отпущен в свой родной город, что позволило ему счесть себя победителем.

Однако не менее важными, чем роль Нахманида, были сопутствующие обстоятельства и последствия Барселонского диспута. Диспут был не закончен, но прерван, по всей видимости, из-за того, что власти опасались народных волнений. Доминиканская агитация в то время привела к росту христианского фанатизма и антиеврейских настроений, выражавшихся в агрессивных действиях, прежде всего – пасхальных погромах в Страстную неделю, а также в наветах: в 1250 г. в Арагоне прозвучало первое на Пиренейском полуострове обвинение евреев в ритуальном убийстве. Вскоре после диспута началось ужесточение еврейской политики арагонской короны и церкви. Король Жауме I издал два указа: один, призванный облегчить миссионерскую деятельность, позволял доминиканцам читать проповеди в синагогах и обязывал евреев приходить на эти проповеди; второй предписывал евреям изъять из Талмуда все места, содержащие хулу на Иисуса и Деву Марию, которые им должны были указать доминиканцы. Студенты доминиканских школ, претендующие на квалификацию полемиста (licentia disputandi), изучали иврит и арамейский и читали раввинистическую литературу, которая рассматривалась теперь не как безусловное зло, подлежащее сожжению, а как инструмент полемики. Испанские богословы были особенно искусны в христологической интерпретации еврейских текстов; так, каталонский доминиканец Рамон Марти (Раймунд Мартин) писал в своем знаменитом полемическом труде «Клинок веры» (Pugio fidei, ок. 1280 г.): «Традиции, которые нашел я в Талмуде и мидрашах, я с радостью извлек, как жемчужины из кучи навоза… Мы не отвергаем такие традиции, а используем их… ибо нет ничего полезнее их, дабы ниспровергнуть дерзость евреев… Что может больше порадовать христианина, чем если он сможет выбить меч из руки врага, а затем отсечь еретику голову его же мечом, как Юдифь убила Олоферна клинком, который украла у него?»

В дополнение к миссионерской и полемической деятельности мендикантов развила антиеврейскую деятельность и инквизиция. В 1265–1266 гг. именитым евреям Арагона были предъявлены обвинения в осквернении распятия и прочих богохульствах, в 1267 г. инквизиторы грозили наказанием Нахманиду за хуление христианской веры на Барселонском диспуте (вероятно, вследствие этого он эмигрировал в Палестину), а кроме того, было получено папское согласие на инквизиционное преследование втайне иудействующих конверсо и евреев, проповедующих христианам свою веру.

Королевская власть в Арагоне и, в меньшей степени, в Кастилии была склонна идти на уступки церкви, городам и кортесам, поощряя миссионерскую деятельность доминиканцев, внедряя канонические сегрегационные нормы и вводя антиростовщическое законодательство (снижение процентных ставок, аннулирование долгов), поскольку Реконкиста и колонизация угасали и заинтересованность в евреях как в посредниках в отношениях с мусульманами и новопоселенцами падала. Корона теперь старалась получать со своих «рабов» финансовую прибыль, конфискуя долги евреям в пользу казны, вводя штрафы за нарушения антиростовщических и прочих законов и повышая налоговое бремя.

Второй этап ухудшения положения евреев начался во второй четверти XIV в., после Крестового похода французских «пастушков» против Гранады (1320 г.), когда по дороге была устроена резня евреев в Тулузе и в некоторых арагонских городах. Вслед за этим в начале 1320-х годов распространялись наветы о еврейском (совместно с гранадскими и марокканскими маврами или же с французскими прокаженными) заговоре с целью отравления колодцев и наведении порчи на христиан. Эти наветы получили поддержку городских властей, издавна недовольных еврейской автономией и конкуренцией в ремесле и торговле, и вызвали судебные разбирательства и погромы. После следующей волны погромов 1348–1349 гг., вызванных эпидемией чумы (Черной смертью), еврейские общины Арагона, Каталонии, Валенсии и Мальорки устроили съезд своих представителей в Барселоне с намерением объединиться и вместе искать заступничества у короля и папы, однако их усилия не возымели долговременного действия.

