Альбом-песенник

Альбом-песенник

Современный девичий альбом (альбом-песенник) восходит к русскому домашнему альбому XIX в. В первой половине XIX в. альбомная культура разделяется на элитарные литературные альбомы с оригинальными авторскими текстами и массовую альбомную продукцию, «нижние этажи» альбомной культуры. Именно во втором потоке складывается своего рода «альбомный фольклор».

Девичьи альбомы перенесли испытание революцией 1917 г. и выжили. Девичьи альбомы 1920–1940-х гг.[9] — альбомы во многом «переходного» типа. В них доживают свой век песенные жанры ушедшей эпохи (дореволюционный «жестокий романс», нэповская «блатная песня» — «Маруся отравилась», «Мурка», «Гоп со смыком»), присутствуют текущие официальные военные и политические «шлягеры»; с институтско-гимназических времен в них встречается жанр личных надписей хозяйке альбома с указанием даты. Но в альбомах указанного периода нет тех жанров девичьей рукописной культуры, которые возникнут позже — в 1950–1970-е гг. Не стоит забывать, что с 1944 по 1954 г. социализация советских девочек происходит в условиях «женских школ». Возможно, в частности, этим объясняется то, что проблемы отношений между полами слабо представлены на страницах альбомов-песенников второй половины 1940-х — первой половины 1950-х гг. Главным образом в альбомах речь идет о школьной девичьей дружбе.

В конце 1950-х — начале 1960-х гг. меняется тематика песенников. Возникает тема дружбы и любви между мальчиком и девочкой [Орлов 1975: 214–216].

Описание альбома рубежа 1960–1970-х гг. можно встретить в повести Э. Пашнева «Белая ворона» [Пашнев 1990: 378–412]. К концу 1960-х — середине 1970-х гг., как представляется, складывается «новый» девичий альбом-песенник. Возникают и закрепляются ранее отсутствовавшие жанры: рукописный девичий рассказ о любви романтико-трагического и романтико-авантюрного содержания, стихотворный рассказ о любви, о правилах («законах») любви и дружбы; о «теоремах (формулах) любви»; появляются «любовные квазиаббревиатуры», «акростихи», «адреса любви»; «лекции профессора» (о любви). Характерно, что ни один из этих жанров не указан в описаниях альбомов В. Орлова и Э. Пашнева. Помимо собственно девичьих жанров в альбомы 1980-х гг. попадают «школьные термины», эксплуатировавшиеся как девочками, так и мальчиками. Следует упомянуть кроме всего тексты эротического содержания (рассказы, басни, куплеты, загадки).

1960–1980-е годы — период расцвета «новой» девичьей рукописной традиции. 1990-е гг. отмечены тенденцией к упрощению жанрового состава альбомов-песенников (это связано, возможно, с развитием «индустрии девичьей культуры»: начали продаваться куклы «барби», книги и журналы о них, появились специализированные девичьи журналы, книги «для девочек», стали выпускать типографски исполненные девичьи альбомы различной модификации). Однако вплоть до настоящего времени, насколько мы можем судить, альбом продолжает оставаться важной частью девичьей культуры.

Ниже мы рассмотрим жанры «нового» альбома-песенника, то есть песенника в том жанровом составе, который сложился в 1960–1980-е годы. Большинство этих жанров пронизывает и определяет лексико-семантическое поле «любви».

Большое место в создании «любовной ауры» альбома занимают определения любви и дружбы. Это понятие мы применяем вполне условно, сами девушки так их не называют. Такие определения рассыпаны по всему альбому и «прячутся» среди афоризмов четверостиший, цитат, также посвященных любви. Им часто присущ метафорически-иронический характер:

Любовь — это букет, в котором часто встречается крапива; Любовь — это ваза, а ваза — стекло. Стеклянные вазы бьются легко;

Любовь — солома, сердце — жар. Одна минута — и пожар; Любовь — для русского народа, любовь — для русской красоты, любовь сильнее водорода и крепче серной кислоты;

Любовь — это канат, который черти тянут в ад;

Любовь — это два дурака с повышенной температурой

(Выписки из альбомов, хранящихся в архиве составителя).

Также в девичьей среде популярны «гадания». Поэтому тексты для гаданий существуют как отдельные тетради, так и как часть альбомов-песенников и анкет. Гадания связывают личные качества, модели поведения и (взаимные) чувства девочки (девушки) и мальчика (юноши) либо с принципом случайных чисел («помощница» рисует в определенном темпе палочки, пока гадающая девушка не скажет «Стоп!»), либо с определенными проявлениями физиологии девочки (начало менструального цикла, чиханье, икание). Т. Б. Щепанская рассматривает гадания как инструмент гендерного (само)программирования: «Весь транслируемый посредством этих текстов гендерный проект можно оценить как вполне традиционный, патриархатный (преимущественно мужская инициатива на уровне действий, пространственного, предметного и вербального поведения, а женская — в области чувств и скрытных эмоциональных влияний)» [Щепанская 2001: 181–186].

