Имперские сборщики дани

Арабское завоевание в конце VII века стало катастрофическим событием в истории Центральной Азии, но оно не было беспрецедентным. Внешние силы неоднократно завоевывали города-государства региона и подчиняли их своей власти. Среди них – самые могущественные империи Античности и раннего Средневековья. Тем не менее никто из них не добился полного контроля, не говоря уже о налаживании управления на завоеванной территории. Их опыт подтверждает мудрость замечания Гиббона: захваченные земли неизменно являются источником не силы, а слабости. Причина этого ясна: в процессе длительной и трудной истории жители Центральной Азии освоили искусство управления своими завоевателями. Эти таланты были использованы и после арабского завоевания.

Первое исторически известное завоевание произошло в 523 году до нашей эры, когда Дарий Великий, персидский царь из династии Ахеменидов, повел свои войска в Балх (тогда он назывался Бактры) и на окружающие его земли. Греческий историк Геродот сообщал о результате этого похода так: Дарий потребовал от бактрийцев отправить десятки тысяч молодых людей, чтобы сражаться вместе с персидскими войсками на Западе. Таким образом, когда судьба греческой цивилизации решалась в битве при Фермопилах и других эпохальных сражениях против персов, греки воевали в том числе и против выходцев из Центральной Азии. Персы силой заставили участвовать в войне и городских жителей, и скифов (саков) из прилегающих сельских областей, и две эти социальные группы из Центральной Азии сражались бок о бок на Западе[131]. Позже, однако, правители обнаружили, что им выгоднее нанять степных кочевников, чтобы те сражались за них, что и стало обычной практикой на протяжении эпохи центральноазиатского Просвещения и до XVI века.

Персидская империя Дария часто описывается как «централизованная»[132]. Но на Древнем Востоке «править» не означало осуществлять полный контроль над данной территорией и ее правительством, не говоря уже о создании там системы права, как это делали римляне. Скорее, это подразумевало взимание дани. Дань устанавливала четкую иерархию власти от небольших городов или территорий до столицы империи. Даже Китаю приходилось платить дань, чтобы удерживать на расстоянии кочевников-гуннов[133]. Но получение податей не означает постоянный контроль. Фактически это не что иное, как «административная рента», взимаемая силой.

В случае с персами подвластные территории назывались сатрапиями и являлись в значительной степени самоуправляемыми при условии, что они платят достаточно высокую дань. Центральная Азия, например, была вынуждена выплачивать сумму, равную 25 000 кг серебра – лишь немногим меньше, чем требовалось от Месопотамии или Малой Азии[134]. Эта цифра, несомненно, оказалась бы выше, если бы Центральная Азия в отличие от других территорий не находилась так далеко. Благодаря расстоянию сатрапы, назначаемые для управления регионом, легко соблазнялись и начинали присваивать средства, предназначенные для Персеполиса, и даже угрожали отделением[135]. Желание имперских наместников «стать своими» в Центральной Азии и отстаивать независимость проявлялась неоднократно, сначала это пытались осуществить греческие завоеватели, затем – арабские, а позже и монголы. Персидское государство Ахеменидов утверждало монополию на чеканку золотых монет, но оно потерпело неудачу при введении их в обращение в Центральной Азии. Тем не менее дельцам в Бактрах и других городах региона понравилось это новшество – металлические деньги, и они уговорили своих ахеменидских сатрапов выпустить и использовать собственные монеты, которые долгое время оставались предпочтительным платежным средством среди местных жителей[136].