В 1391 г. по Кастилии, где как раз начался период регентства и королевская власть, главный защитник евреев от нападок церкви и агрессии общества, была слаба, а затем и по Арагону прокатилась мощнейшая волна еврейских погромов, ознаменовавшая самый серьезный кризис в жизни испанского еврейства. Этот год принято считать переломным в средневековой истории сефардов, аналогично 1096 г. в истории ашкеназов, когда крестоносцы устроили первые серийные погромы в рейнских общинах. Одним из показателей сравнительного благополучия пиренейских евреев является трехвековой разрыв между этими датами. Имели место не просто погромы, а восстания крестьян и городских низов, аналогичные восстаниям тех же лет во Франции, Англии и Священной Римской империи. Агрессия повстанцев была умело канализирована церковными проповедями и действиями городских властей против еврейских кварталов, и в течение нескольких месяцев в пиренейских общинах – от Андалусии до Балеарских островов – происходили убийства и насильственные обращения, поджоги и изнасилования, продажа евреев в рабство маврам, превращение синагог в церкви и т. п. Королевские прокламации с запретом погромов и приказом вешать погромщиков и действия военных отрядов, зачастую профинансированных придворными евреями, долго не давали результата – в некоторых районах правительство не могло установить контроль над ситуацией вплоть до 1392 г., а спорадические погромы, вдохновленные соответствующими проповедями, продолжались до второй декады XV в. В ходе этих событий многие испанские евреи приняли мученическую смерть, другие бежали (в мусульманскую Северную Африку и даже в Палестину), значительная часть приняла крещение. Соотношение между мученичеством за веру и отречением от нее было в пользу последнего, что отличалось от поведения ашкеназов в аналогичных ситуациях и дало пищу для осуждения сефардского ассимиляционизма (см. главу «Три веры»).

В XV в. наметившиеся ранее тенденции усугубились. Число евреев в арагонской придворной элите продолжало сокращаться, а 20-месячный диспут в Тортосе в 1413–1414 гг. оказался значительно ухудшенной версией Барселонского диспута: он повлек массовые крещения как простых евреев, так и элиты, и в конце концов раввины прекратили защиту, чтобы отправиться по домам и спасти свои общины от полного распада. В обоих королевствах продолжало развиваться сегрегационное и дискриминационное законодательство (Прагматика королевы Каталины, Законы Вальядолида и др.), которое предписывало изоляцию евреев в их кварталах (гетто), урезало автономию общин (в частности, лишило их уголовной юрисдикции) и вводило жесткий надзор королевских чиновников, запрещало целый ряд занятий, включая ростовщичество, обработку земли, сбор налогов и административные должности; некоторые из этих запретов снимались, а потом вводились вновь.

* * *

Массовые крещения 1390–1400-х годов привели к появлению в испанских королевствах многочисленной группы крещеных евреев (конверсо, «обращенных»). На протяжении XV в. одна из них продолжила сохранять связи со своими бывшими единоверцами, другие – интегрировались в христианское общество. Тайная приверженность части конверсо иудаизму послужит причиной для введения в Кастилии инквизиции и поводом для изгнания евреев из Испании (см. главу «Евреи, конверсо и инквизиция в Испании (конец XV–XVI в.)»).

Конверсо были в Испании еще в вестготскую эпоху, и в последующие века продолжали появляться в индивидуальном порядке, но временем возникновения конверсо как многочисленной и стабильной субконфессиональной группы в испанском обществе считается период погромов и законодательных ужесточений 1391–1412 гг. Ее численность в разных источниках колеблется от нескольких десятков до нескольких сот тысяч; по всей видимости, конверсо, также именуемые маранами и новыми христианами, составили не меньше половины еврейского населения Испании.

Пабло де Санта Мария

Шломо Га-Леви, он же – Пабло де Санта Мария, или Пабло Бургосский (ок. 1351–1435) – представитель конверсо первой волны, принявших христианство во время погромов 1391 г., и пример чрезвычайно успешной ассимиляции и совершенно звездной карьеры в церкви и при дворе. Родом из знатной еврейской семьи, из которой на протяжении многих поколений выходили финансисты и иные королевские чиновники, Шломо получил традиционное еврейское образование в йешиве, но изучал также латынь и схоластику. В молодом возрасте (до 30 лет) он был назначен главным раввином Бургоса.

Во время или вскоре после погромов 1391 г. бургосский раввин решил перейти в христианство и был с должной пышностью и оглаской крещен в кафедральном соборе, сразу после чего отбыл в Париж учиться теологии. Ввиду огромного пропагандистского значения его фигуры и его выдающихся талантов Пабло снискал покровительство как авиньонского папы, так и кастильского короля. Со временем он получил ряд престижных церковных назначений, пока в 1415 г. не стал архиепископом своего родного города. Кроме того, король поручил ему быть хранителем королевской печати, а затем канцлером королевства и членом регентского совета, равно как и наставником инфанта.

Как до обращения в христианство, так и после он был активным полемистом: сначала защищал иудаизм от христианских нападок и осуждал ренегатов, потом – наоборот. В частности, им было написан «Диалог Павла с Савлом против иудеев», важное сочинение для последующей иудео-христианской полемики. Ему же приписывается авторство проекта Прагматики доньи Каталины (1412 г.), документа, содержащего сегрегационные и дискриминационные меры против иудеев и призванного принудить их к массовому обращению в христианство. Примечательно, что его бывший друг, а затем ярый оппонент Йегошуа Га-Лорки, пламенно осуждавший его за переход в христианство, вскоре последовал примеру Пабло и даже – уже под именем Херонимо до Санта Фе – проводил знаменитый диспут с иудеями в Тортосе.