Девичьи альбомы нередко называются песенниками, так как именно песни (главным образом о любви) занимают в них значительный удельный вес. Песни могут быть как официально-эстрадными, так и неофициальными («дворовыми»).

В альбомы заносятся переписанные от руки стихи признанных поэтов (С. Есенина, Э. Асадова, А. Кочеткова), здесь они соседствуют с наивными фольклорными текстами альбомов.

На соседней странице мы можем встретить «адрес любви» — любовно-романтическую трансформацию почтового адреса:

Мой адрес. Город — любовь. Улица — свидания. Дом — ожидания. Квартира — расставание.

(Из архива составителя.)

Записи подобного рода в бесконечном числе вариаций встречаются в альбомах-песенниках 1970–1990-х гг. Отрыв «адреса любви» от реального пространства может быть интерпретирован двояким образом. «Адрес любви» можно соотнести с романтической картиной мира. В этом случае несомненно родство альбомного «адреса любви» с прециозной литературой XVII в. Так, Мадлена де Скюдери в романе «Клелия» разработала символическую «географию любви», смысл которой заключался в продвижении из Страны Новой Дружбы в Страну Нежности. Пути в эту страну лежат через такие «промежуточные инстанции» («города», «селения»), как Любезность, Покорность, Приятные Услуги, Чувствительность, Доверчивая Дружба, Галантные Изъяснения, Возвышенное Сердце, Благородство. При путешествии могуг встретиться опасности: Коварство, Нескромность, Злословие, Озеро Равнодушия, Море Неприязни. «Карта Страны Нежности» имела и собственно графическое воплощение [Тарасов 1986: 171; Lathuillere 1966].

Но «адреса любви» можно интерпретировать и в народно-смеховом ключе как один из приемов обозначения «изнаночного мира». Вспомним столь же подчеркнуто нереальное время древнерусских пародийных текстов: «Дело у нас в месице саврасе, в серую субботу, в соловой четверк, в желтой пяток», «Месяца китовраса в нелепый день» [Лихачев 1997: 349]. «Адреса любви» зачастую включаются в «письма-шугки», о которых мы уже говорили.

Так что альбомный «адрес любви» может свидетельствовать и о романтическом умонастроении владелицы альбома, и в то же время о ее ироническом отношении к теме любви.

«Теорема любви», также встречающаяся в альбомах, представляет собой свод четверостиший, соединенных служебными «математическими» словами «Дано», «Доказать», «Доказательство».

Теорема любви

Дано: Помни друг мой дорогой формулу такую,

Что квадрат двух алых губ равен поцелую.

Доказать: Нету года без июля, а июля без цветов.

Нет любви без поцелуя, в поцелуе вся любовь.

Док[азательств]о: Коль боишься поцелуя, постарайся не любить.

Ведь любовь без поцелуя никогда не может быть.

(Из альбома 1990 г., переписанного из альбома 1980–1982 гг., пос. Мишкино Курганской обл.)

В качестве исходного образца данный жанр использует школьные математические (алгебраические и геометрические) задачи на доказательство. По такому же принципу, видимо, возник и жанр «формула любви». Это имитация решения математического задания с символами, дающего в результате фразу любовного признания:

(Из блокнота 1979 г.)

Вряд ли эти формулы и теоремы — только пародия, скорее, речь идет о превращении иррациональной «любви» в «науку страсти нежной», о ее магической легитимации: процесс написания любовных строк в виде математической задачи осуществляет синтез рационального и любовного дискурса.

В девичьих альбомах нередко можно встретить «расшифровки» слов, не являющихся в действительности аббревиатурами (в дальнейшем мы их для краткости будем называть «квазиаббревиатурами»):

ДУРАК (Дорогой, уважаемый, родной, абажаемый кавалер)

СМЕХ (Стремлюсь мстить его храня)

ЛЕТО (Люблю его только одного)

УТРО (Умру только ради одного)

УРАЛ (Умру ради ангела любимого)[10].

Вероятнее всего, непосредственными источниками девичьих альбомных квазиаббревиатур следует рассматривать (дореволюционные) альбомные акростихи либо (и) «татуировки-аббревиатуры», встречающиеся у представителей преступного мира. Авторы «Словаря блатного жаргона», включающего также и словарь татуировок, указывают на существование многочисленных «любовных» аббревиатур, «дополняющих и без того сверхсентиментальную картину блатного фольклора» [Словарь жаргона 1992: 344].

Преобладающая часть «аббревиатур», встречающихся в девичьих альбомах, является частью именно «татуировочного тезауруса»:

КЛЕН (клянусь любить его/ее навек/навечно)

ЛЕБЕДИ (любить его/ее буду если даже изменит)

ЛЕВ (люблю ее/его всегда)

СЛОН (сердце любит одну/одного навеки)

ЯБЛОКО (я буду любить одного как обещала).