После уничтожения Персеполиса Александр Македонский вторгся на территорию Центральной Азии в 329 году до нашей эры, что вылилось в кровавую трехлетнюю войну против бактрийцев, согдийцев и маргианцев, в общем, против коренных жителей крупных городов региона[137]. Позже, после смерти Александра в 323 году до нашей эры, его полководцы (диадохи) разделили территории огромной империи между собой. Один из них, Селевк, получил контроль над землями, простирающимися от Месопотамии до Индии, в том числе большей частью Центральной Азии. Греческие правители царства Бактрия со столицей в Бактрах первоначально подчинялись его державе, но быстро поняли, что Селевк и его наследники в Вавилоне не имеют никакой власти для того, чтобы им платили дань. Они объявили независимость и начали чеканить большое количество собственных золотых монет. Войска независимой греческой Бактрии успешно вторглись в Индию в 180 году до нашей эры, что превратило их царство в континентальное государство – Индо-Греческое царство. Вскоре бактрийские торговцы появились на таких далеких рынках, как Александрия Египетская, а также в Южной Индии. Эти широкомасштабные контакты продолжались даже после того, как Греческое государство в Центральной Азии распалось.

Это гордое эллинистическое греческое царство в Центральной Азии, просуществовав чуть меньше двух веков, погибло к 129 году до нашей эры, после того как положилось на китайцев для защиты от кочевников[138]. Последний правитель греческой Бактрии, Евкратид, почувствовал опасность и, прежде чем бежать, спрятал свою потрясающую коллекцию индийского золота и предметов обихода в дворцовой сокровищнице. Вторгшиеся гунны захватили Евкратида и убили его. У него была печальная судьба, но именно об этом рассказали писатели Джованни Боккаччо в его труде «О несчастьях знаменитых людей» и Джеффри Чосер в «Истории рыцаря» (из «Кентерберийских рассказов»)[139]. Через два тысячелетия после смерти Евкратида французские археологи обнаружили часть его сокровищ.

Между 100 годом до нашей эры и 100 годом нашей эры Китай и Рим стали проявлять интерес к Центральной Азии. Позже тибетцы также стали участниками этой схватки[140]. Первой заботой Китая было не допустить, чтобы регион стал плацдармом для угрожающих ему кочевых племен[141]. Помимо этого путешественники сообщили китайскому двору о торговых возможностях этих земель, что привело к началу торговли шелком около 114 года до нашей эры. Несмотря на то, что Китай несколько раз направлял войска в регион, он не стал истинным властителем в ранней Центральной Азии, и местное самоуправление осталось нетронутым. Однако культурное влияние Китая оказалось значительным, охватывая такие практические вопросы, как литье монет. Деньги китайского типа – с квадратными отверстиями – чеканились в Самарканде и других городах Центральной Азии в VII веке[142].

Политический интерес Рима к Центральной Азии возник в связи с тем, что далекое царство Парфия, как утверждал Страбон, стало соперником самому Риму и может представлять угрозу[143]. Парфянскую династию создали иранские племена, которые поселились в Хорасане и усиливали свой контроль над ключевым транспортным и торговым коридором Восток – Запад. Первая парфянская столица Ниса (в 18 км к западу от современного Ашхабада в Туркменистане) находилась на основном торговом пути. После завоевания оставшихся греческих колоний в Афганистане и Хорасане парфяне начали продвигаться на запад, в конце концов встретившись с легионами Рима. Рим тем временем активно противодействовал усилиям парфян по отстранению иностранных купцов от торговли с Китаем и Индией[144].

Страбону было из-за чего беспокоиться. Парфянское войско победило римского военачальника Красса в 53 году до нашей эры и взяло под свой контроль большую часть Леванта. Марк Антоний произвел наступление, заставив парфян вернуться на свою территорию, но не победил их. Во время этого противостояния парфяне захватили 10 000 римских воинов, большую часть которых составляли германцы из Рейнской области, и послали их в качестве заложников в Мерв. Там, где сейчас Туркменистан, европейские виноделы помогли наладить местное производство вина. Столетие спустя другие захваченные в плен римские воины оказались в селе Кара Мамар к северу от Амударьи в современном Узбекистане, где они позже построили в пещере храм Митре[145].