На протяжении XV в. эта группа росла, демонстрировала быструю социальную вертикальную мобильность, профессиональным и матримониальным путем внедряясь в первое и второе сословия и даже в испанскую аристократию: согласно генеалогическим трактатам XVI–XVII вв., к этому времени не осталось ни одного знатного рода в Кастилии или Арагоне, свободного от примеси еврейской крови, включая арагонскую королевскую династию. Сферы деятельности мараны во многом унаследовали у евреев (торговля, администрация и финансы: откуп и сбор налогов, управление сеньориальными и коронными землями и т. п.), но также проникли в институты, куда евреям вход был воспрещен или ограничен: в церковную иерархию, суды, университеты, придворную среду. Конверсо составили значительную часть испанской интеллектуальной и бюрократической элиты, и, согласно исторической школе, определяющей иберийскую историю как результат взаимодействия трех этносов, религий и культур (Америко Кастро и его последователи), именно они создали ряд важнейших испанских институтов, культурных феноменов и ментальных установок: налоговую систему и инквизицию, медицину и лирическую поэзию, религиозную мистику и университетский гуманизм, бурлескную литературу и жанры пасторального романа и пикарески, доктрину «чистоты крови» и «драму чести».

Яркий пример важности конверсо в испанской культуре XV в. – Хуан Альфонсо де Баэна (1365–1435), конверсо родом из Кордовы, писец, чиновник и придворный поэт при королях Энрике III и Хуане II. Он известен прежде всего как составитель поэтического сборника (Cancionero de Baena), одного из первых и важнейших среди больших кастильских кансьонеро. Большинство поэтов, чьи произведения вошли в «Кансьонеро Баэны», также были конверсо или даже иудеями, и в результате «Кансьонеро», изобилующее еврейскими аллюзиями, элементами ивритской лексики и иудео-христианской полемики, является одним из лучших источников, отразивших ментальность конверсо XV в. и их место в придворной культуре. Между выпрашиванием денег, должностей и прочих милостей у короля и сеньоров и восхвалением своих патронов придворные поэты устраивают поэтические дуэли, осыпая друг друга градом язвительных намеков, изящных оскорблений да и просто брани, с целью как принизить конкурентов, так и повеселить монарха. Дуэлянты припоминают друг другу разные грехи, в том числе приверженность иудаизму или даже религиозный эклектизм:

Он приказывает, чтобы крест положили

ему в ноги; представьте, какое безумие;

Коран, глупую писанину, —

на грудь отступнику;

Тору, его жизнь и свет,

ему в изголовье…

(Пер. Г. Зелениной)

Не менее часты намеки на разнообразные криптоиудейские практики: «тайные трапезы», отказ от сала, несоблюдение Великого поста, эндогамные браки и пожертвования на нужды синагоги. Наиболее же популярными приемами этой вульгарной бурлескной поэзии были прямые указания на еврейское происхождение оппонента («сын еврейки», «низкий грязный еврей»), особенности его внешности и физиологии: «безобразный», «кастрат» (намек на обрезание). Так в середине XV в. цвет придворных хугларов и буффонов развлекали короля и знать подобными поэтическими перебранками, пересыпанными к тому же еврейскими словечками (Адонай, Талмуд, цдака, тфила, когеним и др.)

«Старые христиане» негативно отреагировали на столь блестящий карьерный рост новой группы. На уровне городского населения реакция приняла традиционную форму погромов (начиная с толедского погрома 1449 г.), на уровне правового сознания – была сформулирована доктрина «чистоты крови» (limpieza/pureza de sangre) и стали регулярно издаваться Статуты чистоты крови, по которым лица еврейского происхождения теряли право занимать общественные должности (в судах и муниципалитетах), вступать в монашеские ордена и церковную иерархию, учиться в университетах. Для всех этих видов деятельности требовались доказательства чистоты крови (pruebas de limpieza), которые зачастую фальсифицировались. На рубеже XVI–XVII вв. в испанском языке появилось слово «раса» (raza), причем в однозначно негативном значении еврейской и арабской рас. Эту эпоху следует считать временем, когда средневековая дискриминация и вообще деление человечества по конфессиональному признаку начинает сменяться этнической дискриминацией.

Религиозные преследования конверсо также имели место и были гораздо разрушительнее для этой группы, чем политика «чистоты крови». Новых христиан обвиняли в тайной приверженности иудаизму, криптоиудаизме. В правление Фернандо и Изабеллы для борьбы с этим явлением была создана инквизиция, и до XVII в. абсолютное большинство ее «клиентов» составляли именно крещеные евреи.