Можно указать и на связь девичьих альбомных квазиаббревиатур с феноменом «шифровок», имеющих распространение среди подростков «во время отбывания наказания в гомогенной половозрастной среде», в частности в девичьих колониях. Эти шифровки служат средством письменной (в том числе любовной) коммуникации. К. Шумов подразделяет «любовные шифровки» на объяснения («Ялтун-ултун — я люблю тебя, не устану любить никогда»; «Лодочка — люблю одну девчонку, она чиста, как ангел»), комплименты («Сургут-черт — сердце устало рыдать, губы устали твердить, что единственная радость ты»), обещания («Пляж — пиши, любимая, я жду»), упреки («Мразь — мы расстались, а зачем?»), прощания («Рок-н-рол — разлука оказалась коварна, но разве остынет любовь?») [Шумов 1998: 45–53].

Содержательно квазиаббревиатуры, как и большая часть традиционных альбомных жанров, разрабатывают любовно-романтическую тематику.

«Секрет» — это альбомная страница с загнутой частью, на которой написано «Секрет». Когда читатель альбома открывает загнутую часть страницы, он видит какой-либо текст: определения любви, заговоры, признания и т. п. Такие «секреты» поддерживают общую «любовно-романтическую атмосферу» альбомов.

Также основаны на декодировке текста акростихи. Число их, по нашей оценке, невелико, и все они напрямую связаны с любовной тематикой. По-видимому, большинство любовных акростихов (если не все) ведет начало из дореволюционной альбомной традиции.

Стихотворные клише с подставляемыми буквами обычно встречаются в двух вариантах. Первый обычно пишется в начале альбома и представляет читателям альбома хозяйку:

На [...] моя фамилия,

На [...] меня зовут,

На [...] моя подруга,

На [...] мой лучший друг.

Второй содержит признание в любви (как правило, подруге):

[Л] — я букву уважаю,

[Ю] — на память напишу,

[Б] поставлю — выйдет слово,

[А] — скажу, кого люблю.

(Из архива составителя.)

Стихотворные клише для писем, фотографий, поздравлений заносят в альбомы, чтобы использовать их в соответствующих ситуациях. Клише эти, как правило, пронизаны любовно-романтическими и (или) дружескими мотивами. Это стихи для начала писем, пожелания, стихи для фото.

Трудно указать точное время возникновения жанра «приметы» любви (альбомные «гадалки»). В архиве составителя наиболее ранним является альбом 1948 г., в котором содержится небольшой раздел «Пожатия пальцев»:

Большой — на улицу зовет

Указательный — хочет знакомиться

Средний — просит поцеловать

Безымянный — просит разрешения гулять

Мизинец — хочет сделать предложение.

С тех пор по меньшей мере 50 лет по альбомам-песенникам кочуют всевозможные «значения». Восприятие этих «примет» и «значений» являет собой пример тотальной семиотизации в режиме «любовного кода»:

Верили во все, что написано в этой тетради. Чихнули, например, бежим к тетради, открываем, ищем этот день недели, смотрим на часы (со скольки до скольки) и читаем то, что напророчено...

(Из сообщения студентки Шадринского пединститута.)

В тетрадях встречаются: «Приметы о рождении» («январь — добрый, февраль — завидущий...»); «Значение волос» («черные — красивые, русые — влюбленные»); «Значение губ» («маленькие — влюбленные, розовые — ревнивые»); «Значение носа» («высокий — знаменитый, маленький — красивый»); «К чему снится парень» («пятница — к любви; суббота — к исполнению желаний; воскресенье — к вечной любви»); «Обращение» («,,Эй“ — смеется, „Вы“ — уважает, „Ты“ — считает своей, „Имя“ — любит»); «Пожатия» («,,слабо“ — первое замужество, „сильно“ — любит»); «Значение знаков» («Любовь — !!! Ссора — !! Любовь с обманом — ?!!»). Такой жанр демонстрирует сильнейшую интенцию девичьего сознания к любовной семиотизации произвольных данностей «жизненного мира».

«Правила и законы любви» предназначены для интерпретации поведения и его регуляции во время свидания девочки-подростка (девушки) и мальчика-подростка (юноши).

«Доклад (лекция) о любви» — еще одна жанровая разновидность «классических» альбомов 1970–1980-х гг., близкая по содержанию и стилистике к «правилам любви». «Теоремы любви», «формулы любви», «доклады (профессора) о любви», «правила и законы любви» реализуют, по всей видимости, психологическую установку на сциентизацию «страсти нежной» — установку, впервые обретшую культурное выражение два тысячелетия назад в «Науке любви» Овидия, спустя двенадцать веков — в одноименном трактате Андрея Капеллана, а еще через шесть столетий воплотившуюся в «Физиологии любви» Стендаля.

«Адреса любви», «определения любви», «квазиаббревиатуры», «акростихи», «приметы любви» вкупе с вышеперечисленными жанрами реализуют эмоциональный, когнитивный и развлекательно-игровой аспекты «любовного погружения» для читательниц альбома.