Парфянский царь принимал послов во взмывающем ввысь двухэтажном зале, оформленном в эллинистическом стиле. Центральная комната дворца в Нисе была расписана красным, черным и белым цветами, были коринфские колонны, лепные украшения в виде листьев аканта и статуи, в которых чувствовалось римское влияние. Сам царь восседал на троне из слоновой кости с богатой резьбой, фрагменты которого находятся в Национальном музее Туркменистана[146]. Борьба между наследниками этого трона постепенно подточила политическую власть парфян. Наряду с продолжающимися конфликтами с Римом и вторжениями кочевников междоусобные распри послужили причиной падения данного центра власти Центральной Азии к началу III века.

Современниками парфян в Центральной Азии были кушаны – группа кочевых племен, оттесненная на запад и на юг другими кочевниками. Кушаны вскоре создали собственную обширную империю с центром в Афганистане. Между 100 годом до нашей эры и 200 годом нашей эры они правили огромной территорией, простирающейся от Хорасана до Пенджаба в Индии и незначительное время включавшей часть Синьцзяна. Они расширили свою торговлю до Европы, поставляя дорогие ткани для римских сенаторов и их жен, тем самым создавая истинный Шелковый путь.

Как и многие завоеватели до и после них, кушаны «стали своими», укоренившись в главных городах и установив свою собственную столицу в Баграме[147] (нынешний Афганистан). Они также приняли многие местные верования и обычаи, в том числе зороастризм и две развивающиеся в регионе религии: эллинистические культы и буддизм. Управляемые ими территории Центральной Азии в конечном счете стали основным путем, по которому буддизм прошел в Китай[148].

Хотя кушаны не имели никакого опыта городской жизни, они с радостью восприняли новые условия существования. При их правлении интенсивно шла застройка, появлялись новые города, которые в области планирования и архитектуры были основаны на эллинистическом наследии[149]. В тесной связи с ростом городов развивалась система орошения, в которой жители Центральной Азии эпохи кушанского правления применили целый ряд улучшений[150]. Местные жители также убедили своих кушанских правителей в важности стабильной и широко доступной денежной единицы[151] и, вероятно, были ответственны за тот факт, что кушаны привязали стоимость своих денег к римскому ауреусу[152]. Обусловленный всем этим экономический бум нашел свое отражение в невероятном количестве золотых ювелирных изделий, скульптур, орнаментов, которые позже были обнаружены в одной из небольших столиц кушанского царства в Северном Афганистане[153].

В то время как в Риме начинался упадок, Кушанское царство было на пике своего развития. Его правители, превратившиеся благодаря собственным подданным из Центральной Азии в активных космополитов, считали своим правом бравировать величественными греческими и индийскими титулами – базилевс («царь» в переводе с греческого) и девапутра («сын бога» в переводе с санскрита) – и направлять своих послов в Рим, Китай и Индию[154].

Последней империей традиционного типа, стремившейся контролировать Центральную Азию, была иранская держава Сасанидов, чья столица находилась в городе Ктесифон, к югу от будущего местоположения Багдада. После столетий, проведенных в борьбе за достижение власти, Сасаниды разгромили парфянское войско в 224–226 годах. В течение следующих десятилетий они установили свою верховную власть в Хорасане и Согдиане, но сумели получить лишь частичный контроль над остальными бывшими кушанскими территориями в Центральной Азии и в долине Инда. Несмотря на воинственное прошлое, Сасаниды благоприятствовали торговле, что привело к устранению большинства торговых барьеров между Центральной Азией и Ближним Востоком. Вплоть до своей гибели от рук арабских захватчиков в 651 году правительство этой новой персидской империи получало налоги с местных царьков по всей Центральной Азии, частично в виде товаров, но больше ничем не досаждало жителям региона. Пока они чеканили деньги во всех крупных городах империи, включая Бактры, Мараканду, Мерв и Бухару, местные правители в большинстве районов Центральной Азии не теряли времени даром и выпускали также и собственные монеты.